Сон в двух измереньях одновременно.
Представьте, что спите, и во сне кто-то феном сушит волосы.
А в параллельном сне это звук самолета.
У дедушки был небольшой сундучок красного лакированного дерева с округленными и чем-то мягким оклеенными краями. Я подумал, если футляр такой изысканный, видимо весьма дорогой, то что же внутри, определенно сокровище бесценное. Сундучок был орнаментально исписан, скорее не иероглифами, а санскритом или хинди. Сестра изучала хинди, я знаком визуально. Но это были только похожие не хинди надписи. Хинди ли, в общем не знаю. Красиво, и сила непонятности магнитит еще больше.
То, что дедушка достал из уважительного сундучка (кстати, где он его прятал все время пути) было похоже на мини-прототип космического корабля. Особенно из-за небольшого размера чуть больше ладони, не считая трубочки похожей на хвост, что-ли, космического корабля. Именно хвост, потому ощущение такое, что он сужается, и конца не видно из-за уходящести в микро-размер, или я даже боюсь развивать эту мысль в догадках.
Вещица еще очень похожа на индийский музыкальный инструмент. Я наслаждался их звучанием в Калькутте на фестивале. Rudra Veena.
Два резонатора соединенные грифом. Струны; детали настройки, да все очень похоже.
И все с такой любовью оформлено, особенно детали настройки, ручечки в виде микро-цветочков. А в них еще меньшие камушки. Как я и думал, «сокровище». На этот предмет можно медитировать как на икону. Произведение искусства для произведений искусства.
Юки начала свой доклад словами – «Один дельфин может заменить пару спутников и метеостанций, если с ним нормально договориться. Дельфины всегда заранее ощущают землетрясения, цунами, магнитные бури. И этот список можно пополнять тем, что еще дельфины заранее ощущают. А мы нет, не ощущаем. Мы не ощущаем, что можно получить от заранее ощущающих дельфинов. А они и это ощущают. Должно брать науку в помощь.
Задний двор монастыря выливался в сад, где росли сливы и чай. Через сад тропа вела к скале и шла вдоль скалы, как след от дедова зубила, так что ночью лучше не соваться.
Тропа вела к коллекции пещер, от которых у меня волосы дыбом встают при вспоминании. Побывал я только в одной, но другие, я думаю, не лучше. Пещера называется «Ночное поле». По прибытии мне дали день отдохнуть. Дедушка Так еще протестировал мое внимание, а ночью мне завязали глаза и отвели в Ночное поле. Сказали, что лучше пока не снимать повязку. Закрыли дверь в пещеру и ушли. Так начался кошмар. Не знаю, сколько я пробыл, не знаю, когда я снял повязку, скорее всего я сошел с ума. Когда я спал или думал, что сплю, приносили еду и воду. Кромешная тьма очень скоро перестала быть таковой.
События становились все ярче и ярче. Я проживал какую-то новую жизнь вперемежку с воспоминаниями. Разговаривал с умершими родственниками, с иными дрался.
Я узнал-таки, что может твориться в голове без внешнего мира.
Ощущение, что мозг без внешней пищи изголодавшись, звереет и нападает сам на себя.
Пещера была достаточно просторной. Можно сравнить, наверное с большим залом храма Святого Франциска, где можно по эху определить, в какой части находишься. Можно петь, кричать, плакать, реветь, в общем, что душе угодно, в конечном непонимании зачем. Приходила мысль, что я здесь до конца жизни, перебирая в душе за что. Из всех наломанных дров, за какие именно я отбываю пожизненное в Ночном поле один. Конечно, проклиная себя за совершенные дела. Временами декларировалось, что и поделом.
Дедушка как-то рассказал про книгу, где указаны те, кто посещал эти пещеры, не всегда по своей воле. Царские отпрыски, важные особы с неприличными двору склонностями. Полководцы, герои войны с пошатнувшимся рассудком.
Гениальные художники с желанием совершенствовать свое и только свое.
В книге рассказывается о возможных коррекциях. Но сам процесс почти недостижим для любого. Достижения Архатов, которых ты видел в зале определяется несколькими поколениями, их деды и прадеды уже были Архатами.
Мозг и тело отлично от других людей. Даже форма головы иная от развития определенных частей мозга. Это как вырастить еще один палец. Представь сколько нужно труда и времени, чтобы изменить вид мышления. Например, мыслить не словами, а цветом, не кадрами, а одной картиной.
Поэтому коррекция мышления – это условно, в книге этого нет. Но тот, кто продолжает составлять ее, сказал мне, «коррекция» значит не пополнять внимание, а организовывать пространство для ее концентрации. Одно дело при помощи игл и изоляции изменить у человека желание красть.
А вот видеть параллельно со сном или ощущать все пять стихий одновременно, и картины таких художников за деньги не купить. Они могут лечить больных точным расположением цветов и линий. Для таких коррекций здесь в пещерах у посетителей уже должна быть голова иной формы. Дедушка Так расхохотался, понимая назревший во мне вопрос, и заранее сказал,
продолжая смеяться, – Нет!
Но твоя антиинерция всех так развеселила, как и твоя подруга. Говорить с рыбами. Ха-ха-ха – да, это не хухры-мухры, и не только для меня. «С дельфинами», – поправил я.
Так еще больше расхохотался. Да, прости, пожалуйста: «А она про акул тебе еще не рассказывала?»
Казалось хуже уже быть не может.
Я так обрадовался, когда пришли несколько человек, что не стал обзывать фашистами и бросать камнями, как планировал. Кто-то спросил, не болит ли голова. Меня положили на живот и ввели несколько игл. Макушка, затылок, шея, ниже ладоней, по центру. Какое-то время все внимание переключилось на то, что не хотелось двигаться ни одной клетке в теле. Мое лицо накрыли полотенцем, влажным настоем трав. Я отделил запах чая. Положили на носилки, отнесли в круглый зал. И я даже не заметил, что все пришло в норму, или я просто забыл, как было до этого. Состояния трудно сравнивать, память сама себя выручает.
Полумрак зала не казался полумраком. Архаты не казались Архатами, и вообще ни что не казалось ни чем. Вот на что мозг не стал тратить силы.
Откуда-то издалека, но шепотом голос Така:
– Что ты видишь в центре зала?
– Что и всегда, хотя нет, подобно шелковой занавеске. Но она прозрачна и я мог раньше просто не замечать.
– Понятно.
Я решил, что что-то вот и началось, и за мои страдания мне покажут, ради чего я страдал. Но все произошло прямо наоборот. Тут же подняли и отнесли обратно. Я понял, что не все иглы вынули и все это время они так и торчали. Теперь до меня дошел весь комплект ужаса, незамеченного мною. Врагу непожелаемое переживание.
Людей в зале пополнилось ощутимо. Появились, видимо, новые лица, но различать не хотелось. В какой-то момент стало очень тихо, почти темно, и прозвучал долгий гул от гонга, очень мягкий, так, что гул мягко слился с гулом людей и тишины. Мне показалось, что гул повлиял на лица Архатов. Появился синеватый оттенок, похожий на фарфоровую роспись. Есть мастера, которые любят переходить от линий к пятнам. Иногда думается, что это от ухудшения зрения. Но когда видишь результат творчества, все уже становится неважным. Так вот. С Архатами сейчас так же наблюдалось.
Меня лишили автопилотного управления телом, повторюсь – это очень страшно. Я ощущаю тело, но не могу использовать навыки, приобретенные в течении жизни. Чтобы пошевелить пальцем, мне нужно ощутить отдельные мышцы, которые кажутся совсем чужими, инородными. В голове пульсирует мысль – это все не мое.
О чем можно думать, когда тело не твое? О том, что это реально? А дальше будет хуже. С мышлением тоже происходит нечто.
Мозгу, чтобы напасть на себя на этот раз, нужно искать новые пути!
Я вспомнил профессора Матюгина, он когда-то дал мне формулу организации образов в памяти.
Каждый образ переходит в следующий. Профессор это так и назвал – «цепочка образов». Сам переход – это место сцепления двух образов. Двух следующих, не трех, пятых и восьмых, а следующих.
Таким образом можно вытащить из памяти все благодаря цепочке (как из колодца) следующих образов. Так ведет себя мысль.
Ведет себя.
Возьмите десять слов и запомните, может получится? Но двадцать, тридцать, сто пятьдесят?
Любые варианты приведут, к хаосу воспоминания. Но вот если вы будете следовать правилу – «образ следует за образом», проблем не будет и с тысячей слов. А можно упереться в бесконечность, случалось и такое.
Мне наверняка повезло, что в пещере не гулял свет. Скорее всего так и задумано. Любые ощущения как грузовые вертолеты на большой скорости влетали в мой беззащитный разум.
Определенно придется рожать или перерождать многое, но к счастью не все. Характерно, что мозг соглашался пропускать по одному образу, не больше. То есть одна общая картинка или звук.
Отчаяния прибавилось, когда пришла мысль, что на восстановление уйдут годы, а может так и останусь инвалидом.
Поле
Ткань
Клетка
Takas
Страшно сознавать, что видимое/ощущаемое не есть реальность, но еще более страшно осознание, что все происходящее уже прошлое. Жизнь для меня происходит в прошлом.