Она плакала, и я плакала, но в конце концов мы отстранились друг от друга и я сказала, что вернусь завтра. Уже уходя со двора, я не устояла и дотронулась до «Доджа-Неона» Бекки… и тут перед глазами вспыхнуло видение.
Калеб рванул ко мне. Я стояла на месте и смотрела, как Бекки и Ральф едут через горный перевал, смеются и подпевают радио. Но только они добрались до съезда и собрались выехать на шоссе, как машина заглохла. Ральф был вне себя. Он говорил, что бензин закончиться не мог, что в городе они заправились… но стрелка была на нуле, а вокруг – ни людей, ни домов. По этому перевалу ездили редко: только те, у кого неподалеку загородные домики…
(Они живы!)
…И вот они отправились в путь. Но шли дни, у них закончилась вода, еда, и в конце концов они потерялись. Они добрались до маленькой пещеры в горном склоне над долиной. Ральфу пришлось хуже, потому что он отказывался пить воду и каждый раз уступал ее Бекки. Наблюдая видение, я разглядывала лицо подруги – испачканное, грустное и прекрасное, – когда она приглаживала Ральфу волосы; и тогда я поняла: еще есть надежда их спасти.
Я взглянула на Калеба, видевшего то же самое, и он кивнул. Он был готов ехать. Готов отправиться со мной и спасти моих друзей.
Я взяла Калеба за руку, и мы побежали к дому его дяди. Мы не задержались у папиного дома, потому что он попытался бы меня остановить, а Биш вызвался бы пойти с нами. Но я не могла допустить, чтобы кто-то пострадал или умер за меня. Это мои проблемы и моя война.
Ну и Калеба, по умолчанию.
Он посмеялся над моими мыслями.
Мы не взяли с собой ни сменной одежды, ни чего-то еще, а просто запрыгнули в дядин внедорожник. Но мне было все равно: я хотела лишь поскорее доехать до нужного места. Одна дорога занимала несколько часов, а нам еще предстояли поиски.
Я увидела, как мы съезжаем с подъездной дорожки, мчимся по улице и Калеб говорит, мол, нужно кое-что купить.
Все именно так и случилось.
Спустя час мы остановились на маленькой заправке – запастись едой и водой. Еды мы взяли вдоволь, чтобы накормить Бекки и Ральфа, когда найдем их. А я была убеждена: мы их точно найдем.
Мы ехали очень долго. Калеб включил радио на полную громкость и принялся петь, держа одну руку у меня на коленях и теребя мои пальцы. Он ни слова не говорил о Бекки, и я была ему за это благодарна. Я скинула кеды и поджала под себя ноги, потом опустила капюшон толстовки и устроилась поудобнее – нам предстоял долгий путь.
Мое видение было слишком неясным, а потому на последней заправке перед подъемом в горы мы на всякий случай взяли с собой дополнительную канистру бензина. Мы знали, что больше заправочных не встретим, поскольку кричавшая об этом вывеска была больше дурацкого магазинчика, перед которым висела.
Калеб отдал мне свою пластиковую карточку и написал пин-код на моей ладони. Я улыбнулась, еле сдерживая смех. Вот она – любовь: его пластиковая карточка с пин-кодом.
Я снова нацепила кеды и двинулась в туалет, пока Калеб заправлял машину. На обратном пути, когда я взяла нам обоим напитки, в голове у меня послышался голос:
«Захвати еще пару медовых булочек, детка. У меня булочная недостаточность».
Я засмеялась про себя.
«Значит, нужно штук десять. Потому что делиться с тобой я не собираюсь».
«Ой-ой! Ну тогда прихвати еще десять, потому что я тоже делиться не буду».
«Вот и ладно! Прихвачу!»
Я услышала, как Калеб смеется.
«Возьми-ка мне еще пару палочек вяленой говядины, пожалуйста-препожалуйста!»
«Хорошо, любовь моя».
Я выполнила его просьбу, а потом захватила несколько медовых булочек, пачек крекеров и энергетических напитков и вывалила все это перед кассиром. Он недовольно приподнял бровь, и я смущенно кашлянула. Кассир раздосадованно просканировал каждую мою покупку и запихнул все в пакет. Я провела карточкой по считывателю и ввела код. Затем кассир отдал чек, и я схватила добычу и вышла к Калебу, ждавшему меня в машине у самых дверей.
Я забралась внутрь.
– Я написал нашим папам и ввел их в курс дела, – признался Калеб. – Не хотел, чтоб они волновались.
– Спасибо, – ответила я с облегчением. – Я об этом как-то не подумала.
Я вынула из пакета вяленую говядину и протянула ему вместе с жестянкой «Сладкого аризонского чая». Засмеявшись, я указала на банку.
– Видишь, это судьба, что ты поедешь в Аризону.
Калеб улыбнулся, но сдержанно. Я вопросительно на него посмотрела.
– Ничего. Ну… то есть чего, но… Сейчас мы не должны говорить о будущем, помнишь? Тебе не нужно ничего знать до свадьбы.
Я добродушно улыбнулась и откусила кусочек от медовой булочки, пока Калеб жевал свои длинные говяжьи палочки.
Спустя час он свернул на обочину. Он устал и хотел спать.
– Мы что, прямо тут заночуем?
– Отелей здесь нет, детка.
– Я знаю… но…
Он сочувственно мне улыбнулся.
– Понимаю, но мы не можем искать их в темноте. Поспим здесь. Мы, конечно, еще не в долине, поэтому мимо будут ездить, но к нам никто не сунется. А утром встанем и первым делом пойдем искать ребят.
– Никто к нам не сунется, говоришь? А ты смотрел «У холмов есть глаза»? Или «Техасскую резню бензопилой»? Или «Психо»?!
Калеб усмехнулся:
– Да, но я прибью любого, кто к тебе приблизится! Ты же мне доверяешь, правда?
– Конечно.
Он вынул ключи и, выйдя из машины, уселся на заднее сиденье. Потом запер двери и пальцем поманил меня к себе. Я полезла к нему через ручник и почти перебралась назад, как вдруг одна моя кедина соскользнула… и я, хохоча, грохнулась на Калеба.
Он засмеялся – хрипло и весело, – а затем помог мне подняться и усадил верхом к себе на колени. Он улыбнулся и, потянувшись, скинул с меня кеды. Медленно. Они со стуком упали на пол внедорожника, а Калеб, не сводя с меня взгляда, стянул и носки. Я перестала хихикать, таким чувственным было это движение.
Та часть меня, которая недавно так явно проявилась, часть, столь созвучная телу Калеба, каждому его движению, сейчас вдруг очнулась. Он снял капюшон у меня с головы. Тут я поняла, почему кассир в магазине так странно себя вел: он, наверное, решил, что я хочу его ограбить, в таком-то прикиде.
Калеб отвел назад мои волосы и легонько провел пальцами по шее. Я сглотнула.
– Ты не против тут поспать? – спросил он еле слышно. – Мы можем лечь сзади, если хочешь, но…
– Нет, – ответила я.
Я сама удивилась, какой хриплый у меня стал голос. Калеб тоже это заметил.