Легенда об Уленшпигеле

Автор

Шарль де Костер

Жанр

Зарубежная классика

Год написания книги

1867

<< 1 ... 96 97 98 99 100 101 102 103 104 ... 139 >>

На страницу:

Перейти

100 из 139

Настройки чтения

Размер шрифта

Высота строк

Поля

– Днём и ночью. Днём я бродил по дюнам и большим дорогам, нося с собой моё орудие, высматривал, особенно по субботам, когда в Брюгге большой базар. Если проходил мимо меня крестьянин мрачный, я его не трогал: я знал, что его печаль означает отлив в его кошельке. Если же он шёл весело, я следовал за ним и, неожиданно набросившись, прокусывал ему затылок и отбирал у него кошелёк. И так я делал не только на дюнах, но и на равнине по тропинкам и дорогам.

Судья сказал тогда:

– Покайся и молись господу богу.

Но рыбник богохульствовал:

– Господь бог хотел, чтоб я был такой, как я есть. Я сделал всё против моей воли, воля природы меня подбивала. Вы, злые тигры, несправедливо наказываете меня. Не жгите меня… Я всё делал против воли. Сжальтесь, я бедный старик. Я умру от моих ран. Не жгите меня.

Затем его отвели под «липу правосудия», чтобы выслушать приговор перед народом.

И он был присуждён, как злодей, убийца, грабитель и богохульник, к тому, что язык его будет прободён раскалённым железом, правая рука отрублена, а сам он изжарен на медленном огне. И казнь произойдёт перед воротами ратуши.

И Тория кричала:

– Вот правосудие! Вот расплата!

И народ кричал:

– Lang leven de Heeren van de wet! – Да здравствуют господа судьи!

Затем осуждённый был отведён в тюрьму и получил здесь мясо и вино. Тут он повеселел и сказал, что в жизни не ел и не пил ничего такого вкусного и что король, его наследник, может угостить его таким обедом.

И он горько смеялся.

На другой день, едва забрезжил рассвет, его повели на казнь. Увидев у костра Уленшпигеля, он указал на него пальцем и закричал:

– Вот этот – убийца старика, он тоже подлежит казни. Десять лет тому назад он в Дамме бросил меня в канал за то, что я донёс на его отца. Но это была моя верная служба его католическому величеству.

С колокольни собора Богоматери нёсся погребальный перезвон.

– И по тебе этот звон, – кричал рыбник Уленшпигелю, – и тебя повесят, потому что ты убийца.

– Рыбник лжёт, – кричал весь народ, – лжёт он, подлый злодей.

И Тория, как безумная, бросала в него камнями, поранила ему лоб и кричала:

– Если бы он утопил тебя, то ты бы не жил больше и не загрыз бы мою бедную девочку, как проклятый кровопийца.

Уленшпигель не сказал ни слова.

– Разве кто-нибудь видел, как он бросал рыбника в канал? – спросил Ламме.

Уленшпигель молчал, а народ кричал:

– Нет, нет, он лжёт, этот злодей.

– Я не лгу, – кричал рыбник. – Он бросил меня в канал, когда я молил его пощадить меня, и я едва выбрался оттуда, уцепившись за челнок, привязанный к берегу. Я промок насквозь и весь дрожал, так что едва добрался до своего мрачного жилища. Там я лежал в горячке, никто за мной не ходил, и я чуть не умер.

– Врёшь, – сказал Ламме, – никто этого не видел.

– Никто, никто этого не видел, – кричала Тория. – В огонь злодея! Ему перед смертью нужна ещё одна невинная жертва. Пусть платит. Он врёт! Если ты и сделал это, не сознавайся, Уленшпигель. У него нет свидетелей. На медленном огне, под клещами он за всё заплатит.

– Ты покушался на его жизнь? – спросил судья Уленшпигеля.

Уленшпигель ответил:

– Я бросил в воду предателя, убийцу Клааса. Пепел отца стучал в моё сердце.

– Он сознался! – закричал рыбник. – Он тоже умрёт. Где виселица? Хочу взглянуть на неё. Где палач с мечом? И по тебе звонят колокола, мерзавец ты, убийца старика.

Уленшпигель сказал:

– Я бросил тебя в воду, чтобы убить тебя: пепел стучал в моё сердце.

Женщины из толпы говорили:

– Зачем ты сознаёшься, Уленшпигель? Никто не видел. Теперь ты умрёшь.

И рыбник хохотал, подпрыгивая от злорадства, и потрясал связанными руками, прикрытыми окровавленным бельём.

– Он умрёт, мерзавец, – говорил он, – он пойдёт с земли в ад с верёвкой на шее, как вор или бродяга. Он умрёт: бог правду видит.

– Нет, он не умрёт, – сказал судья. – По истечении десяти лет убийство во Фландрии не наказуемо. Уленшпигель совершил преступление, но по сыновней любви: Уленшпигель не подлежит за это наказанию.

– Да здравствует закон! – закричала толпа. – Lang leve de wet!

С колокольни собора Богоматери нёсся погребальный звон. И рыбник скрежетал зубами, опустил голову и уронил первую свою слезу.

У него была отсечена рука и язык прободён раскалённым железом. И он был сожжён на медленном огне перед ратушей.

Уже умирая, он закричал:

– Король не получит моего золота: я солгал. Я ещё вернусь к вам, тигры вы злые, и буду кусать вас!

И Тория кричала:

– Вот расплата! Корчатся его руки и ноги, спешившие к убийству. Дымится тело убийцы. Горит его белая шерсть, шерсть гиены горит на его зелёной морде. Он расплачивается.

И рыбник умер, воя по-волчьи.

И колокола собора Богоматери звонили по покойнике.

Ламме и Уленшпигель снова сели на своих ослов.

А Неле-страдалица осталась подле Катлины, которая, не умолкая, твердила:

– Уберите огонь! Голова горит! Вернись ко мне, Гансик, любовь моя.