–Хотите еще что-нибудь сказать?
–Ничего в голову не влезет.
–Вы будете жалеть, если поймете это уже в одиночестве.
–Ты прав. Знаешь…
Февраль
Ярая, кусачая метель царапала хмурые деревья, который образовали длинную лесную аллею с широкой протоптанной сельской дорогой. Этот путь ведет прямо к морю, где древние люди, какие населяли каждый уголок планеты, пригодный для жизни, основали небольшое поселение, гордо сохранившее свое описание и по сей день. Каких-либо исторических личностей в близлежащих территориях не рождалось, да и в целом это была большая деревня маленького города. Конечно, общественный резонанс застал беспечных жителей непримечательного населенного пункта, когда хмурые стены обжитых домов стали центром настоящей революции, провалившейся бесславно и позорно. В лесу неподалеку гуляли свои маньяки, топились свои моряки, влюблялись свои герои, но чего-то особенного и великолепного не было. Вся прелесть этого города заключалось в его обыденности. Время шло своим чередом, один час сменялся третьим, а времена года не старались оригинально войти в жизнь местных жителей. Все казалось до отчаяния обычным.
Естественно кого-то такая цикличность и бессмысленность потраченных дней сводила с ума, но как-то по странным течениям обстоятельств они смирялись и подчинялись мягкой руке скучной посредственности. Однако каково же было удивление хмурых лесов, когда по узкой аллеи, засыпанной снегом, среди ярой метели, заставляющей всех адекватных сидеть дома, шел неизвестный в шубе, сгорбленный под тяжестью холода. Его мрачный и хмурый стан даже в нечетких профилях тела, окутанного снегом, излучал ауру угнетающего уныния и разочарования, все будто бы боялось его и отодвигалось как можно дальше, и лишь одна бесстрашная метель увлекала его за собой.
Кто это был, почему он пошел по такому морозу- никто не мог дать точного ответа. В городе о нем не вспомнят, да, наверно, даже не знают, что он жил в одном из домов деревенских кварталов. А неизвестный шел, пока и вовсе не пропал под бархатом снега. Хмурые деревья облегченно устилали узкую проселочную дорогу, а метель сыто шумела все громче и громче…
Мерцедоний
Утро.
Я проснулся под невероятно громкую трель будильника. Голова раскалывается… Слишком много снов завладели мной ночью… Вот бы вспомнить их… Дряблый и потрескавшийся потолок. Вот-вот и он развалится. Значит, вся эта грязь с соломой упадет прямо на меня. Что ж, тогда мир лишится не самой важной фигуры. Надеюсь, что после моей смерти здесь построит дом мужчина, который заведет счастливую семью, и будет приносить пользы куда больше, чем я.
Я тяжело встал и уселся на грязный матрас. Вокруг одни бутылки, шприцы, да банки. Как же скудно я живу… Ни черта не могу понять, день сейчас или ночь. Совсем цветов не различаю. Одни лишь черные да белые оттенки. Даровал же Бог мне такую особенность…
С детства я не мог различать цвета. Болезнь какая-то, однако сильно не мешала жить. Только те краски, которыми все так восторгались для меня были всего лишь черно-белым фильмом. Невыразительный и скучный, он постоянно окружал меня, однако в начале детская беззаботность, затем пылкая юность помогали мне не обращать внимание на мой дефект. Начало своей жизни я провел, как обычный человек. Однако уже после стало понятно, что мне будет очень трудно жить с моими чертиками.
Я встал с кровати и медленно подошел к столу. Единственный стол, который стоял напротив единственного окна в этом чахлом сарае. На столе- хлам. Хлам, который во мне. Проведя пальцами по бардаку, я нащупал небольшую тетрадку. Точно… Под старость лет решил написать рассказ о том, чего никогда не испытывал. Любовь. Меня никогда не привлекали люди. Я в них видел что-то пустое и интересное. Их постоянно равнодушные глаза, переменчивые эмоции и абсолютный холод к чужому не создавали во мне какого-то особого трепета души. Однако эти бездушные животные способны совершать иррациональные вещи: влюбляться, убивать, разговаривать, творить. Возможно, это абсолютный баланс, который был плохо рассчитан. Теперь же то, что должно было навести порядок в мире, творит хаос, прекрасное и невероятное. Странно, что именно эти существа, слабые и беспомощные, стали могущественными и властными. Они стали покорителями мира. Весь их вид держится на нескольких особенных личностях, которые привели их к этому всеобщему величию.
Я никогда не испытывал любовь. Перечитывая мимолетом строчки в этом худом рассказе, я удивляюсь самому себе: человек, которому чужда симпатия, так тепло и нежно описывает это далекое чувство. Воображение- главный и единственный инструмент, позволивший нам прийти к тому величию, которое мы имеем сейчас. Буквально из ничего родилось несуществующее, а из реальности свершается фантастика. Удивительно, как жизни многих слепляются в одну большую эпопею, где главными героями являются время, любовь и ненависть.
Тонкая тетрадь упала на пол. Руки совсем перестали чувствовать. Наверно, стоит что-нибудь поесть… Краем глаза я заметил папку. ,,Дело маэстро”. Ужасный человек, этот мистер Ридл. В папке лежала его книга. ,,Творческая жизнь мистера Ридла”. Ужасная безвкусица. Почему я не сжег это? Тем более его записку, где он старается оправдать себя? Жизнь этого человека куда хуже и противнее, чем моя. Он утверждал, что мы чем-то похожи, но между нами нет ничего общего. Я, кто достоин самое наихудшей смерти, презираю этого монстра. Это чудовище сдохло, а вместе с ним и все те ужасы, которые он принес в этот мир. Благо, о его работе ничего неизвестно. Всем было плевать на него. И слава Богу… Возможно, парочку произведений кому-то да понравились, но вся книга осталась зарыта в земле забвения. В этом мире, несмотря на все ужасы, существует хромая справедливость.
Нога задела провод. Компьютер включился. Старый, запыленный, давно не используемый, он высветил мне какой-то текст. Точно… Это же тот фотограф, что верил в жизнь, а потом понял, что все не так просто. Мне понравилось читать про его судьбу. Особенно момент, когда он потерял наивность и осознал всю тяжесть настоящего. Я удивлялся тому, как человек в таком возрасте способен мыслить глазами ребенка, ушами младенца и сердцем… своим. Кто знает, что с ним случилось, однако его перемены личности меня позабавили. Юмор- странная вещь, а я смеялся как ненормальный с истории этого фотографа. Пока все смеются с шуток, всегда основанных на оскорблении, я смеюсь с чужой печали. Все это так смешно, так весело. Жизнь крутится, несмотря на чужое горе, жизнь вертится, несмотря на абсолютное зло, всегда преследующее невинных лиц. Судьба способна уместиться в обычный текст, когда обычное слово невозможно описать чувствами.
Я попытался посмотреть в окно. Стекло настолько покрылось пылью, что невозможно ничего рассмотреть, однако слабый свет соседнего дома виднелся, как маленький мотылек, который летом греется около лампы на улице. В этом доме жила, по-моему, старушка какая-то. Репетитор. Сколько бы я тут не жил, она вечно заводит детей в свой дом, где и просвещает наукам. Я смотрю, как ребята разных возрастов заходят в эти двери с двумя типами лиц: расстроенными из-за предстоящих мучений и радостными. И мне снова смешно. Они тратят беззаботное свое время ради того, чтобы получить знания, малая часть из которых забудется уже ко второму десятку. Старушка добрая была. Умерла, по-моему, десять лет назад, может, меньше… Нет, десять лет назад умер кто-то другой. Вроде, ее муж. А сама она скончалась два года назад. Точно, к ней еще приходили люд- все в черном, а потом какой-то мужчина сюда приехал. То ли сын ее, то ли просто незнакомец. Теперь здесь живет семья. Семья… Это самый верный способ оставить о себе память. Если про тебя помнят, ты продолжаешь жить. Все до безобразия просто, однако так сложно присосаться, как паразит, в память к людям. Нужно что-нибудь оставить. А мне оставлять нечего…
Я снова, черт возьми, смеюсь. Под старость лет, видимо, мне впервые хочется смеяться, но не от счастья, а то отсутствия чего-либо. Кажется, моя жизнь комедия, но как сказал какой-то клоун, эта гребаная трагедия. Однако, когда грустно, то все плачут, а я и этого делать не способен. Все безразлично. Все темно. Все пусто.
На подоконнике стояли таблетки для сна. Таблетки для сна… Я несколько лет не мог нормально поспать. В итоге, вся жизнь превратилась в какую-то мешанину без реальности и без сна. Я был между двумя мирами, но потом, благодаря этим таблеткам, выбрался из чертового колеса. Теперь сплю и хочу это делать вечно…
Я отошел от стола, а передо мной уже возвысился единственный шкаф. Эта лачуга настолько тесная, что и одного шага сделать нельзя. Открыв шкаф, я первым делом увидел фотоаппарат. Давно сломанный, давно все повидавший. Тут же в голове война… Повезло тогда, что пуля в плечо попала, а не в голову. Хотя лучше бы в голову… Бедный Ильгар свалился чуть ли не первый. Если бы не та засада, которую мы не заметили, жена бы увидела его живым, а не мертвым… Сколько было слез… Все плакали, почти все… Остальные, слава Богу, отправились по домам. Абзал уехал к родным, Морти как герой войны вступил в эту жизнь, что стало с Джимом мне неизвестно. Слышал только, что Рамис связался не с теми и был убит. Однако это только слухи. После войны мы потеряли друг друга, но кто-то даже себя. А началось все так нелепо, так абсурдно, что… еще хуже становится. Все жертвы, в итоге, были ради монстра, которого полюбили все в один миг, и в один миг полилась кровь многих. Все к лучшему… Теперь страна в спокойствии уже чуть ли не полувек, но все ли так хорошо?..
Слева от фотоаппарата висел костюм, одинокий, а за ним на стенке приклеена фотография морского пейзажа. Это еще от прошлых хозяев этого шкафа осталось, но я тут же вспоминаю свое постыдное влечение к морю… Это было после войны, я чувствовал, что еще могу начать жить, искал себя и увидел море. В нем я увидел спасение… Но мои глаза ведь все видят в черно-белом. Спасибо тому старику, что спас меня и одновременно похоронил. Он продлил мою жизнь на долгие несколько десяток лет. Я успел уехать в путешествие, где увидел в первый и последний раз дрянного Ридла. Надо его уже забыть… Затем вернулся обратно. Теперь я здесь. Но хорошо, что, хотя бы не я выкопал себе могилу. Хотя бы не я…
Я закрыл шкаф. Что же меня интересует? В этой жизни я никогда не находил себя, своего призвания. Я смеялся с печалей, переживал многое, оставался вечно за кадром. Мой черно-белый фильм скоро закончится. Но в нем нет ни завязки, ни развязки. Одна вечная кульминация, которая так и не достигает своей точки кипения. Мой взгляд поймал череп, который скромно лежал в углу и пустыми глазницами смотрел прямо на меня.
Точно… Смерть. Недавно была новогодняя ночь. Я сидел у себя в сарае и все так же прожигал свою жизнь стеклом и металлом. Под агонией пьяного бреда в мою горячую и тупую голову пришло озарение. Смерть. Как она выглядит? Мне нужно было увидеть, как выглядит эта баба с косой. Что она из себя представляет? Война не дала мне увидеть, как на самом деле выглядит смерть. Она показывала лишь ее мгновение, когда в уже мертвом от пули теле еще теплилась жизнь. Но это не то. Я жаждал совсем другого. Самое страшное это то, что я знал, чего именно хотел.
Кладбище. Ночь. Все празднуют новый год. Я тихо прохожу в усыпальницу мертвых. Здесь таится настоящий облик смерти. Повсюду надгробные плиты с разными именами, но мне нужно было конкретное имя. Я тихо пробегал мимо пугающих колонн мрамора, всматриваясь в каждую букву, и, наконец, нашел. Лопата шумела громче всего мира, земля падала грандиознее водопада, а мое дыхание было более нервным, чем у океана. Я достал череп своей матери, давно погибшей, однако теперь в ее пустых глазницах я видел смерть. Она была не накрашена, потому что не ожидала, что я загляну, и полностью оцепенела. Я смотрел на эту гниющую кость с опарышами внутри и долго думал. Но к какому-нибудь итогу моя голова не смогла прийти, и я пошел домой. Но сейчас понимание, чего, наконец, хочет это неугомонное тело, пришло.
Я медленно надел старую шубу, лежащую на полу рядом с черепом и открыл дверь. На улице был лютый мороз. Я ступил на мягкий снег и теперь уже никогда не прекращал идти, ведь впереди меня ждал последний, самый крепкий и долгий, он принесет мне долгожданное успокоение и первое счастье, станет спасательным кругом и избавителем от всех мучений, которые терзали меня всю жизнь, все шло именно к этому, и он знал это. Он ждал. Он специально сегодня меня посетил. Сон.