Улица 17

– Я хотела бы стать твоей подругой, – просто проговорила она. – Можно?

Инес кротко кивнула головой и неожиданно зарделась, как будто она всегда была юной и невинной, никогда не отдававшейся мужчинам за дозу девушкой. Мария Ньевес пожала плечами и задумалась. Неужели церковь реально настолько преображает людей? Что-то нашептывало ей, что отныне она больше не будет одинокой, если тоже предложит свое внимание и поддержку бывшей наркоманке. Потом она вспомнила о матери и ее новом муже – они звали ее на лето пожить с ними в своем коттедже, значительное время практически не вспоминая о ней и лишь изредка звоня. А еще – я же не ответила Хайме на его предложение и до сих пор ношу его кольцо, вспомнилось ей. И да, действительно, я дочка наркобарона, у которого наверняка есть родственники – а нужны ли они мне? Сколько всего привязывало ее к миру, эту маленькую Ману, которая давным-давно выросла, но еще не забыла годы, проведенные в монастыре.

– Так вы говорите, что Папанцин дарует видения? – проговорила Мария Ньевес, уставясь прямо в лицо матери Анхелике. Анхелика, казалось, вообще не изменилась с того времени, что учила ее. Интересно, есть ли сейчас при монастыре приют?

– Нет, в этом все и дело, – сказала настоятельница и пожала плечами. – Ты ведь подумала о своем детстве, не правда ли?

– Скорее о младенчестве, – пожала плечами Ману. – Нуну?

– Мне было здесь хорошо, – просто сказала мулатка и посмотрела вглубь, на фигуру святого Мартина, стоявшего по левую руку от алтаря, который кормил наивно вырезанных из дерева животных. – Я бы не прочь здесь и остаться. Только надо… стать монахиней?

Она вскинула голову и выжидательно посмотрела прямо в глаза матери Анхелике. Та нисколько не испугалась двух пытливых пар глаз, лишь слегка отошла к алтарю и расхохоталась весело и несолидно.

– Да, – наконец заявила она. – Именно за этим я вас и пригласила. Тебя, Мария Ньевес Сантос Оахака, и тебя, Мануэла Карденас Оливейро. Вы просто идеально смотритесь вместе.

Ману и Нуну переглянулись и тоже засмеялись. От стен старой церкви их смех отозвался тысячей повторений, немного жутко звучащих в ночной тишине.

– Это… что? Такое ощущение, что вы зовете нас предаться греху, мать Анхелика? – подмигнула ей Мануэла и развеселилась окончательно.

– Нет, но вы видели знаменитую картину Эль Греко, посвященную апостолам Петру и Павлу? Строгий, тонкий Петр с клиновидной бородой, злобно тыкающий пальцем в книгу и принуждающий вас читать. И мягкий, круглый Павел с кротким лицом и обрамляющей подбородок негустой бородкой. Он стоит и укоризненно смотрит на Петра, как будто останавливая его. Так же и вы – пламенная Мануэла, яркая, бурная, даже буйная Нуну, самим своим именем выражающая упрямство и неповиновение. И мирная, задумчивая Ману, как бы поменявшаяся именем со своей подругой, которая может подойти и взять ее за плечо, прошептав: «Не делай». Вы два апостола, мои дорогие.

Мария Ньевес отошла и вскинула голову, смотря на дальние холмы, тонувшие в вечернем свете, рядом с которыми горели тонкие огни большого города.

– Мне бы так хотелось, чтобы здесь был приют, – сказала она задумчиво. – Тогда бы я осталась.

Она произнесла это, как будто раздумывая. Но потом поняла мгновенно, что уже своими словами согласилась с тем, что могла бы предложить ей мать Анхелика.

– Ты что, Ману? Ты же не веришь? – ахнула от удивления Мануэла.

– А у тебя есть предложение получше, Нуну? – горько усмехнулась Мария Ньевес. – Я бы согласилась, но… Сначала позвольте мне побыть послушницей. Как это принято, верно ведь? И еще: вы назвали мое настоящее имя, хотя оно очень смешное, особенно то, что мою мать звали «Оахака» – в честь штата. Означает ли это, что мой дед тоже был подкидышем? Мы какое-то несчастливое племя, вечно крутимся, что-то делаем, никак не можем сладить сами с собой.

– А как же Хайме? – спросила ее мать Анхелика.

– Я хотела сказать ему, что люблю другого, но он же не поймет, кого именно. Мы слишком часто видимся друг с другом, и ему будет некомфортно узнать, что я ему отказала только из-за того, что он мне не нравится, а сама живу одна. Так что пожалуйста – я готова стать послушницей. А потом и монахиней, если что. Я же всегда смогу уйти, не правда ли?

Мать Анхелика пожала плечами и призналась:

– Да, только обратно тебя вряд ли примут. Но попытаться стоит? А ты, Мануэла, что скажешь? Ты сказала, что тебе нравится приют.

Мануэла вскинула голову и некоторое время размышляла, потом наконец произнесла.

– Очень нравится. А недавно я поняла, что известной певицей мне не стать никогда. Но что тогда я буду делать до старости? Выступать в незначительных заведениях? Влюблять в себя мужчин, использовать их, а дальше сваливать? И вечное одиночество? Так?

Ее голос зазвенел. Казалось, она вопрошает святого Мартина, мирно несущего на плечах козлика.

– Но если бы здесь был приют, я бы могла учить детей музыке и не думать о завтрашнем дне. Я бы…

– Ты готова отказаться от мужского внимания? – прямо спросила ее аббатиса.

– Да, конечно. Как и вы от своей выдающейся карьеры, – с вызовом произнесла Мануэла. – Знаете, я давно никого не люблю. Я озлоблена и лишена опоры. Не скрою от вас, что я реально хочу то место, где бы я могла с кем-нибудь жить и заниматься чем-то полезным. Завести детей, быть может. Но со всеми своими любовниками мне этого не удавалось сделать. Так может, я в чем-то провинилась? Ну я и решила попробовать стать послушницей.

Мать Анхелика круто повернулась и посмотрела на Инес, которая все это время молчала и с удивлением глазела на двух девушек, вознамерившихся попробовать монашество.

– Вы говорите о церкви, как о дозе, – наконец привычным циничным голосом произнесла Инес. – Я в деле.

Она протянула к ним свою истыканную шприцами руку, и они, не сговариваясь, положили на нее свои – большую и юркую с длинными пальцами первая протянула Мануэла, маленькую и ленивую, с пальцами потолще – Мария Ньевес.

– Ну вот и славно, – сказала мать Анхелика и, театрально выждав, произнесла. – Вы ведь думаете, что будете монахинями Девы Марии Гваделупской, не так ли?

– Да, конечно, – ответили девушки почти синхронно и в недоумении переглянулись.

– Вы станете первыми послушницами нового ордена.

Настоятельница своей величественной походкой прошла и встала рядом с большим золотисто-черным скелетом и посмотрела на нее умиленно.

– Ордена Святой Папан, Санта Муэрте.

Мария Ньевес побледнела, но, почувствовав, как ее руку сжимает горячая ладонь Мануэлы, кивнула. Она впервые не бежала от смерти, а шла к ней, вкладывая руки в ее пустые глазницы в стремлении увидеть свет, ослепивший их.

XII

За окном был дождь. Он ударял по темным купам деревья предместья, другой, незнакомой страны, где он жил начиная с возраста восьми лет и до сих пор не мог привыкнуть. Его лицо было смуглым, нос слишком большим. Он играл с такими же мальчиками на улице в футбол, ожидая, пока его неожиданно увидит скаут. Или хотя бы даже кто-нибудь – да, он никогда не забывал, что круто читал рэп. Самое главное, что он никогда не хотел быть таким, как его отец. Вечно пьяный папаша возвращался поздно, давал сыну тумака и сразу же нажимал на пульт, чтобы увидеть местные новости. Мать опять где-то пропадала, так что ни отец, ни сам Фади не интересовались, что она делает. Про них коренные французы вечно думали всякую муть. Например, что у них мужчины бьют женщин, а женщины абсолютно бесправны.

Фади так не считал. Его мать имела права, и даже чересчур. Как-то он оказался в доме одного приятеля своих приятелей, они сначала долго пили, потом, бухие, начали резаться в видеоигры – кстати, Фади играл лучше всех – а потом кто-то из них, молодой чернокожий, порекомендовал им включить что-нибудь забойное.

– В смысле? – сказал один из приятелей и загоготал. – Прон, что ли?

– Именно, – кивнул чернокожий и начал шарить по интернету, выбирая в закладках свои любимые ролики. – Какой жанр предпочитаете?

– Что? – сказал Фади, потягивая дорогое Blue Ribbon (он был большим снобом и не пил дешевого пойла). – А там есть жанры? Просто покажи мне красивых деток.

– Эээй, нам любой харам покатит, – захохотал другой чел, с дыркой между зубов.

– Ты так и не сходил к стоматологу, Мохамед? – подтолкнул его пакистанец в безразмерном худи.

– Отстань ты, они опять подорожали. И потом, а вдруг меня все-таки возьмут в хоккеисты? Тогда и смысла не будет что-либо исправлять, – удрученно произнес Мохамед.

Чтобы не слышать дурацких подколов, Фади Бен-Ассан сел поближе к черному, хотя его немало отталкивал сам вид рук у чернокожих, и посмотрел через его плечо.

– Черт, где ты все это берешь? Это же запрещенка, – пробормотал он, рассматривая коллекцию с роликами, где на превью были совсем юные девочки.

– А, хочешь женщин постарше? – хохотнул его дружбан и ткнул в папку, которая называлась «Мамочки».

Фади было несколько не по себе, но он решил перебороть свое отвращение и, так и быть, посмотреть порно вместе с друзьями, чего он еще никогда не делал. Он посмотрел на видео и ткнул по первому попавшемуся. Там была какая-то богатая студия с белыми стенами и одиноким торшером, под которым лежало массажное кресло. А дальше в комнату вошла женщина вместе с мужчиной, слишком мускулистым, чтобы быть настоящим врачом. Этой женщиной и была его блудная мать, которая постоянно где-то бродит и не возвращается вовремя, зато иногда приносит ему подарки в виде PlayStation и брендированных кроссов. Он не спрашивает ее, кем она работает, а она никогда не отвечает. Тонкая, изящная, без выпуклого живота, как матери других парней, без хиджаба, что, впрочем, и так часто встречается здесь, в пригороде. Она каждый день садится на электричку в наушниках и едет в Париж, где совсем некрасиво, серо и неуютно, а этот город почему-то называют столицей мира.

Так он просмотрел все видео, пытаясь понять, что же мама нашла в этом мужчине. Она закатывала глаза, драматично стонала и делала с ним нечто такое, о чем стыдно не то что рассказывать, но даже и подумать. Его мать была шлюхой.

Вот тогда он и переменился. Нет, он не стал посылать ее и разламывать PlayStation – она ему здорово пригодилась, пока он коротал время в появившемся одиночестве. Хвала Аллаху, никто из его друзей не узнал мать, потому что ее никогда не было дома, но все заметили странное выражение лица, с которым Фади смотрел видео.