Собрание сочинений. Том третий. Рассказы и эссе

Философия писателей, однако, не стоит на месте, она в постоянном развитии по мере роста таланта писателя. Из произведения в произведение писатель представляет на суд читателя свое прозрение, напитываясь разной философией разных людей. Именно прозрение – т. е. он, писатель, видит и понимает людей разных классов общества.

Свою собственную философию писателя узнать не всегда удается. Ибо она бывает так глубоко запрятана в его творчестве, что не всегда и поймешь, что этой именно философии и придерживается сам писатель. Да и не нужно бывает точность – его ли это воззрение, в определении. Писатель показывает нам жизнь, то, что есть, и ту философию, какая есть у людей: как говорят – правду жизни показывает нам писатель. А уж нам, читателям, предоставлена возможность освоить и усвоить ту или иную философию жизни.

Для пущего примера, очень показательно, как точно и правдиво изложена философия писателем: можно увидеть у великого философа Чехова.

Чехов – последний из великих писателей русской литературы 19-го века. Он создал действительно новые формы письма. В его коротких и емких рассказах, буквально на двух-трех страничках, очень ясно изображена философия почти всех слоев общества.

Во-первых. Это и затаенная тема свободы: «… Свобода, свобода! Даже слабая надежда на ее возможность дает душе крылья, не правда ли?» – в 1888 году Чехов написал «Степь» – повесть о родине, увиденной глазами детства. Еще не перевелись громадные, широко шагающие люди, – иначе кому же нужен такой простор? – так мыслил герой – Егорушка.

Стремление к свободе досталось русскому человеку: «вместе с плотью и кровью от далеких вольных предков» – говорит Чехов в рассказе «Мечты» (1886г).

Во вторых. И философию русского православия Чехов изобразил так ясно, что рассказ его о студенте-семинаристе – читается прямо как проповедь о христианской Вере. Рассказ так и называется «Студент». Проповедь студента об Апостоле Петре возымела сильное воздействие на слушавших ее простых русских людей – так, что довела их до слезы. И неизбежен вывод, который явно богословского характера, который сделал в лице студента Чехов:

«Одинокий огонь (костра) спокойно мигал в темноте, и возле него уже не было видно людей. Студент опять подумал, что если Василиса заплакала, а ее дочь смутилась, то, очевидно, – то о чем он только что рассказывал, что происходило девятнадцать веков назад, имеет отношение к настоящему – к обеим женщинам, и, вероятно, к этой пустынной деревне, к нему самому, ко всем людям. Если старуха заплакала, то не потому, что он умеет трогательно рассказывать, а потому, что (апостол) Петр ей близок, и потому, что она всем своим существом заинтересована в том, что происходило в душе Петра». И вдруг радость заволновалась в его (студента) душе…

«Прошлое, – думал он, – связано с настоящим непрерывною цепью событий, вытекавших одно из другого». И ему казалось, что он только что видел оба конца этой цепи: дотронулся до одного конца, как дрогнул другой».

И заканчивает Чехов с оптимизмом: «… и жизнь казалась ему восхитительной, чудесной и полной высокого смысла».

Разделял ли сам писатель-Чехов христианскую философию? Неизвестно. А в ответ на вопрос. – Несомненно, он знал историю христианскую, так как родился, крестился и воспитан в Православной Руси. Но как врач, учившийся в университете на медицинском факультете – он знал и про теорию Дарвина и о человеческом теле и его болезнях, которые происходят от микробов, а не по Божиему напущению.

Сомневаться в искренней вере христианской самого Чехова может заставить рассказ, написанный уже в конце жизни писателя.

Это «Дом с мезонином», где писатель явно высказывает свои личные мысли. Он изображает, якобы, художника, который бы должен рассказывать больше о красках и холстах. Но художник – очень часто и много говорит о медицине, и такие подробности знает о врачебном, что сразу видна автобиографичность всех мыслей героя рассказа.

Это будет в-третьих. Ибо тут представлена философия нового утопического характера – философия коммунизма, еще не оформившаяся в сознании героя и возможно самого автора.

Социалистическое движение было уже сильно распространено в Европе и проникло тогда уже в Россию, и Чехов явно сочувствовал этой новой философии социализма. Вот он и вывел свое собственное похожее воззрение, завуалировав его в своем рассказе – «Дом с мезонином».

Есть и другие философии в рассказах писателя. Но как всякий философ, по свойству этой науки, он, Чехов, не дает прямых ответов на вопросы.

В рассказе «Дом с мезонином» он дает противопоставление двух воззрений. Одна деятельная женщина Лида строит больницы для народа, школы для бедных крестьянских детей, помогает приходящим к ней больным людям, раздавая лекарства.

А другой, праздный художник, со своими утопическими социалистическими мыслями. И все его «благородные», вроде бы, мысли – Чехов приводит к полному абсурду. Остается не ясным, какой философии он сам придерживается, хотя и возвышает человека, говоря устами героя: «Человек должен сознавать себя выше львов, тигров, звезд, выше всего в природе, даже выше того, что непонятно и кажется чудесным, иначе он не человек, а мышь, которая всего боится».

Тот же герой-художник, в порыве спора, ясно излагает философию-утопию, которая сродни «снам Веры Павловой» из романа «Что делать», вот она:

«Нужно освободить людей от тяжелого физического труда…. Возьмите на себя долю их труда. Если все мы, городские и деревенские жители, все без исключения, согласились поделить между собою труд, который затрачивается вообще человечеством на удовлетворение физических потребностей, —

то на каждого из нас, быть может, пришлось бы не более двух-трех часов в день. Представьте, что все мы, богатые и бедные, работаем только три часа в день, а остальное время у нас свободно».

И тут же в споре, этот горе-философ приходит к отрицанию и абсурду:

«Не признаю я науки (медицины), которая лечит… Науки и искусства… стремятся к вечному и общему – они ищут правды и смысла жизни, (ищут бога, душу) … А когда их пристегивают к нуждам и злобам дня, к аптечкам и библиотечкам, то они только осложняют, загромождают жизнь. У нас много медиков, фармацевтов, юристов, стало много грамотных, но совсем нет биологов, математиков, философов и поэтов…. У ученых, писателей и художников кипит работа, (совсем противоположного характера) по их милости удобства жизни растут с каждым днем, потребности тела множатся…». И завершает он явным отрицанием: «… так… на поверку выходит, что работает он для забавы хищного… животного, поддерживая этот порядок вещей. И я не буду работать…».

И в этом споре он (герой) явно проигрывает, потому что деятельная Лида ему отвечает так:

«Перестанем же спорить, мы никогда не споемся, так как самую несовершенную из всех библиотечек и аптечек, о которых вы только что отзывались так презрительно, я ставлю выше всех пейзажей в свете (картин)».

На этом философия красиво изложенная кончилась. Я привел краткую версию, но из этого ясно, что Чехов видел и понимал всю абсурдность социалистической философии. Он видел глубже. Также как глубоко понимал и религиозную философию. Во множестве рассказов о религии Чехов писал так, – как будто знал о нашей православной вере изнутри.

Например, есть рассказ «Архиерей», где изображена жизнь перед смертью епископа, – показана внутренняя практическая жизнь православия. Чехов знал правду.

Еще двадцать лет назад Чехов, казалось бы, должен уйти в прошлое, заслоненный модными литературными течениями, новыми громкими именами. Но оказывается, что его, Чеховская, литература – самая актуальная для нашего времени. В одной только повести «палата №6» столько отражено философии, – что Чехов прямо пророк, вся наша действительность отражена в его произведениях.

    Конец.

Раз-мышления. (два-мышление, три-мышление…)

Молчание

Молчание тех, кто наделен литературным талантом, столь же противоестественно и чревато опасными последствиями, что и забастовка пожарников. Вот откажутся пожарники тушить пожары: пусть себе сгорают дома и пусть себе гибнут люди?! Это неправильно, скажет каждый! И будет прав. За этой, вроде бы шутливой репликой, вполне серьезное отношение к искусству писательства. «Если уж человек стал писателем, размышлял один из писателей (Курт Воннегут), – значит, он взял на себя священную обязанность: что есть силы творить красоту, нести свет и утешение людям».

Итак. Все писатели обладают еще и интуицией: а она предполагает предвидение. Трудно удержаться человеку, не поделиться тем, что он знает: особенно когда он знает что будет, что ждет нас всех впереди, годы вперед. И писатели – все, почти все, говорят о будущем. Кто-то предупреждают, кто-то иронизирует, кто то оптимистично пророчествует.

Многие начали писать коротко, кратко. Не только Чехов, который предвидел будущий «коллапс» информации. И который первый принципиально писал рассказы, рассказики, именно короткие, отказываясь написать хоть один роман.

Почему писатели пишут даже романы короткие и короткими фразами, разбивая повествование на короткие главки. Все просто, – таким образом, надеются они сделать свои книги доступными для все больше занятых нынче людей. И это все почти пророчески виделось в те далекие времена Чехова.

«С каждым часом Солнечная система приближается на сорок три тысячи миль к шаровидному скоплению (газовому облаку, как установлено) М13, в созвездии Геркулеса (наблюдаемому) – и все же находятся недоумки, которые упорно отрицают прогресс» – Рэнсом К. Ферн.

Мир вне нас, с развитием науки, давно потерял свою выдуманную заманчивость. Мир окружающий достаточно познан, так чтобы только уточнять и координировать его известность. Мир внутри нас – вот что предстоит еще познать.

Только душа человеческая остается все еще – тэрра инкогнита. История приводит нас к тому, что и к душе человеческой вынуждена будет обратиться наука.

Пророчески предвидели многие писатели и войны и другие события мирового масштаба: что нас ждет в период сегодняшний уже известно: потому что изначально – были войны. Первая мировая, изменившая карту мира, Вторая мировая, внесшая коррективы человечеству. А теперь нас ждет и Третий Великий Кризис! Потому как войной в полном смысле старых понятий назвать нельзя.

И эта «Третья мировая» уже началась. Мы ее видим наглядно. Все мы творим историю и проживаем эту историю, Хотя массы людей могут ее не замечать (и историю и войну, которая кризис).

Пространный ответ можно найти путем прочтения произведений писателей. Не то, чтобы они специально зашифровывали ответы, но, то, что не все находят и прямые доводы писателей в их романах, повестях и рассказах. Ибо у всякого писателя почти одно и то же: «Всякий знает, как отыскать смысл жизни – он внутри самого себя, внутри человека»!

Вот сейчас еще, то самое время, когда человечество не сподобилось такого счастья – отыскать свой смысл жизни. И геном еще не расшифрован, не понят и наука на грани новых открытий…. Люди не умеют разобраться в головоломках, спрятанных в глубине человеческих душ. Потому, дешевые подделки-религии плодятся и процветают.

Человечество, не ведая, что истина таится внутри каждого живого человека, ищет ответа вовне – «вечно» стремиться вдаль. В этом вечном стремлении вдаль человечество надеется узнать, – Кто же, в конце концов, сотворил всё сущее, и попутно – зачем Он это сотворил.

И во всю историю, человечество забрасывало своих посланцев как можно дальше, на край света. Открыли новые материки, открыли, что Земля круглая, открыли планеты, начиная с Луны (…). И вот три трофея, которые дал нам Космос, эта «бесконечность вовне»: ненужный героизм, комедия, бессмысленная смерть «пионеров». Обратной дороги с Марса, как намечено, не предвидится.

Крестоносцы Любви

Впору появиться новой религии, или ответвления от старых популярных верований. Проповеди, сродни, уже существуют, уже звучат. И эта новая проповедь предвидена и описана.

«Преподобный Уильямс Смитсон говорит перед своими Крестоносцами Любви, – адепты внимают и поддерживают!

– И сошел Господь посмотреть город и башню, которые строили сыны человеческие. И сказал Господь: вот один народ, и один у всех язык; и вот что начали они делать, и не отстанут они от того, что задумали сделать; сойдем же и смешаем там язык их, так чтобы ни один не понимал речи другого. И рассеял их Господь оттуда по всей земле; и они перестали строить город. Посему дано ему имя: Вавилон, ибо там смешал Господь язык всей земли и оттуда рассеял их Господь по всей земле.

Вот начало проповеди, которое внушает доверие слушателей, которые поддаются и замирают с надеждой…. Это равносильно вульгарному толкованию: проповедник уподобляется повару: он нанизал их, куски мяса, на вертел = нанизал всех слушателей своих на пронзительный, горячий и полный любви взгляд. И принялся поджаривать их целиком над раскаленными угольями их собственных прегрешений.

– Не настало ли время, реченное в Библии? – вещает проповедник. – разве мы не воздвигли башню из стали, гордыни и всякой мерзости превыше древней Вавилонской башни? И разве мы не стремились, как те древние строители, добраться до самого Неба? Разве мы не слышали собственными ушами, как язык ученых называют интернациональным языком? (Один у них язык. Библ.) Все они дают вещам одинаковые греческие и латинские клички, и все они переговариваются на языке математики – цифровой язык информации заполнил мир!