Расписки для вечности. Сборник рассказов

Расписки для вечности. Сборник рассказов
Север Старков

Почему Казанец всю жизнь собирал медяки и ни одного не истратил, куда делся непутёвый послушник Ёхин и зачем бомжик Витя выбросил сумку с деньгами? Я так верю, что каждый для себя найдёт что-то в этой книге, ведь почти все истории в ней реальны.Книга состоит из двух частей. В одной Ангелы косвенно участвуют в наших жизнях, в другой – странные судьбы людей, соприкасающихся со смертью.

Расписки для вечности

Сборник рассказов

Север Старков

Дизайнер обложки Денис Алелеков

Иллюстратор Горенкова Анна @kot_te

Редактор Светлана Хурсан

Дизайнер обложки Дарья Попченко

© Север Старков, 2019

© Денис Алелеков, дизайн обложки, 2019

© Горенкова Анна @kot_te, иллюстрации, 2019

© Дарья Попченко, дизайн обложки, 2019

ISBN 978-5-0050-9062-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Спасибо девочке Ане (@kot_te) за рисунок для Маленькой Большой Веры, Светлане Хурсан за помощь в создании некоторых рассказов, Большому «Шефу» Дэну за обложку, Дашке за веру в меня, критику и радость. И моей маме, она всегда хотела, чтобы я писал.

Авторский паблик в вк «Пиши до хрипоты», и творческая студия «Ловцы слов» приглашают вас посетить удивительный мир живых текстов.

Часть 1 Глазами Ангелов

Меня зовут Север

Р-410 была мобильной передвижной радиостанцией, стояла на площадке радиусом сто метров. Представляла собой несколько вагончиков, дизельную, и четыре мачты с тарелками – высотой метров двадцать. Две тарелки смотрели на юг, и в их векторе располагалась 177-я мехколонна. По поверью, все жители колонны думали, что тарелки излучают опасную для здоровья радиацию. И доказывать им безопасность радиоволн – было занятием бесполезным.

Негласная война между радистами, которых на точке проживало четверо, и мехколонной, коих было человек двести, – продолжалась всю дорогу. И заключалась в подлянках со стороны колонистов в основном. То собаку нашу застрелят на шапку, то еще что-нибудь нехорошее сделают.

У матери была лайка, с роскошной шерстью цвета бурого медведя. И многие охотники очень хотели бы заиметь такую шкуру, поэтому мама Мотьке выстригала на спине полосы, под ездовую, и приговаривала – «хрена им, а не шапку».

В школе, когда все узнали, что новенький – радист, началась травля. Меня каждый день поджидали после уроков, и так как до автобуса было еще целых сорок минут – то времени у них поглумиться было предостаточно. Учителя все это видели – изодранная одежда, синяки и кровь объяснялись просто – он у вас хулиган! Сами же учителя были из мехколонны, и шанс отомстить радистам за облучение был заманчивым. Мне кажется, они и сами были не прочь меня попинать после школы, но в силу возраста это было как минимум не солидно. «Прописка» подзатянулась – обычно новенького в класс прописывали за день-два, давали после уроков люлей, и отставали. В моем же случае интерес одноклассников подогревался негласным одобрением родителей и полной безнаказанностью, прописка затянулась надолго.

Каждый день, после школы, я выходил один против толпы, меня валили с ног и били, пока не выдыхались. Били жестоко, долго и до крови.

В этот день был сильный мороз, – меня свалили и ударили ногой по голове – я потерял сознание. Очнувшись, увидел, как мои враги играют в футбол ботинком – это был мой ботинок. Ногу нестерпимо жгло от колючего и жесткого холода. Я пытался отобрать у них этот мяч, но они его перекидывали друг другу. От чего игра становилась еще интереснее – отстали только когда посигналил автобус.

Даже в безнадежности есть надежда. Его звали Виктор Эйсфильд. Появился в моей жизни ниоткуда, и так же внезапно исчез. До сих пор кажется, что его никто кроме меня не видел. Пацаны побежали занимать места, а я сидел в снегу и ревел от бессильной злобы. Слезы, смешанные с кровью и соплями падали в снег. Я ненавидел этот снег, я выплевывал этот север с привкусом соли.

Все, чему я научился на улицах Москвы – здесь было шалостью. Надо было начинать все с нуля и больше. Витя Эйсфильд, это он принес мне ботинок. Этого паренька почему-то боялись все, и уважали.

– Знаешь почему они это делают? – он склонился надо мной, плачущим и жалким.

Я крикнул что-то вроде – «отстаньте от меня все!» Он молча пнул меня по голой ноге и тихо сказал, – успокойся.

Ногу я не почувствовал, это был признак обморожения. Он натер ее снегом, надел ботинок, помог дойти до автобуса и сел рядом со мной. Одноклассники кидали в нашу сторону удивленные взгляды, но говорить что-то в мой адрес не решались – авторитет Эйсфильда был абсолютным.

Он мне сказал, – «ты из Москвы, москвичей здесь не любят. Это первое, но не самое важное. Важное то, что ты на точке живешь, а это значит, что вы нас облучаете. Лично я в эту чушь не верю, но им это не докажешь. Впрягаться за тебя я не буду, здесь другие законы, – ты должен сам им доказать. Как только они почувствуют твою силу и злость – отстанут».

– Тебе-то что до этого, зачем мне помогаешь?

– У меня свой интерес, это давние счеты с Лосевым. Ты должен его свалить, первым, желательно с увечьем. Они навалятся на тебя, но ты должен видеть перед глазами только его. Не обращай ни на кого внимание, с ними ты потом рассчитаешься, твоя цель – это Лось. Если все сделаешь как я скажу, – освободишься, и они отстанут…

Так Витя вывел меня на арену против здоровенного детины, по кличке Лось. Он давно его победил, но с тех пор не упускал случая, чтобы как-то зацепить Лосева. Несколько дней я с обморожением провел дома, обдумывая дерзкий план своего спасения. Впервые за долгое время я хотел скорее в школу. Впервые у меня не было тяжести в душе, когда я просыпался. Мысли были ясные, настроение появилось – меня гнал вперед азарт.

На кураже и адреналине я кое-как досидел до последнего урока. Раздался звонок – Лось привычно повернулся в мою сторону, чтобы видели друзья, – и недвусмысленным жестом постучал себе кулаком по челюсти. Я впервые не отвел взгляд, а наоборот – подмигнул ему. Сконфузился. Из школы специально вышел последним, и направился в сторону ожидающих меня.

– Смотрите, Москва несет домой оценки! Давайте спросим…

Слова его растворились, как рафинад в чае, и эта застывшая, удивленная улыбка – всё, что я сейчас видел.

Слова Эйсфильда звучат в моих ушах, и я ускоряя шаг направился в толпу. Сбросил с себя портфель и уже почти на бегу врезался в растерявшихся пацанов. Лось от неожиданности не смог меня правильно принять и упал.

Я оказался сверху и со всей силы ударил его головой по лицу, что-то подо мной хрустнуло, и я резко поднял голову и повторил удар. В лицо мне брызнули горячие капли. Сверху меня уже вовсю пинали и пытались оттащить, но я вцепился в жертву как обезумевшая от крови бойцовская собака.

В какой-то момент давление надо мной ослабло, все исчезали один за одним, а я продолжал бить не оборачиваясь, Витя за шарф меня тащил по снегу – а я все никак не мог понять, что происходит. Оказывается, он вмешался в тот момент, когда Лось потерял сознание. Я лбом сломал ему нос и лицевую кость, а Витя Эйсфильд взял на себя еще пару человек – остальные просто сбежали.

– А у тебя крепкий лоб, – улыбнулся он.

Я был весь в крови, в крови того, кого ненавидел каждой клеточкой своего сознания. Сказать я ничего не мог, – лишь тяжело дышал и улыбался, вернее это была не улыбка, это был оскал того, кто во мне проснулся.

Больше я Витю Эйсфильда никогда не видел, и ничего о нём не знал…

Маленькая Большая Вера, или когда Небеса отвечают взаимностью

«Били вас по заду сапогом? А кирпичом по рёбрам получали? Все тело моё изломано, избито… надругались над ним люди… Шарик… назвала она меня… Какой я к черту Шарик?! Шарик это значит упитанный, круглый, овсянку жрёт, сын знатных родителей, а я…?» М.А.Булгаков «Собачье сердце».

1. Она осталась одна, когда мамы не стало.

Центр мироздания малышки исчез, и мир рухнул, рассыпался на осколки. Вера провалилась в объятия пустоты, и только эхо отвечало на зов девочки. Детдом. Страшное непонятное слово нависло над ней грозовой тучей. Она не боялась, ведь разве может быть что-то страшнее ЭТОЙ пустоты?

И тут появился он. Он назвался родственником и забрал её к себе. Вечно пьяный дворник, который и жил в дворницкой, захламленной, пропитанной перегаром, куревом, и очень давно не видавшей уборки. Они ехали в ритуальном автобусе в Митинский крематорий. Маленькая Вера водила пальцем по стеклу, губы ее шевелились, но слов было не разобрать. Рядом сидел сизый дворник, непонятно кем приходившийся девочке. В проходе стоял недорогой закрытый гроб.

– Дядя, моя мама там? – дворник сглотнул.

Больше в автобусе никого не было. И на поминках тоже, так иногда случается.