Зимняя Чаща

Но после смерти бабушки и спустя всего неделю после моего пятнадцатого дня рождения мама взяла книгу и засунула в деревянный ящик под кроватью. Сделала так, словно не доверяла мне, словно пыталась стереть память о моей бабушке, а вместе с ней и обо всех Уокерах. Больше всего мама всегда хотела быть нормальной.

Порвать все связи со своим прошлым. Не хотела, чтобы ее называли ведьмой или чокнутой, не хотела ловить на себе взгляды осуждающих, когда шла по городу, не хотела слышать, как за ее спиной шепчутся, что в волосах у нее живут пауки, а под ногтями ног водятся жуки.

Мы – Уокеры. Наши предки жили в этих лесах задолго до того, как разбили свой лагерь на берегу Черной реки первые золотоискатели. Мы вышли из этого леса. Родились из его корней, соленой морской воды и выветренных от времени камней.

Мы все дочери леса.

Мы не можем жить без него, а он без нас.

Я сижу, скрестив ноги, на белом постельном покрывале. Снежинки влетают в комнату, опускаются на Фина, который свернулся в клубок на полу и спит, прикрыв нос хвостом.

Я открываю книгу, и меня обдает запахом сожженного зверобоя и жасмина. Точь-в-точь как в те вечера, что я проводила вместе с бабушкой. Гулко бьется сердце. Я испытываю трепет, смешанный со страхом. Если мама обнаружит, что я брала книгу из-под ее кровати, она рассердится. Очень сильно рассердится и спрячет книгу так, что я уже никогда не смогу вновь отыскать ее. Или вообще уничтожит, сожжет.

И все же я склоняюсь над книгой, и мне на глаза падает прядь волос – тонких и иссиня-черных, как у бабушки. Между прочим, мой крючковатый нос, и темная бездна во взгляде, и печальный изгиб губ – все это от бабушки. Напоминание, что бабушка живет во мне.

Под весом лунного камня поворачивается в сторону кольцо на пальце, когда я листаю страницы книги. Рецепты, записи, сделанные углем и карандашом рисунки, наброски…

Наконец я нахожу то, что мне нужно. Простое средство от простуды. Этот рецепт так часто перечитывали, что страница сложена пополам, чтобы ее легче было отыскать.

Если честно, сам рецепт не очень колдовской, но бабушка часто прибегала к нему в холодные январские дни, чтобы согреть свои промерзшие косточки, унять кашель, восстановить кровообращение в застывших пальцах рук и ног.

Я молча, тихо спускаюсь вниз, на кухню.

Найти необходимые ингредиенты совсем не сложно. Один из шкафов у нас на кухне целиком заставлен стеклянными банками, в которых хранятся сушеные травы, молотые корешки и ароматные жидкости, а на крышке каждой банки от руки написано, что именно в ней находится. Здесь есть даже банка с надписью «Озерная вода» – это на случай, если на этой воде нужно срочно приготовить какое-то снадобье, а времени, чтобы бежать сотню метров до берега, нет.

Мама к этому шкафу даже не прикасается, но, правда, ничего из него не выбрасывает, хотя даже травки никогда не заваривает, в отличие от бабушки. Как я уже говорила, мама изо всех сил старается показать, что она не Уокер, но все равно не может стереть память о нашем прошлом. И от лунного света, который течет у нас в жилах, избавиться не может.

Я кладу нужные ингредиенты в тот самый медный котелок, которым пользовалась бабушка. Молотая гвоздика, растертый в порошок кардамон, щепотка травки, которая называется кандык, или собачий зуб, и немного красноватой настойки из банки, на которой написано «Беро».

Получившуюся смесь я перекладываю в маленький холщовый мешочек и иду с ним в гостиную, где спит Оливер. Его темные волнистые волосы уже высохли, он не просыпается и даже не шевелится, когда я, приоткрыв одеяло, осторожно прикладываю мешочек к его обнаженной груди. Он дышит во сне медленно и ровно, но вдруг вздрагивает – его глаза начинают бешено вращаться под закрытыми веками, все тело напрягается. Оливер видит сон и напоминает мне в эти секунды умирающее животное – сражающееся, цепляющееся из последних сил за свою жизнь. Я могла бы подлезть под одеяла, обнять Оливера, слушать, как бьется его сердце под моими ладонями, могла бы дождаться, когда он согреется, а потом вернуться в свою кровать наверху.

Но я не знаю этого парня. Парня, который напоминает мне зимние деревья – высокие и согнувшиеся, с грубой шершавой корой, которая временами отслаивается, обнажая сердцевину дерева.

Я задерживаю дыхание и отворачиваюсь. «Он парень, которого я не знаю», – повторяю я себе. Парень со своими секретами. Парень, не похожий на других – только никак не могу понять, чем именно не похожий. Не могу.

В рецепте сказано, что травы нужно держать близко к телу во время сна на протяжении трех ночей, после чего простуда уйдет из костей.

Это все, что я могу предложить ему, все, что я знаю. Я Уокер, но не владею настоящей магией. У меня нет ночной тени. Впрочем, и того, что есть, должно быть достаточно.

Вернувшись к себе на чердак, я закрываю книгу и зарываюсь под одеяло, стараясь не думать о парне. О незнакомце, что спит сейчас внизу.

Близится рассвет, небо за окном моей спальни начинает приобретать темно-розовый оттенок.

Я подтягиваю одеяло выше к подбородку и начинаю умолять сон прийти ко мне. Унести меня, погрузить во тьму, дать мне отдохнуть хотя бы часок. Но мое сердце продолжает гулко барабанить в груди, возбуждение не желает покидать меня, и дело тут не только в парне, который спит внизу. Дело в чем-то еще.

Мотылек, которого я видела в лесу. Белый мотылек с изодранными крылышками и черными блестящими бусинками глаз. Предупреждающий, тревожный знак.

И я знаю, что он означает. Я знаю, что приближается.

Мой взгляд скользит по стене над моей головой, где пришпилены предметы, принесенные мной из леса. Кусочки мха и сухие кленовые листья, вороново перо и скорлупа разбитого сорочьего яйца, семена ирги и другие собранные под деревьями вещи. К потолку головками вниз прикреплены на стебельках десятки высушенных лесных цветков. Они, покачиваясь, сыплют мне на подушку свою пыльцу. Это очень хорошо – принести в дом частицу леса и позволить лесу наблюдать за тобой, когда ты спишь. Эти лесные вещицы защищают меня и навевают хорошие сны.

Но только не сегодня.

Даже при открытом окне, сквозь которое залетают и собираются на полу снежинки, мне жарко под своим легким одеялом. Я потею так, что щека прилипает к подушке.

В полусне, в лихорадочных видениях у меня появляется странное ощущение, что утром Оливер исчезнет. Растает, словно снеговик.

Очередная уловка леса. Его игры.

Словно и не было никогда никакого парня по имени Оливер.

Книга заклинаний лунного света и лесная аптека

Флоренс Уокер родилась в 1871 году под Зеленой луной летнего солнцестояния.

К тому моменту, когда она сделала свой самый первый вдох, на подоконник слетелись вороны. Они и впредь сидели, сложив крылья, на подоконнике детской комнаты Флоренс и сторожили ее сон.

В день свадьбы Флоренс на стоявшую неподалеку березу уселся воробей с белым хохолком и спел такую чудесную песенку, от которой у всех, кто там присутствовал, сжалось сердце. «Она птичья ведьма, – говорили о ней. – Птицы исполняют все ее приказания».

Но птиц к ней просто привлекала ее ночная тень.

Флоренс всегда держала у себя в карманах семена подсолнуха и оставляла их пригоршни на камнях вдоль кромки озера. А когда она надевала свое желто-абрикосовое платье, семена сыпались из дырки в кармане, оставляя тонкий след повсюду, где проходила Флоренс. Она шептала птицам предзнаменования, а они в ответ делились с ней секретами ее врагов.

Позднее при жизни Флоренс построенный среди деревьев дом Уокеров постоянно был полон щебетом зябликов и пятнистых тауи. Они жили в доме, днем сидели на потолочных балках, а ночью спали, сгрудившись вокруг раковины в ванной.

Умерла Флоренс в возрасте восьмидесяти семи лет от тяжелой болезни, которая называется туберкулез.

Когда Флоренс была при смерти, на раме ее окна всю ночь сидела сова и кричала до тех пор, пока больная не издала последний, похожий на птичий щебет, хрип и замерла навеки.

В саду до сих пор можно видеть ворону, которая прыгает между грядок с чесноком и геранью, ища червячков. У этой птицы глаза Флоренс.

Как приманить к себе ворону из сада:

Одна пригоршня птичьего корма

Облачко сапфирового дыма

Сорвать рядом с садовыми воротами два цветка клевера

Прищелкнуть языком и три раза произнести имя Флоренс Уокер. На голове должна быть надета панама.

Нора

Со лба катятся капельки пота, и я ногой отбрасываю одеяло в сторону. Мне жарко и думать я ни о чем не могу.

В окно спальни сочится бледный мутный утренний свет, а Фин сидит рядом с лестницей и тяжело дышит, высунув язык – ему тоже жарко. В висках легонько пульсирует боль – из-за того, что я не выспалась. И тут я вспоминаю парня, из-за которого я не выспалась. Парня с полными губами и такими глубокими глазами.

Я выбираюсь из кровати, чувствуя легкое раздражение. У меня слегка кружится голова. Фин следом за мной спускается вниз – нам обоим необходимо глотнуть свежего воздуха. А мне, кроме того, нужно еще отделаться от лихорадочных снов, которые никак не отпускают меня.