Нулевое лето

– Сейчас очки сломаю, – ответила та без улыбки и пошла обратно на поле.

Вторая половина игры выдалась более спокойной. Вопреки опасениям Эрни, никто не пытался специально грубо играть против Лизки, а вот сама она решительно и без раздумий шла в подкаты как заведенная. Матч превратился в перетягивание каната, где ни одна из команд не могла дойти до ворот соперника. Мне стало откровенно скучно на лавке и снова захотелось спать. Благо, в этот момент к скамейке подбежал Дима и спросил:

– Заменишь? Че-то у меня с голеностопом…

Я резко взбодрился и пулей выскочил на поле. Во мне словно включили какую-то дополнительную силу, и энергия била через край. Наверное, во многом из-за физической усталости ребят (все-таки они играли уже полчаса к тому моменту, как вышел я) никто из команды 60-го не мог уйти от меня на скорости. Идя в отбор, я словно видел все вокруг в замедленной съемке и мог легко выбить мяч из ног противника. Ни разу до конца игры никто не обвел меня и не прошел к воротам. Их запасной громко объявил, что до конца матча осталась минута, и мы решили всей командой пойти в атаку. Лизка оставалась на одной линии со мной, Макс и Эрни были впереди, но соперник их перекрыл чуть ли не в два ряда. Я решил взять игру на себя, хотя прежде никогда не пробовал кого-нибудь обводить. Передо мной один за другим располагались три игрока соперника, еще один, видимо в надежде на быстрый заброс, дежурил в нападении ближе к нашим воротам. Первого я обошел на скорости, даже без финтов. Эрни что-то кричал, Макс показывал, что открыт, но я видел и слышал все это как будто с приглушенным звуком. В глазах снова включился режим «замедленной съемки», и я, выбрав момент, пробросил мяч между ног противника. На пути к воротам оставался защитник, который тут же пошел в низкий подкат. Решение пришло само собой: мне нужно был лишь легонько перекинуть мяч и перепрыгнуть через пацана самому. Выполнив череду трюков и снискав овацию своей команды, я устремился к воротам и прицелился в ближнюю девятку. Оставалось каких-то пять-шесть метров до вратаря, я занес ногу для удара и тут…

Мне в голову попал мяч и резким всплеском адреналина смыл дремотные грезы. Послышался общий смех «шестидесятки» и даже некоторых из наших. Ко мне подбежала Лизка и, уточнив, все ли нормально, попросила заменить себя. Я вышел на поле, но сконцентрироваться на игре не получалось совсем. Все, о чем я мог думать, – не реальный матч здесь и сейчас, а сон, который видел пару минут назад. Я снова не заметил как заснул, и снова быстрое сновидение было настолько реальным, что даже теперь вспоминалось не как сон, а как события, происходившие недавно наяву. В действительности играл я совсем не так, как во сне: несмотря на вроде бы свежее состояние, с трудом успевал за соперниками и едва ли сделал несколько точных пасов своим. А под конец так и вовсе привез пенальти в наши ворота. Я в очередной раз не успел за нападающим и, будучи в этот момент последним нашим полевым игроком перед воротами, решил во что бы то ни стало помешать противнику забить. Единственная возможность воспрепятствовать такому исходу – а я почему-то был уверен, что Паша в этот раз точно не выручит – заключалась в низком подкате. Но учитывая, что в скорости я уже проиграл и бежал позади их форварда, был высок риск не попасть в мяч и просто скосить соперника. Я рванул что было силы, постелился в подкате, направляя ногу точно в мяч… и со всего маху сбил нападающего, влепив ему по лодыжке.

– Э, ты че творишь, баклан? – крикнул вратарь «шестидесятки» и побежал к месту происшествия.

Там уже столпились обе команды, а Макс активнее всех расталкивал наших противников, пытавшихся подойти ко мне. Он вообще всегда был самым дерзким из нас и тут в очередной раз показывал характер:

– Расступились, пацана не трогать! Игровой момент!

– Какой игровой момент, чепушила? – обратился к нему вратарь «шестидесятки».

– Такой, самый обычный! А ты меня еще так назови – по роже получишь! Я не посмотрю, что ты из орков. Мне вообще пох на всю эту вашу урко-тему!

На несколько секунд повисло молчание. Макс, конечно, специально сказал «из орков» вместо «огров» (что бы это ни значило), и все вокруг это поняли. Вратарь-огр наконец сказал:

– Очень смелый, да? Название группировки коверкаешь, урками-орками называешь… Давай приходи на сборы в следующий раз и скажи это в лицо старшим. Посмотрим, какой ты крутой. Дель Пьеро, бля.

– Мне че, делать не хер? – парировал Макс. – Еще по вашим сборищам уголовным шляться.

– Пацаны, – примирительно вмешался в ситуацию Эрни, – давайте к игре. Удар по ногам получился, согласен, бейте пеналь, если хотите.

– А ты че, судья? – с вызовом выкрикнул кто-то из «шестидесятки».

Я решил поддержать Эрни в попытках всех примирить, тем более что он был прав (я действительно сыграл в ногу):

– Мой фол. Не успел за мячом. Ваш пенальти.

– А ты вообще кто такой? – спросил меня вратарь-огр без особого интереса. – Сами решим, че нам делать, без всяких залетных…

– Это наш пацан, – перебил его Макс, положив руку мне на плечо. – Короче, бьете пеналь или нет?

Еще пару секунд все молчали, а потом их вратарь взял мяч и пошел к точке, попутно бросив Максу:

– Ты сбавь обороты, дерзила. Нарвешься. Я тебя запомнил, не дай бог с пацанами встретим где-нибудь тут.

Макс уже открыл рот, чтобы что-то ответить, но Эрни поддел его локтем и вполголоса сказал:

– Хорош, нам еще проблем с ограми не хватало.

Пенальти Паша не вытащил, а больше забить до конца игры ни мы, ни они не смогли. Так и разошлись с первым за все время поражением команды нашего дома. Я чувствовал, что виноват: и в проигрыше, и в том, что у ребят теперь намечались какие-то проблемы (пусть и призрачные, и все это могло оказаться просто пустыми угрозами). Когда я по пути назад во двор неловко извинился за неудачный подкат, все стали наперебой говорить, чтоб я не брал все это в голову.

– Забей, – махнула рукой Лизка, – эта «шестидесятка» – такие придурки: никогда выиграть у нас не могли, а теперь шальная победа им голову вскружила. Забудется все к следующей игре.

– Не знаю, будет ли она, – сказал Паша, протирая очки. – Этот огр, по-моему, затаил обиду…

– Да по хер на этих огров, – с пренебрежением бросил Макс. – Ненавижу всю эту уголовщину.

– А что за огры-то? – спросил наконец я.

– Короче, – начал Эрни очень рассудительно, – где-то с прошлой осени началось деление города на молодежные группировки.

– Не, – перебил Макс, – вся эта херь уже сто лет как в городе, у меня ж батя еще состоял…

– Ага, – подтвердил Паша, – поэтому тебя и не трогают, потому что их старшие за твоего батю в курсе.

Паша попросил у Эрни спички и стал поджигать остатки тополиного пуха, сбивающегося в маленькие кучки у бордюров. В Степном сезон цветения тополя уже заканчивался, в то время как в средней полосе России только начинался. Паша ставил спичку между большим пальцем и коробком, головкой к чиркашу (так в Степном называют боковую грань, о которую нужно чиркать), а затем выбивал ее щелчком пальца другой руки. Спичка красиво летела, несколько раз переворачиваясь в воздухе, и, если не успевала потухнуть в полете, зажигала вереницу пушинок.

– Ну да, – продолжил Эрни, – началось-то давно, лет двадцать назад, если не больше. Но всегда как-то это по-тихому было, а вот с прошлого года… В общем, той осенью на пятом пацана в драке убили, и пошло-поехало. Короче, весь город теперь поделен на сферы влияния, на чужой микрорайон лучше без лишней надобности не заходить. Наш девятый контролируют огры.

– Ну и название, – сказал я, – они любят фэнтези?

Вся компания разразилась смехом, а Паша похлопал меня по спине:

– Да-да, все начитанные любители книжек. Еще огр есть в Теккене третьем, я тут больше поверю, что они оттуда себе имя взяли.

– Не, а правда, почему огры? – мне действительно стало интересно. – И чем они вообще занимаются?

– Хэзэ откуда пошло, – снова взял слово Эрни, – но теперь они реальной проблемой стали. Чем занимаются? Бабки отжимают, какие-то мутки мутят, набеги на чужие территории планируют – в апреле вот с «cемерками» на седьмом подрались, шуму было… Еще нас периодически кошмарят: меня уже раза три пришить грозились…

– В смысле – пришить? – не понял я. В моей голове это слово было мягким синонимом более страшного «убить».

– Пришить, – вставила Лизка, – значит сделать участником группировки. Ходить с ними на сборы, сдавать деньги на общак…

– Говорю ж – натуральные урки, – заключил Макс и будто бы завис, посмотрев на меня.

Я сразу понял, что это началось снова, едва мир вокруг начал «затуманиваться». Как и в прошлый раз, сначала был этот странный «сон наяву», когда я не заметил, что уснул, а теперь, чуть позже – это. Снова «экран», снова барабан с фильмами-воспоминаниями. Один из них задерживается в поле зрения, и я вижу, как мы с друзьями с нашего дома прошлым летом играем в догонялки большой толпой на заброшенной стройплощадке. Мы называем это место военной базой, или просто военкой. Откуда название – не помню, но к армии этот недострой точно никак не относится. Вдруг откуда ни возьмись появляется компания парней. Их трое, и они старше нас лет на пять, не меньше. Я удивляюсь: что вообще такие взрослые делают здесь? Один из подошедших лихо свистит и прикрикивает, чтобы мы валили отсюда. Никто из нас не собирается спорить, все быстро спускаются на землю и идут к выходу со стройки. Тот, что громко прогнал нас, внезапно останавливает Макса и что-то ему говорит. Я нахожусь метрах в пяти и почти не слышу, о чем разговор. До меня долетают обрывки отдельных слов: что-то об отце, общаке и «детской беготне». Я удивляюсь – откуда этот парень вообще знает об отце Макса, его даже мы видели всего раз или два, и то – давным-давно, а потом он куда-то уехал и с тех пор не возвращался. Так нам говорил сам Макс. Наш друг стоит с понурым видом и вроде бы над чем-то всерьез задумавшись, а спустя пару секунд решительно качает головой, говоря нет, и идет к выходу вместе с нами. Говоривший с ним кричит вслед, что потом будет поздно и что два раза он не предлагает. Макс никак не реагирует, и мы все вместе идем во двор. «Экран» растворяется, окружающий мир снова наводит резкость и снимается с паузы.

Несколько секунд я смотрел перед собой, приходя в чувство. Ребята о чем-то болтали, но я сидел как робот и думал о своем. Что за странные видения? Почему именно эти воспоминания всплыли на «экране памяти»? Значит, сначала происходит этот «сон наяву», а вскоре после него – киносеанс с событиями прошлого? Уже два раза было именно так.

Мы дошли до своего двора и расположились в беседке. Я помню эту странную бетонную конструкцию с раннего детства: двухметровый грибок с крышей – панельным шестигранником – и четыре полутораметровые стенки по периметру. Мы с ребятами часто лазали на крышу беседки или подтягивались на ее краю. Беседка всегда была для нас главным местом притяжения. Еще качели и турник неподалеку, ну и лавка около подъезда, когда ее не занимала толпа местных бабок (то есть почти никогда). Я думал рассказать ребятам о своем засыпании, но потом решил, что не стоит: в конце концов, это могла быть просто усталость и мне не хватило часа послеобеденного сна, чтобы отдохнуть с дороги. С другой стороны, уже второй раз мне очень живо вспомнилось-привиделось прошлое, и игнорировать это было уже труднее. Что-то, однако, останавливало меня от того, чтобы поделиться своими видениями с друзьями. Вместо этого я как бы между прочим еще раз спросил о сонной болезни.

– Да, тебе-то это тема новая, – усмехнулся Макс. – А тут уже почти и не говорят об этом, как-то привыкли. Вот месяц назад – да, только и разговоров было.

Эрни подтянулся, вися на краю бетонного грибка, и сказал:

– Я уже об этом начал справки наводить, надеюсь, что-нибудь выясню. Ты, Пахан, тоже попробуй через маму.

– Угу, – буркнул Паша и добавил, поправляя очки: – Но я уже несколько раз спрашивал, ничего нового она не говорит. Все то же: люди просто иногда внезапно ни с того ни с сего засыпают.

– А из вас кто-нибудь засыпал? – поинтересовался я.

На секунду ребята замолчали.