Кастелау

А еще – документы. Множество картонных коробок из-под стирального порошка, битком набитых бумагами. Когда мне наконец было дозволено их читать – только у нее дома, брать с собой ничего не разрешалось, – из-за запаха этого стирального порошка я чихал беспрерывно. Я почти не верил себе, но у этой дамы, у этой крикливой старухи я обнаружил то, о чем любой исследователь может только мечтать: источники информации, никем не разведанные и не оцененные. А еще – и это главное – я наткнулся на историю, куда более интересную, чем просто хронология фильмов, не законченных в связи с падением Третьего рейха, и имена их создателей [18].

Интервью с Тицианой Адам

(6 августа 1986)

Да нет, роль была небольшая. Потом, правда, стала разрастаться, а под конец… Под конец все лопнуло, по крайней мере для меня. Но это долгая история.

Вы принесли сигареты? Иногда не грех себя побаловать, особенно за чужой счет.

[Смех. Кашель.]

Да нет, это без толку, не надо меня по спине… Не поможет. Нисколько не поможет. Ничего, больше кашляешь, меньше куришь.

«Песнь свободы» — вот как фильм назывался. Режиссер Райнхольд Сервациус. Сценарий – Франк Эренфельз. Полагалось бы вам знать, господин киновед. Это как раз из тех фильмов, которые вы… Какой там, конечно, не закончили.

Да на свете столько всего, что не значится ни в каких списках, и тем не менее… «Песнь свободы», да-да. «Song of… Как там «свобода» по-американски?..

…Liberty». Ну да, как ваши корабли тогда, на фронте. Вообще-то, это была обычная историческая белиберда… Война с Наполеоном, геройская гибель любимца публики, все пускают слезу. Все очень камерно. Никаких тебе массовых сцен, сражений там всяких и прочей муры. Война сколько лет шла, все это солдафонство на экране уже не того… Публику не пронимало. В конце его тело торжественно несут в замок, и плакальщица рейха…

Ну вот, я-то думала, вы правда разбираетесь. Плакальщица рейха – Мария Маар. Ага, то есть фамилия вам… Ну, это еще куда ни шло. Короче, это была ее коронка. Отсюда и прозвище. Утопленницей рейха была Кристина Зёдербаум и плакальщица рейха, то бишь как раз Мария Маар. Ну, потому что одна замечательно умела умирать перед камерой, а вторая… Мария Маар, ее хоть ночью разбуди, и она заревет тебе в три ручья, без всякой подготовки, гримерам даже глицерин не требовался…

Да, «Песнь свободы». Может, они потом и название сменили, как и многое другое. Тогда, в последние дни, многое шло кувырком.

Да-да, я помню, помню, по порядку. Но вы же вашими вопросами постоянно меня перебиваете.

Первоначально собирались всё снимать в павильоне. Вторая студия, даже не самая большая. Приятный такой фильм, без массовых сцен. Кроме одной, там солдатня в замковом зале. Требуют, чтобы герцог вел их на битву… Великий герцог.

Это отдельная история. Типичный случай. Сначала он в сценарии просто герцогом значился, обыкновенно так. Но потом кто-то… Какой-то гений-самоучка из литчасти… Короче, какой-то умник докопался, что «его величеством» только великого герцога называть можно, а обычного никак… Ну вот его и повысили. Так сказать, произвели. Но самим вносить правку в текст тогда не разрешалось, ни-ни, куда там, нет, они соответствующие страницы из всех экземпляров сценария изъяли и… На такую ерунду время тратили. И деньги. Это когда бумаги уже… Да ничего уже нигде не было. В клозетах, к примеру…

Ах да, кстати. Если вы завтра намерены продолжать… Будьте добры, прихватите две упаковки туалетной бумаги. А то мне всякий раз на своем горбу тащить… Я дам вам свою дисконтную карточку в «Кэш и Кэрри», с ней вы… Вы и для себя можете… Кучу денег сэкономите. Правда, там только большие упаковки. Но вы с кем-нибудь из знакомых могли бы скинуться…

Ах да, ну конечно.

Значит, «Песнь свободы». Вальтер Арнольд играл молодого герцога. Великого герцога. Этакий Гамлет для бедных, так сказать, губернского разлива. В первом акте он только ноет, в смысле «у нас никакой надежды» и все такое. Во втором решается на войну, а в третьем… Возвращается домой, но уже покойником. Зато Наполеон повержен, и Германия наконец-то снова… Почему они за эту галиматью взялись, думаю, долго объяснять не надо. В сорок четвертом-то.

Короче, Вальтер Арнольд в роли великого герцога, плакальщица Маар – его мать, вдовствующая великая герцогиня, Августин Шрамм – гофмаршал… Ах, Шрамма вы все-таки знаете? Ну конечно. От него в то время просто деваться было некуда. «Если УФА снимает два фильма, Шрамм во всех трех участвует». Это уже почти поговорка была. Роль всегда одна и та же: жизнерадостный толстяк, золотое сердце. Давно уж помер, бедняга. Я могла бы поехать на похороны… Не так уж далеко. Франкфурт. Узнала поздно… Вот так теряешь друг друга из вида… Его фото с автографом висит вон там. Над круглым столом слева. Подписано мне лично. Это тоже один из снимков, которые вы не опознали.

Остальных уже не помню. Виделись только на читке… А потом случился этот пожар в студии.

Ну да, да, хорошо… Хотя могли бы дать мне рассказывать как бог на душу положит. Потом сами бы все по порядку и разложили. Уже после. Но как знаете. Сейчас, только вот сигаретку курну по-быстрому…

[Пауза.]

Моя роль? Сначала всего-навсего камеристка при великой герцогине. Зато потом… Ну да, да, помню.

Понятное дело, роль не главная. Не такая, чтобы потом премии – «Золотую Булавку» или еще что… Но для меня-то огромный шанс. Как-никак целых три сцены с Маар, только мы вдвоем, больше никого. Конечно, весь текст был у нее, а у меня только огуречные ломтики.

Огуречные ломтики. Как, вы не знаете этого выражения? Ну, то, что на сэндвич кладут, чтобы не одно только мясо. Короткие фразы. Всякая ерунда, которую потом на монтаже… Потому что для действия не важно. «Платье с шелковыми рюшами, ваше величество?» – и все в том же духе. Говорю же, огуречные ломтики. Но все равно: диалог с самой Маар. Это совсем не кот начхал, для дебютантки-то. Можно показаться. Только вот костюм мне подобрали… Ни дать ни взять монашка. Юбка длиннющая. Как будто нарочно задрапировать решили. Притом что у меня такие красивые ноги. До сих пор, между прочим. Единственное, что от меня осталось. Хотите взглянуть?

Нет, ты погляди. Никак наш малыш перепугался? Решил небось, уж не вздумала ли старая ведьма тобой полакомиться, а?

[Смеется.]

В общем, костюмеры мне заявили, что юбку короче никак нельзя – будет неисторично. Неисторично, бог ты мой! Как будто зрителю… В кино люди разве затем ходят, чтобы лекции по истории костюма слушать? На красоту полюбоваться – вот зачем. Да если бы эта коза Марика Рёкк в длинных хламидах сниматься вздумала – ни одна собака на ее попрыгушки смотреть бы не стала! Но ничего не поделаешь. Какой дали костюм, в том и играй. Я даже обрадовалась, когда потом… Нет, не при пожаре на студии, а в другой раз. Когда мы ехали…

А вот не скажу! Вы же сами хотите, чтобы все по порядку…

Три сцены с самой Маар. Можно сказать, в некотором смысле почти коллеги… Но обходилась она со мной как с последней вошью. Только сверху вниз и никак иначе. Словно ей без бинокля этакое ничтожество вообще не разглядеть… А я пыталась. Честно пыталась. «Для меня величайшая честь стоять перед камерой рядом с вами, великой актрисой…» И все такое. Но она? «Высоко с небес схожу я…»

Ну а потом я сама все испортила. Господи, молодая была, дурочка совсем. Теперь вот уже не молодая, а все еще ума бог не дает…

Могли бы, между прочим, и возразить…

Но я и в самом деле… Нет, это я вам завтра расскажу. Когда вы туалетную бумагу… Две большие упаковки. Двухслойную, этого вполне достаточно. В конце концов, приличные люди сюда выпивать приходят, а не в клозете…

Страница сценария «Песнь свободы»

(Первая редакция) [19]

Личный кабинет великого герцога. Интерьер. День.

Великий герцог за письменным столом, заваленным всевозможными бумагами, изучает какой-то документ. Гофмаршал Вакерштайн застыл в подобострастном ожидании.

Великий герцог окунает перо в чернильницу, намереваясь подписать, но колеблется. В задумчивости подпирает голову рукой. Вакерштайн деликатно покашливает, напоминая о своем присутствии.

Великий герцог, вздрогнув и очнувшись от дум, подписывает документ и протягивает бумагу Вакерштайну.

Вакерштайн с почтительным, низким поклоном принимает бумагу.

Вакерштайн: Ваше величество… (Помахивая бумагой, чтобы просохли чернила, почтительно пятится, намереваясь уйти.)

Великий герцог: Скажи-ка, Вакерштайн…

Вакерштайн (останавливаясь): Ваше величество?

Великий герцог: Скажи-ка, Вакерштайн, ты вообще понимаешь этого Наполеона?

Вакерштайн: Так точно, ваше величество, я его очень хорошо понимаю. Осмелюсь сказать: я даже чувствую родство с ним.

Великий герцог (удивленно): Родство? Ну-ка, потрудись объяснить, в каком же это смысле?

Вакерштайн: Сей же миг, ваше величество. Вот я лично очень даже не прочь пропустить глоток-другой доброго вина, и Наполеон, сдается мне, тоже завзятый выпивоха. Правда, упивается он не вином, а битвами. И, как всякий выпивоха, не может вовремя остановиться. А коли так, его тогда неминуемо начинает покачивать. И вот ежели в такую минуту его… [20]

Интервью с Тицианой Адам

(7 августа 1986)

Лучше выключите сразу эту штуковину. У меня сегодня… Нет настроения. И сил нет. Я же не девчонка, в конце концов.