Рассказы и эссе

– Да уж, – молодежь нынче подарок. Новое поколение приходит, – начал рассказывать Сергей Петрович присев и достав сигарету. – Я вот преподаю уже более двадцати лет и замечаю, что измельчала молодежь, в смысле умственном и духовном. Всяческие идеалы отсутствуют, нынче стало хуже.

– Конечно. Претерпело изменение всё воспитание. В школьной программе изменения. А потом и в институты неграмотные идут к вам. Ну-ну, и что же с молодыми у вас? – спросил Иван Кузьмич присев на положенный на берег кусок бревна, (он себе место для рыбалки оборудовал – мелькнуло в мыслях Сергея Петровича), и приготовился слушать.

– Если бы меня спросили, что мне не нравится в теперешних студентах, то я отвечу на это не сразу и не без оптимизма. Есть некоторые отдельные студенты, которые совсем не так плохи. Недостатки их я знаю, и мне поэтому не надо прибегать к таким «туманным общим фразам», типа: и такие они и сякие. Нет.

Мне не нравится, что они курят, употребляют спиртные напитки, хотя есть движение – «за здоровый образ жизни», однако основная масса остается в далеке от него. Потому что спортивные и всякие фитнес-клубы все платные, а у бедного студента, как всегда, нет денег.

Как сказал мне однажды пожилой завхоз и сторож наш, который всю жизнь в нашем институте проработал: «нынешние студенты не лучше и не хуже, чем раньше. Это он в отношении житейских бытовых недостатков. А мне видно чуть побольше: и новый у них язык появился, сленг поменялся. Но они плохо знают простые истины науки, которые им в школе должны были дать – и по физике и математике и по другим. А языки иностранные, как и раньше, – в школе учили-учили, а знают от силы 5—10 слов на немецком или английском.

– Помню и свои годы, – сказал Иван Кузьмич, – я тоже учил немецкий и вообще не знал ничего. А по наукам, тоже, – эти формулы по той же химии не каждому давались. А математика вообще: логарифмы были для меня загадкой. Но вот сыновья мои выучились – в люди пошли. Один по строительству, чуть не прорабом Строительный техникум окончил. А другой, помоложе, теперь уже зам-директора фирмы, – тоже по стройке, только институт в вашем же (городе) N.

– Наука, слава богу, еще живёт. Но тоже кризис во всем…, – что-то хотел было сказать Жуков Сергей Петрович, но его перебил Иван Кузьмич, – клюнула рыба и со словами: «стой, стой!», он дернулся к удилищу и схватил его за комель рукой. Не сразу, а постояв пару секунд в согнутом положении и держа удочку одной рукой, Иван Кузьмич дождался быстрых рывков поплавка на натянутой леске, – и только тогда резко поднялся и поднял удилище, сняв его с рогулек, тем самым совершил «подсечку».

В глубине реки, видимо, металась крупная рыба, попавшая на крючок, это видно было по леске, которая то в одну то в другую сторону отклонялась и по согнувшемуся удилищу, вершинка которого изогнута была в дугу и то и дело дергалась от рывков рыбы. Вываживание, сам процесс адреналиновый, для рыбака был главным. И этот процесс продлился довольно долго, – минут пять, если не больше, топтался на берегу Иван Кузьмич…. Но вскоре рыба сдалась и притянута была к мелководью и вытащена на берег. Это оказался довольно большой и красивый с красными нижними перьями плавников – язь!

– Ого! Здоровенный! – Обрадованно воскликнул Сергей Петрович. – На сколько потянет? —

– Да, килограмма три может быть! – тоже радостно и даже тяжело и быстро дыша от волнения, улыбнулся в ответ Иван Кузьмич.

– Да уж! – Сергей Петрович уже захотел тоже порыбачить. – И мне на своё место пойти бы надо. Я ж прикормил там. —

– Конечно. Еще до обеда – сколько времени, еще утро совсем. Поставь скользящее грузило, – есть у тебя? – поддержал его желание и спросил Иван Кузьмич.

– Есть-есть, – заторопился Сергей Петрович. Он снова одел свой рюкзак, снятый было с плеч, взял удочку и торопливо, чуть не побежав, направился к своему месту рыбалки.

Рыбалка продолжалась до самого обеда. Но когда солнце поднялось до своего пика на небосклоне и светило сквозь редкие белые облака, которые иногда закрывали его на минутку – наступила летняя жара и клев рыбы стих совсем.

Достаточно нарыбачившись, Сергей Петрович свернул все свои снасти, вытащил из воды, укрепленный на палке садок с рыбой, упаковал его в целлофановый пакет, собрал свой рюкзак и тронулся идти домой. Он дошел до Ивана Кузьмича, который сидел на своем месте и перед ним был расстелен кусок материи, на котором стоял термос и лежали продукты: огурцы, помидоры, лук зеленый, хлеб и другие. Он обедал.

– Привет. А я вот не взял ничего! – сказал Сергей Петрович, подойдя к Ивану Кузьмичу, – приятного аппетита! Ты, как вроде, не собираешься никуда? —

– Да уж. Дождусь вечернего клева. Какой день вот вырвался на рыбалку, в тишине посидеть… – сказал Иван Кузьмич.

– Хорошо! А мне бы домой надо, есть там работка: и трава выросла на участке заброшенном, кое-где и забор покосился…. Ремонт и в доме требуется, – поделился своим Сергей Петрович.

– Конечно. Дом тот пустой стоял уж несколько лет, после смерти Ивановны, бабушки твоей. Все в деревне её уважали. Она травница была и всем помогала…. Все заметили, как ты приехал: и калитку покосившуюся отремонтировал и забор уличный подновил. Тебе бы покрасить передок дома, чтобы не казался таким брошенным старым, – посоветовал Иван Кузьмич.

Сергей Петрович потихоньку пошел вдоль берега в сторону ручья, впадающего в большую реку от родника на крутом склоне. Он задумался о своей бабушке – не был тут лет 10, до самой её смерти. А её, оказывается, «вся деревня уважала» – по словам Ивана Кузьмича. Он подумал, что не зазря висели в сенях многочисленные пучки травы засохшей. Возможно их много и на чердаке, – не зря в сенях такая лестница на чердак построена: с широкими ступенями и «только место занимает» – тогда подумал он, когда только что приехал. Каждый раз лестницу надо было обходить: нижний конец лесенки в сенях стоял на пути – от дверей с улицы в сени до дверей в дом. «Вот оно в чем дело!» – а он сжег травы, которые и в прихожей висели черными пучками по стенам, рассыпая мусор на пол.

Сергей Петрович начал подниматься вверх в другом месте. – Он прошел дальше от тех ступенек, по которым спустился и увидел уже сам ручей, который журчал по камням широкой полосой, метра в три в своем русле. В этом месте верхний слой почвы лежащей на известняковом каменном склоне был очень тонким, во время весеннего половодья землю смывало. Камни поросли только мохом и мелким кустарником, мох зелеными пятнами скрывал бело-серые камни берега.

Подъем был крут, градусов под 60, и кустики волчьих ягод и тоненькие березки слабо держались корнями между камней. Всего этого Сергей Петрович не учел. А поэтому случился несчастный случай: он влез до половины или больше на крутой склон, когда поскользнулся на мху, вырвавшемуся из под ноги, а деревце, за которое он схватился рукой, легко оторвалось от камней – и он полетел вниз навзничь, головой он ударился об острые углы торчащих камней и потерял сознание. Он слетел вниз, к самой реке, едва не коснулся воды головой. Сколько времени он так пролежал он не помнил. А очнулся уже окончательно у себя дома.

Он вспоминал, отрывочно, как сквозь туман, что его лицо сбрызгивал водой туманный силуэт лица Ивана Кузьмича, потом его трясло – это когда его поднимали на склон и несли в деревню какие-то люди.

Иван Кузьмич услышал шум его падения, хотя находился довольно далеко. Когда он нашел Сергея Петровича у ручья на берегу, он позвонил местным мужикам в деревню. Прибежавшие мужики вытащили Сергея Петровича и перенесли в дом, в деревню. Вызвали скорую помощь, и так он узнал, что весь переломан: обнаружилось, что поврежден и позвоночник и трещина на голове на черепе. Его увезли в больницу не сразу, врачи долго совещались по телефону, прежде чем решились его перевозить с наложенными шинами: привязанными досками, изготовленными тут же мужиками. Сергей Петрович попал в операционную и там потерял сознание уже от наркоза.

Больница

За окном потемнело, скоро ночь.

Жуков Сергей Петрович, недавно прооперированный и только что освобожденный санитаркой от капельницы, которую она унесла со штативом с пустым пузырьком, – приподнялся на кровати и говорит вполголоса:

– Слышь, Пал Ваныч? Мне всё сон такой снится: что плывем мы, много людей, на длинной лодке по широкой нашей реке, берегов не видно, туман вокруг, как будто мы в океане, – а из воды показывается спина большой рыбы, как кит, но типа осетра с шипами и чешуей по всей спине, и под нашу лодку. Днище проламывается, лодка ломается пополам, все люди в воде барахтаются…. И я просыпаюсь весь мокрый от пота: и рубашка мокрая и лицо и голова. —

Человек, к которому он обращается и которого называет «Пал Ваныч», по его же словам-представлению, молчит, как будто не слышит. Он лежит на противоположной кровати у окна с другой стороны узкой длинной палаты-реанимации на четыре койки, две другие койки у дверей пустые. В палате они вдвоем.

Пал Ваныч тоже перенес операцию на черепе, ему вставили пластину, и теперь его голова полностью забинтована: ушей нет, щек не видно, и лицо выглядывает узкой полоской среди бинтов, как медсестры в перевязочной постарались. У него и позвоночник сломан был в нескольких местах, так что и грудь его была забинтована полностью, дышать ему немного трудно.

Опять в палате наступает тишина…. И до этого Сергей Петрович говорил почти один, Пал Ваныч односложно отвечал на вопросы, хотя вчера было наоборот.

За окнами районной больницы в два этажа, растут деревья. Они не только затеняют свет с улицы в палату, но стучат ветками по окнам и внешнему железному подоконнику и это раздражает Жукова.

– Ветер, как с цепи сорвался… – говорит Сергей Петрович, прислушиваясь к шуму веток.

На этот раз Пал Ваныч сдержанно, с трудом откашлялся раза три и отвечал даже чуть раздраженно:

– То у тебя лодка на рыбу наехала, то «ветер с цепи сорвался»…. Ветер собака, что ли, на цепи в будке сидеть, чтоб с цепи срываться? —

– Так это ж народная поговорка, так народ крещёный говорит, – оправдался Сергей Петрович.

– И народ, особенно крещёный, невежды и фантазёры как ты… Мало ли чего они не говорят? Надо уже свою голову иметь на плечах, и рассуждать пора уже. А все фантазии давно пора выкинуть из головы: еще бы в кикимор да водяных и леших верили! – раздражался сосед.

Пал Ваныч сильно болел, ему трудно было переносить боли, от одной капельницы и укола обезболивающего до другой. И когда действие укола совсем ослабевает, он обыкновенно сердится и приходит в раздражение от малейшего пустяка. Пока новая порция лекарства не начнет свое действие, минут через 10 или 15, его трогать не следовало.

А сердиться, по мнению Сергея Петровича не на что. «Что странного, например, – думал он, – в этой огромной рыбе, про которую он рассказал или в том же ветре, что «срывается с цепи». Рыба огромная – это вообще сон был, а потому река и снилась, что болезнь пОтом выходила. А про ветры – это же красивый образ старины: так думали еще первобытные люди, – что там, где кончается земля, на краю земли стоят большие каменные собачьи будки и ветры там прикованы большими цепями…. Если они сорвутся с цепей, то и мечутся ветры по всему миру, как угорелые и рвут и рычат, как собаки!

Решив не затрагивать разговором соседа, Сергей Петрович сам попал под воздействие успокаивающих лекарств, которые получил через капельницу, и незаметно раздумья его перешли в сон: он видел бабушкину деревню, вдалеке широкую ленту реки….

Сон это маленькая смерть

Сон для науки, до сих пор, – одно из загадочных состояний человека. Во сне, как считается, – сознание отключается, но человек продолжает мыслить, хотя его мышление меняется и подчиняется другим законам. Личность («Я» человека, по Фрейду) – начинает взаимодействовать с подсознанием («Оно» – по тому же Фрейду), тогда как сознание («Сверх Я) ослабевает во время сна.

Подсознание приходит со всеми подавленными желаниями и влечениями, в зашифрованной символической форме проявляющей себя в сновидениях. Человеку снятся смешанные, почти фантастические сны и иногда кажется, что сны реальнее реальности, так отчетливо бывает их ощущение. Сон как другая реальность, в этом случае, ибо для реальности человек почти отключен и тело его не двигается. А во снах он может переноситься куда угодно – в родную деревню бабушки из своего прошлого, как переносился во сне и Сергей Петрович.

А что же такое смерть? Ответ на этот вопрос ищут не только биологи и богословы, но и философы и физики, художники и поэты, и каждый человек в отдельности для себя. Понять смерть невозможно, человек может только сформировать общие представления о ней.

Так как наш Сергей Петрович, преподавал классическую физику, то он знал, что с точки зрения физики – смерть обусловлена стремлением материи прийти в равновесие с окружающей средой. Материя желает приблизиться к хаотическому свободному состоянию, рассредоточиться в пространстве. То есть смерть – это хаос и разрушение.

Вообще, любой организм, с точки зрения физики, – это сложная упорядоченная структура, вопреки физическим законам стремящаяся поддерживать свою упорядоченность с помощью энергетической подпитки извне, при помощи обмена веществ, происходящее в клетках. Но срок жизни клеток не бесконечен, существует предел их деления и изношенности. При каждом следующем делении в новых клетках накапливаются отклонения, приводящие к подавлению жизненных функций. Таким образом, клетки во всем организме стареют и умирают. Когда умирают клетки, обмен веществ прекращается – живой организм лишается подпитки энергией и материя приходит в равновесие с окружающей средой. Этот процесс – сравнивается с кипением чайника, пока горит огонь. Когда гаснет огонь, кипяток остывает до температуры окружающей среды – приходит в равновесие с ней.

И с точки зрения биологии – смерть это полное прекращение жизненных процессов организма. Когда вследствие болезни, травмы или старости жизненно важные органы (сердце, легкие, печень, почки и мозг) перестают функционировать, наступает смерть. Часто смерть связывают с остановкой сердца – прекращается кровообращение, – клетки лишаются кислорода и погибают. Первыми начинают погибать клетки мозга; клетки корней волос и ногтей продолжают жить еще многие часы после смерти.

С развитием медицины остановка сердца и прекращение дыхания перестают считаться окончательной смертью. Необратимая (соматическая) смерть наступает в результате гибели всех клеток мозга. А в клинической смерти человек может продержаться от трех до десяти минут.

____________________________

Сначала в туманной дымке обозначался круг света, который падал из окна; потом Сергей Петрович мало-помалу начинал различать предметы и своего соседа по койке, Пал Ваныча. Он возвращался из своих снов, будто из другого реального мира, погружаясь из мира «сновидения» в больничный мир. Было утро. Изначально приносили штативы с капельницами, потом бывал завтрак – его тоже приносили, слава богу, что кормили не с рук. Кровати у обоих пациентов регулировались, и половина, с головы, поднималась, так что пациенты могли брать с тумбочек тарелки и ложки. Пал Ваныч просил не опускать кровать и дремал после капельниц сидя, так ему было легче дышать, в лежачем положении он задыхался и кашлял.