Город Брежнев

Кончик фразы взорвался вместе с левым глазом. Я больно стукнулся головой в загудевшую стенку и схватился за глаз. Он вроде был на месте, но вокруг все было горячим и неправильным.

– Гад, ты чего пер!.. – заорал я, поперхнулся ударом в зубы, завопил уже невнятно, оттолкнулся спиной от стенки и бросился на чувака.

Он был ловкий и махался здорово – еще раза два мне по башке дал, пока я валил его на пол, и накидал по бокам, пока я пытался придумать, что делать с ним, придавленным. Хотел завернуть чуваку руку на болевой, как на дзюдо учили, но рука в это время била мне то в бок, то в плечо, а как это прекратить, нас на дзюдо не учили, – по крайней мере, те полгода, что я на тренировки ходил. Поэтому я опять заорал, уже со слезами и соплями, – или кровь это, не понять уже, – и вжал чуваку локоть под челюсть, а когда он захрипел и заелозил, убирая голову, сунул руку ему под шею и стал душить. И орал. И орал.

Даже когда меня схватили за шею и за плечи, а кто-то выдирал из-под локтя чувака, а потом на нас выплеснули ведро воды, я заткнулся, только чтобы с сипением перевести дух – и заорать снова, вслепую пиная кого попало.

Дальше было еще стыднее. Я сидел на краю умывалки и ревел, ёкая горлом и отворачивая ото всех лицо. Замотанные в полотенца большие девки что-то наперебой рассказывали Витальтоличу и Светлане Дмитриевне, местный чувак вскакивал, придерживая шею рукой с разбитыми костяшками, и сипло отругивался, Валерик толкал его обратно на чурбак, а я ничего не слышал, кроме собственных всхлипов, ёканий и трудного дыхания через рот. Нос дышать не мог и ощущался как посторонний кусок пластилина, вжатый в середку лица.

Витальтолич нашел бутылочку с тальком, почему-то развеселился и спросил меня, зачем я в душ такой соответственно подготовленный пришел. Серый на моем месте прямо брякнул бы: «Яйца тереть», – а я чего-то растерялся и принялся поправлять трусы. Лучше бы брякнул. Светлана Дмитриевна шепнула Витальтоличу на ухо – ну, насколько дотянулась, он поднял брови и молча сунул бутылочку в карман. Ладно хоть мне не вручил, с пояснениями.

Потом оказалось, что девчонки разбежались, Светлана Дмитриевна тоже куда-то делась, а Валерик вел местного за шкирятник в сторону главной улицы, явно из последних сил удерживаясь от попутных пенделей. Остался только Витальтолич. Он смотрел на меня непонятно.

– Чего? – прогнусавил я, глядя исподлобья.

– Ничего. Давай морду мыть, красавчик Смит. Помочь?

– Не надо.

Я принялся обмывать настуканную морду и сопеть, выдувая кровяные пробки из носа. Голова кружилась, во рту было погано из-за разбитых губ и носа. Спасибо хоть Ренат, салажонок давешний, меня такого отмудоханного не видит – сразу после того, как я крутого давал. Ко мне обращайся, меня все знают. Стыдище.

– Артур, мне-то толком скажи, что было.

– Ничего не было, – буркнул я и снова чуть не зарыдал.

– Это видно. Он к девчонкам нашим лез, что ли? Или подглядывал просто?

Я пожал плечами, помедлил и кивнул.

– А у тебя рыцарство взыграло. Понятно.

Это меня немного утешило – как рыцарское я свое выступление еще не рассматривал. Только Витальтолич не хотел меня успокаивать.

– А нафига ты мордой вперед-то полез, рыцарь? Кулаками вперед надо, а не мордой, если рыцарь. Ты «Доблестного рыцаря Айвенго» смотрел? Рыцарь – это как бы боец, обученный с мечом, копьем, турниры выигрывает.

– А я что? – оскорбленно начал я.

– А ты ничто. Ты здоровый парень, колотушка вон будь здоров, и наехал первый, я правильно понимаю? Вот. А этот шибзд тебе навешал и урыл бы вообще, если бы ты его весом не задавил.

– Задавил же.

– Повезло. А надо, чтобы не везло, а башку включать, понял? Молодец, что наших защищаешь, – пацан здоровый, значит, обязан своих защищать. Защищать, а не в рыло получать, понял?

Я повел плечом, буркнул: «Я не умею», – и зажмурился, потому что из глаз опять потекло.

– А если не умеешь, какого хера на Валерия Николаевича пер, например?

Я настолько обалдел, что перестал реветь, задумался и сказал с возмущением:

– Да уж не драться. Он вожатый вообще-то.

– Ну и что? Ладно, короче. Не только себя ведь позоришь, лагерь позоришь, город весь. Нравится, да?

– Да чего вы вообще! – начал я и заткнулся. От обиды и от того, что Витальтолич прав.

Местный меня урыл бы, хотя и был мельче. Потому что мог в морду дать и любил это дело. А я не любил и не мог. Не мог бить в лицо вообще. В руку – ради бога. В школе и во дворе этого хватало – ну там и не всерьез, а если начиналось всерьез, я пытался приемчиком бросить или придушить. Если хват удавался, можно было терпеть удары сколько можно. А когда кровь сразу хлещет, обидно делается, и в горле будто литровая банка застряла – не до драки уже. И не до победы. Потому что какая победа, если несправедливости такие.

Теперь получается, я всех опозорил. Потому что слабак и необученный. А как станешь обученным, если не учит никто? Наоборот говорят: не дерись, решай словами, а не кулаками, – а потом тебя же виноватым выставляют.

– Раскис опять, – сказал Витальтолич. – Ну-ка встал. Встал быстро, я сказал. Вот так. Ты пацан или не пацан?

– Я Артур, – сказал я, сдерживаясь.

– Это второй вопрос, хотя имя хорошее. Как бы королевское даже. Рыцарь, король, а простых вещей не умеешь. Ладно, научим.

– Ну да, – сказал я.

Драться в пионерлагере нас еще не учили. Флагом и галстуками, ага.

– Не веришь, – отметил Витальтолич. – А ведь научу. На что спорим?

Ни на что я спорить не стал. И очень правильно сделал.

6. Линейное уравнение

– Так, хорошо, – кисло сказала Ольга Игоревна, разглядывая наш неровный строй. Старший воспитатель, как всегда, малость задыхалась, и тушь на ее ресницах была с комочками, так что мне все время хотелось зажмуриться и потереть собственный глаз. – Марданов, спасибо, что кепку снял. Так. А ты почему без галстука?

Серый буркнул и отвернулся.

– Громче, – скомандовала Игоревна.

Сергей опустил голову еще ниже и буркнул примерно то же самое. Я ни слова не понял, но Ольга Игоревна что-то разобрала.

– Что значит – сжег? Ты вообще в своем?.. Виталий Анатольевич… Так. Где галстук?

Серый вяло провел по карману шорт.

– Как ты вообще смеешь его в карман совать? Забыл, что он символизирует? Марданов, я тебя спрашиваю, кажется.

Серый зло посмотрел на воспитательницу и снова уронил голову. Лицо у него стало совсем красным.

– Как всегда: у всех все нормально, и у малышей, и у старших, только третий отряд выкаблучивается – и это в первый же день! Что, Виталий Анатольевич?

– Второй, – четко повторил Витальтолич, не вынимая рук из тесных кармашков джинсовых шорт. Он стоял в паре метров и внимательно рассматривал полосатую от теней аллею, уходящую сквозь дикий парк к обрыву над морем.

Девчонки хихикнули. Игоревна на секунду закатила глаза, помотала головой, вздохнула и шагнула к Серому.

– Давай-ка сюда галстук. Поживей, и не надо изображать из себя умирающего лебедя.