Воспитание жениха

Один из уголков (родную деревню, например) можно на всю жизнь полюбить, или, наоборот, возненавидеть на всю жизнь. И так уж повелось – кто любит это место, зовёт его ласкательными суффиксами и окончаниями смягчая-изменяя слова. А другие, не любящие, – сухо и официально именовали, даже с грубостью в голосе, а эта грубость искажала сам смысл, придавая зловещесть месту.

Урбанизация

Ежегодно жить становится тяжелее в городе, где ждет напряженный ритм и высокая плотность населения. Развитая инфраструктура, торговые комплексы означают немало, но чрезмерная интенсивность в жизни города имеет определенные негативные следствия.

Во времена перестройки появились попытки застройки жильем обширных площадей, находящиеся в городской черте, возле нее. За минимальный срок на пустырях построили многоэтажные районы. Но после вселения в новые апартаменты жильцы столкнулись с приличными трудностями. Реально, новоселы вынуждены проходить целый комплекс преград перед ними. Подача воды сопровождается перебоями, лифты не подключены, минимум торговых точек и транспортная проблема.

Движение автобусов рейсовых – нерегулярное. На маршруте малое их количество, что утренние часы превращает в битву среди жителей новостроев. Часто жители оказываются цивилизационно отрезанными. Даже просторное жилье в экологически чистом рейсе автобусов не могут компенсировать появившиеся нужды. В первые годы отдаленные микрорайоны являлись неполноценными, заброшенными.

Сейчас ситуация совершенно иная. Транспортная развязка, торговые предприятия, хорошая экология обеспечивают подобные районы престижем. Сейчас недвижимость здесь имеет очень высокий спрос и является самой приоритетной.

Корпорации строительные сейчас проектируют целые жилые комплексы в полосе пригорода, благодаря чему города постоянно расширяют собственные границы. У владельцев собственного автотранспорта довольно долго нет проблемы с передвижением. Теперь постоянно практикуется возведение жилых многоэтажных строений в пригородной полосе и широко ведется строительство коттеджей для индивидуальных заказчиков.

    Конец.

Неприязнь

Часть 1

…Но при всём нашем знании и протекающей ежедневно информации, льющейся из всех современных гаджетов, – окружающую нас действительность мы видим в своём воображении поверхностно, стереотипно:

Капитализм – это такой толстый пузатый «тип-человек», который своими пальцами-сосисками копошится в куче золотых монет, сложенных в его кладовке в подвале на полу пирамидой.

Рабочий класс – это такой красивый спортивный могучий парень, с накаченными мышцами, в блузе с закатанными рукавами, с молотом в руках.

Деревня же – составляет три типа. Это прежде всего худощавый босой в рваных штанах – «бедняк». А есть в сёлах и деревнях средний класс – «мужик-пахарь», – это чуть получше упитанный и обутый в лапти «работяга-тракторист». И есть в сёлах – «кулаки-мироеды-фермеры», которые в жилетках поверх рубахи, в картузах и лаковых сапогах нанимают «бедняков» и «мужиков», а прибыль тратят на себя, строя двухэтажные имения-особняки, обнесённые трёхметровыми заборами.

Это всё вызывает неприязнь к капиталистам и кулакам-фермерам. «Старорежимный, держиморда»!

Власть предержащие совершают много ошибок-преступлений против людей (человечества), против народа. Нужно сказать без церемоний всю правду.

Ошибок много, но, собственно, главная из них – это общий дух, который царит во всех их проявлениях, во всей их «деятельности». То есть, главное – отсутствие любви, отвращение к людям, какое чувствуется во всём. На этом отвращении от властей построена вся система жизни общества.

Отвращение к человеческому голосу (к гласу народа), к лицам, к затылкам, шагам… одним словом ко всему, что составляет человека. Поэтому у всех дверей стоят сытые, грубые полицаи, чтобы не пускать к начальству неприлично одетых людей. Гордость и преобладание царит во всём.

Власти смотрят на всех людей по-наполеоновски, как на мясо для пушек. Но у Наполеона была хоть какая-нибудь идея, а у нас, кроме отвращения, ничего!

Все что есть, десятки миллионов рабочих, здоровых и сильных и красивых людей – служат богатеющим государственным управителям. Разница между их жизнями огромна, в тех же прибылях, например, и зарплатах: у всякого у власти стоящего – миллионы, а у простого народа зарплаты – копейки, и прибылей – ноль!

Поэтому, молодые люди, вступающие в большую взрослую жизнь, все стремятся хоть и к маленькой, но власти над другими, а ради этого готовы на любую уже подлость….

Иной молодой человек не прослужит и трех лет, как становится лицемером, подлипалой, ябедником…, всё ради повышения по чину. И в угоду богатому начальству, такие мало-мальски управленцы пытаются содрать «с одного вола три шкуры» – для себя и для других, (себя же нельзя обойти). Так построена система – на самоедстве. Простой народ не считается людьми-личностями. Да и тех же «князей», «графов», едва они оступятся, такие же карьеристы готовы заклевать, как хищники птицы заклёвывают и выгоняют больных из своей стаи.

И что больше всего возмущает, – что имея миллионные состояния прибылей властями – ничего не делается для людей, которым они, якобы, служат; только словами говорится о добре, а добро всё делается «на показуху», для обмана народа. Обманывают сами себя и обманывают вышестоящих нижние чины власть предержащих.

Благотворительность, которую богатые, якобы, творят, – они считают чем-то серьёзным и полезным, а не «кукольной комедией». На самом-то деле, всякая благотворительность – это игра в «любовь к ближнему», самая откровенная игра. Потому что «акции благотворительности» проводятся одноразово и в отдельных единичных местах. А в остальной повседневности по-прежнему продолжает твориться серая действительность. Вот, к примеру, «дома престарелых» посещают благотворители, богатые «графы и графини» – подарили они чистые новые одеяла и простыни из «голландского полотна». После отъезда благотворителей и одеяла, и простыни исчезают: низшие «приютские чины» растаскивают «подарки» благотворителей. Это только в одном учреждении, куда соизволят ехать благотворители, а в сотнях других «Домах престарелых» всё остаётся по-прежнему: и штукатурка с потолков сыпется и кормят старух и стариков «овсянкой» – овсом как лошадей, животных, фрукты бывают разве что по праздникам. Пока не сгорит «Дом престарелых» вместе со стариками – проблемы таких учреждений никто и не видит….

_______________________

В остальной жизни по регионам во всём такая действительность – показательные акции во всём! Центральные дороги чистят к приезду высоких чинов, даже фасады домов красят к приезду начальства из Столицы. А во дворах спальных районов всё остается по-старому – дорог нет, они все в ямах и рытвинах, дома без ремонта стоят по 50 лет и так далее.

Часть 2. Про доктора

Однажды я был на берегу озера Байкал, останавливался на пути в посёлок, куда направлялся по работе. И встретилась мне девушка-бурятка, из местных жителей, коренных, в рубахе и в штанах из кожи, одетая в привычную свою одежду. Я спросил у неё дорогу к селению, и пока мы говорили, она с презрением смотрела на моё чужое лицо, совсем не круглое, как у всех бурятов, на мою одежду «тряпичную», европейскую на мою шапку-фуражку, – и в одну минуту ей надоело говорить со мной, всё презрение выразилось на её сморщившемся выражении лица. Она быстро развернулась и ушла прочь. В разных народах своё разное представление о красоте и лица и одежды, и поведения. Внешним образом, человек старается не выражать своего нерасположения к «чужим», но можно почувствовать неприязнь, почувствовать то раздражение, которое переполняет людей.

_____________________

(Как было или как должно было быть, но что-то у нас не так все-таки.)

Случилось несчастье в маленьком городке, где жители, почти все знали друг друга, а многие дома в окраинных районах составляли так называемый «частный сектор».

В одной из школ жила мама с сыном в подвальном помещении, – из «понаехавших» или гастарбайтер, с азиатским круглым и плоским как луна лицом – то ли узбечка, то ли казашка, плохо говорящая на русском языке.

Однажды вечером, мальчик сторожихи-дворнички «спрыгнул с постели и наступил на острый топор и повредил ногу» – так она говорила. На самом деле, мальчишка 8 лет игрался в сторожке или колол дрова, или что-то ещё, только ударил он себя по ноге и случилась глубокая рана и он потерял много крови. Когда это случилось никого дома не было, и школа уже не работала. Мальчишка ревел и ждал мать. А когда она пришла, он был уже без сознания, лежал в луже крови. Мама сразу же побежала к ближайшему дому, где жил врач. Его дом в двадцати шагах от школы и все в районе знали о нем, поэтому мать мальчика прежде всего бросилась к нему.

Но каков тип, Николай Петрович! Вот что было, – стучалась она стучалась, чуть окно не выбила. Наконец он подошел и через закрытую дверь порекомендовал отнести мальчика в больницу. Мать через весь город на руках понесла мальчика в больницу, а ведь у врача стояла в гараже машина. Из больницы позвонили учителям, телефон дала дворничка. Учительница, завуч школы, тоже помогла. Мальчику требовалась кровь особой группы, и тогда нашлась медсестра, которая отдала свою кровь, и учительница прибежала, у которой была нужная группа крови. Люди приняли участие в судьбе мальчика.

В больнице оказался корреспондент местной газеты и написал статью, которая вышла на другой же день. Статья была написана хорошо – немногословно и в то же время взволнованно и напряженно, в репортаже была живая тревога за мальчика. «И только один человек, – можно было прочитать в статье в самом конце, – в эту ночь показал себя не так, как от него ждали». Так начиналась часть репортажа про Николая Петровича. Врач мог оказать первую помощь – наложить жгут и так далее.

История развивалась более и более.

С корреспондентом газеты я был знаком и предложил ему вместе пойти к этому Николаю Петровичу и поговорить с ним. Мне и самому это было интересно: почему он так поступил – не помог мальчику, больному?

– Я не смогу спокойно разговаривать с этой сволочью, – угрюмо сказал мне Володя (корреспондент).

– Хорошо, разговаривать буду я. Но надо же выслушать его объяснения, мало ли что? а вдруг он сам заболел или что-нибудь ещё?..

И вот мы с Володей поднимаемся на резное крыльцо нового добротного дома, сложенного из яркого фасадного кирпича. В трёх окнах, выходящих на улицу, пылают шапки герани.

– В этом дворце он живет вдвоем с женой, – сказал мне Володя, уже сразу проявляя свою неприязнь.

Дверь оказалась открытой, и мы вошли в застеклённую галерею над двором, под которой стояла машина сбоку от дорожки к дверям дома.

– А-а, печать собственной персоной! – весело воскликнул Николай Петрович, увидев Володю, он возился во дворе со своей машиной. – Что-нибудь случилось? —

– Не со мной, – пробормотал Володя, отвернувшись в сторону.

Я представился доктору и сказал, что нам очень нужно поговорить с ним. Он настороженно посмотрел на меня, на Володю и начал снимать кожанный фартук.

– Прошу вас в дом. —

Он провел нас в кабинет, в котором стоял огромный стол, три кожаных кресла, заслонённая ширмой кушетка и вертящаяся этажерка с книгами. Над столом висел портрет знаменитого русского хирурга Пирогова. В этом кабинете доктор принимал больных. Он вел частные приемы на дому, в основном богатых клиентов и запись к врачу была по длинной очереди.

– Нас интересует, доктор, почему вы не помогли матери ребёнка ночью? – спросил я.

Доктор долго обдумывал свой ответ, и за это время выражение его лица изменялось несколько раз. Сначала на нем появилось выражение снисходительной иронии, потом промелькнула тень тревоги, потом – раздражение, и, наконец, на нём застыло выражение спокойной задумчивости. Но я видел, что он нервничает. Выдавала лежавшая на столе рука, она всё время шевелилась и вздрагивала.

– Ну что ж, извольте, я отвечу, – сказал он после паузы. – Бывают медицинские случаи, когда помощь может оказать только больница со всем её оборудованием и персоналом. —