
Сны
Антуан нервно вздохнул. Валентина хотела его остановить, но он продолжил.
–Я смотрел на них. Их лица были мутные, серые. Потом папа не стерпел и крикнул, чтобы я быстрее отвечал. Я люблю их обоих, я так и сказал, но они стали кричать и ругать меня… Я испугался и заплакал, а они стали кричать еще громче. Я убежал. В доме мне было страшно. Я побежал к вам. И…
Он опустил голову, всхлипывая. Старушка печально взглянула на него и ласково погладила.
–И правильно. Переночуешь у меня, а завтра я пойду разбираться с твоими родителями.
–Не надо! Они и на вас кричать будут.
–Не бойся. Не будут.
Мальчик хотел снова возразить, но старушка перебила его.
–Будешь ночевать у меня. Я уложу тебя в зале, а сама лягу на свою кровать, и завтра мы пойдем к тебе. Хорошо?
–Хорошо…
–Отлично, тогда давай кружку и иди в зал.
Антуан кивнул и удалился. Пока старушка мыла посуду, в ее голове зародилась одна мысль, которая ужасала и воодушевляла ее. Она чертила поверхностный план своего замысла, не замечая, как кружка в ее руке выскользнула и упала в раковину. Хозяйка вздрогнула, выключила воду, свет и пошла за спальным бельем. Придя в зал, Валентина только сейчас обратила внимание, что одежда на сидящем на диване мальчике промокла.
–Антуанчик, сходи в душ,– мальчик тут же послушался.
–Я дам тебе вещи своего сына. Они остались…,– говорила хозяйка уходящему Антуану.
Пока Антуан купался, Валентина повесила его белье на батарею и приготовила спальное место. Когда мальчик вышел свежим и чистым, то беспокойства, страх и истерика отошли, и юная грудь дышала чуть свободнее и легче. В этом доме он чувствовал себя в безопасности. Старушка ласково уложила своего ученика на диван.
–Спокойной ночи,– сказала она.
–Спокойной ночи,– ответил мальчик и закрыл глаза.
С выключенным светом и открытым окном всегда легче засыпать. Темная аура под звуками ночи приобретает краски фантастического леса, способного своими обитателями вовлечь странника в неизведанные сновидения. Ощущая тепло этого дома, чувствуя дыхание половиц, ощущая мягкое прикосновение стен и зная, что самый близкий и родной человек так же крепко засыпает, Антуан погрузился в сказочный лес.
Старушка тоже слышала эту красоту, но многолетние думы рассуждали о созревшем плане. За эту идею ей почему-то было стыдно. Возможно, это будет самый смелый шаг в ее жизни, вопрос один- оправдан ли он. Счастье мальчика для нее- самое главное, она хочет сделать все, чтобы он был счастлив, но гадкое чувство совести и благоразумия останавливали ее. Сейчас… Сейчас то самое время, когда его счастье может быть разрушено. Многие люди притворяются. Валентина тоже. Она пережила много горя, получила бесценный опыт. Когда атмосфера благоприятная, ее душа надевает маску беспечности, и чем благоприятнее ее жизнь, тем крепче фальшивое лицо хватается за голову. В моменты самого шаткого стресса эта маска способна трескаться, и девушка, неуверенная и робкая, давно потерявшая красоту своего тела, появляется на свет и портит жизнь хозяйки. И именно такое происходило сейчас с Валентиной, и под таким гнетом противоречивых мыслей она уснула.
Антуан впервые за несколько дней проснулся под звуки утренних птиц, а не под крики родителей. Наконец, утро выдалось спокойным и мирным. Мальчик еще долго лежал на диване, наслаждаясь чудным временем. Его уши улавливали каждый порыв ветра, глаза жадно ловили легкие движения штор. Где-то за пределами комнаты, в стенах этого старого дома, стали слышны тихи потрескивающие звуки и шипение. Еще немного впитав в себя всю нежность одеяла, Антуан встал на мягкий ковер своими босыми ногами. Перед ним стоял большой стол, на котором он усердно занимался и сближался с учителем. Мальчик кончиками пальцев дотронулся до твердой поверхности мебели и, удивившись своему поступку, пошел искать Валентину.
Старушка стояла возле плиты и сосредоточенно готовила завтрак. Заметив краем глаза тощие ноги, хозяйка весело сказала:
–Доброе утро, Антуанчик! Садись за стол, сейчас мы позавтракаем,– Валентина ловко достала тарелки, включила газ, положила еду, накрыла стол и уселась рядом.
–Приятного аппетита!– произнесла старушка.
–Приятного аппетита,– скромно ответил мальчик.
Такого вкусного завтрака он давно не ел. Яичница с луком, сытная и приятная, переливалась тягуче во рту. Заедая желток черным хлебом, Антуан отпивал по глотку сладкого домашнего ягодного компота. Пережевывая хрустящую корочку, мальчик улыбался.
Старушка с любовью смотрела на него. Как-то самим собой между ними завязался разговор о всяких пустяках. Хозяйка решила, что несмотря ни на что, она выполнит задуманное.
-Готов?– серьезно спросила старушка.
–Да,– так же напряженно ответил мальчик.
Они стояли в прихожей и готовились к чему-то страшному и судьбоносному. Открыв дверь, ученик и учитель гордо собирались высказать все сеятелям несчастья, но те стояли у порога и удивленно смотрели на выходящих из дома.
–Здравствуйте,– первой, как всегда, начала Арабель.
–Доброе утро,– старушка почувствовала, как мальчик прижимается к ней.– Зачем пожаловали?
–Забрать нашего несносного сына,– грозно и строго произнес отец.
–Он хороший мальчик! Замечательный!
–Но он принес вам столько хлопот,– также грозно смотрела на ребенка и мать.
–Скорее это вы принесли ему много проблем,– чем больше напирала старушка, тем сильнее давила на нее девушка.
–Что?– оба удивились.
–Ваши постоянные ссоры измотали бедного ребенка. Уже второй месяц он приходит уставший и бессильный.
–Прошу вас не влезать в чужие дела,– теперь грозный вид Арабель перешел на хозяйку.
–Успеваемость ученика- главная забота учителя. А из-за вас она снижается,– старушка робела перед страшными и нервными взглядами родителей, та скромная девушка, что ломает маску беспечности, затыкает морщинистый рот хозяйке, но Валентина держалась.
–Мы вам платим деньги, и вы не имеете право вмешиваться в наши семейные дела, – Арабель повышала тон.
–Как и вы не смеете кричать на меня возле моего дома, на моей территории!
Мать замешкалась.
–Антуан, пошли домой,– она протянула руку сыну, но тот еще больше спрятался. Арабель вспыхнула.– Антуан!
–Я собираюсь забрать вашего сына к себе,– вскрикнула старушка. Выглядело это жалко, но все удивились.
–Вы никак не сможете этого сделать.
–Смогу! Я не отдам бедного мальчика таким злым родителям!
–Не беспокойтесь, мы развелись. Антуан теперь будет жить со мной,– хозяйка замерла. Этим воспользовалась Арабель и выхватила за руку ребенка, да так, что казалось, она оторвет тоненькую ручонку.
–А!– закричал мальчик.– Валентина Викторовна, спасите!
Старушка пришла в себя и помчалась за матерью, но ее остановил Михаэль, до этого молча следивший за ситуацией.
–Я понимаю, вы его тоже любите, как и мы, но ради его будущего… отпустите.
Скромная девушка полностью обхватила шею старушки, и ей приходилось лишь смотреть, как отец, печально кивнув головой, пошел следом за криками сына, просящего своего репетитора забрать его к себе…
В следующий раз они встретились в месте, где никто не смеет шуметь и беспокоить вечный сон спящих. Антуан вырос. В нем остались некоторые проблемы из детства, но многие он тяжким трудом победил. Сегодня похороны его матери. Он не пришел. После того дня, он ненавидел женщину, забравшую его из рук настоящей любви, ценившей хрупкую и скромную душу. Антуан не хотел вспоминать про мать. Он стоял напротив небольшого надгробия, который навеки запечатлел имя самого доброго человека на Земле. Валентина Викторовна наверняка поругала бы мужчину за такое неуважение к тому, кто подарил ему жизнь. Для него это было и так понятно. Он опустился на колени перед могилой, положил руку на холодный твердый мрамор и прошептал:
–Здравствуйте, Валентина Викторовна.
Август
Следующий кадр: стройное тело человека в деловом костюме. Лица не видно.
Главный редактор: Вот тебе камера. Завтра ты выдвигаешься вместе с добровольцами. Куда тебя дальше пошлют- я не знаю. Обмундирование получил?
Брен: Да.
Главный редактор: Хорошо. Документы все подписал?
Брен: Все.
Главный редактор: Хорошо… Ты точно уверен?
Брен: Точно.
Главный редактор: Тогда… Береги себя. Это такое дело, что вряд ли вернешься целым. Просто береги себя…
Брен: Хорошо.
Главный редактор: Удачи.
Брен: Удачи.
Следующий кадр: грузовик. Вдоль кузова расселись добровольцы в боевой форме. Между ними ведется какой-то диалог.
Доброволец 2: И ведь началось-то все с чего: какой-то маньяка, убивающего мирное население, решили повесить- и ведь правильно сделали- да только наши же братья… Эх!
Доброволец 1: И правильно сделали! Не братья они нам. Променяли Родину на подчинение варварам. Скоро мы спасем нашу страну от гнусных предателей!
Доброволец 2: Вряд ли бы они сражались без каких-либо причин…
Доброволец 1: Какие причины у них могут быть? Они безграмотные, тупоголовые и жалкие! Они захотели взять власть и установить свои прогнившие устои, которые разорили бы нашу страну окончательно.
Доброволец 2: Откуда же тебе знать об их планах? Вдруг они только власть сменят, да посадят кого-нибудь толкового.
Доброволец 1: Да тут же все понятно: история циклична, а значит, и все эти бунтовщики падут под праведной рукой нашего президента.
Доброволец 3: Твоя ,,история” давно уже всеми переписана.
Доброволец 1: А не оттого ли, что ваше поколение училась по уже написанной неверными историей?
Доброволец 3: Малец, ты не наглей. В тебе еще мало жизни, а о опыте я и вовсе молчу. В твоем возрасте ты должен за девушками бегать, да деньги у мамы просить.
Доброволец 1: Для вашего поколения, быть может, нормально иметь привычки молодого возбуждения, но новая молодежь куда умнее и ощущает мир лучше.
Доброволец 3: Что-то я ума в новом поколении не вижу.
Доброволец 1: Ума не видите вы, что в вас самих его так мало.
Доброволец 3: А ну, молчать, сопляк! Ты уважай старших. За язык по шапке получишь.
Доброволец 4: Это зашло так-то слишком далеко.
Доброволец 2: Надо охладить градус этих двоих.
Доброволец 1: Не знаю, какая температура на улице, но этот старикан явно хочет ощутить молодой и горячий кулак.
Доброволец 3: Как заговорил. Посмей!
Доброволец 1: Посмею!
Доброволец 4: Успокоились! Драки тут нам не нужны так-то господа.
Доброволец 4 не дает встать Добровольцу 1. Доброволец 2 обращается к Брену.
Доброволец 2: А ты чего снимаешь?
Брен: Репортер.
Доброволец 3: Тогда бои снимай, а не ерунду…
Камера выключилась.
Следующий кадр: Брен идет по песчаной и пыльной дороге прямо к длинному ряду палаток. Закрепив камеру на груди, он снимает приближение к человеку в военной форме. Позади идет колонна носилками.
Солдат: Имя.
Брен: Брен.
Солдат: Фамилия.
Брен: Трубер.
Солдат: Так… Брен Трубер… Трубер… Т… Ту… Вот. Вы репортер?
Брен: Да.
Солдат: Тогда направляйтесь пока вон туда (указывает на ряд палаток), дальше вас распределит генерал-майор Смелу.
Брен: Спасибо.
Солдат (хватает за руку Брена): Ах, да. Возьмите эту повязку (протягивает зеленую повязку)
Брен: Зачем?
Солдат: Как отличительный знак.
Брен: Хорошо, спасибо. (Забирает повязку)
Брен идет к палаткам. Подойдя к колонне носилок, на которых лежат раненные, звуки стонов и плача стали слышны. Медработники быстрым темпом пробегают к фургонам с красным крестом на кузове. Когда все раненные и больные прошли, Трубер прошел дальше. Рядом строились солдаты. Командир раздавал приказы. Справа еще одна колонна боевой техники была окружена толпами солдат, суетящимися вокруг машин. Подойдя к палаткам, к Брену подбегает парень с флажками.
Юнец: Новый?
Брен: Да.
Юнец: За мной.
Парень быстрыми шагами проводит Брена к толпе солдат. Трубер сливается с бойцами. Слышен громкий и строгий голос.
Кто-то: Равняйся! (Суетливые движения солдат, а затем их ровный строй, частью которого является Брен. Впереди тяжелыми сапогами расхаживает стройный и подтянутый мужчина средних лет) Смирно! Я генерал-майор Смелу, и сейчас я начну распределять вас по отрядам.
Смелу читает список с именами солдат, которых тут же определяют в разные полки. Бойцы, услышав свое назначение, выходят из строя и идут к нужным палаткам.
Смелу: Бр… Брен… Тр…у…Бер!
Брен: Я. (Выходит из строя)
Смелу: Тебя зачислили в 44-ю дивизию.
Брен: Так точно.
Брен идет к палатке, на которую указал парень с флажками, стоящий во все время распределения рядом с генерал-майором. Подойдя к нужному шатру, Трубер видит к курящему у входа бойца.
Брен: Здесь 44-я дивизия?
Курящий: Здесь. (Угрюмо глядит в камеру) Ты к нам?
Брен: Да.
Курящий: Щас позову майора. (Заходит внутрь и кричит) Эй, майор! Новенький! (Поворачивается к Брену) Скоро придет.
Быстрые шаги, из палатки выходит мужчина с бородой, тонкими волосками покрывающей весь подбородок.
Майор: Здравствуй, здравствуй.
Брен: Здравия желаю, товарищ майор.
Майор: Репортер? (Смотрит на повязку)
Брен: Так точно.
Майор: Тогда… Будешь в отряде Джи.
Курящий: Стойте, стойте. (Удивляется) Майор, там же Джим, он погубит его.
Майор: Он репортер, а я думаю, нашему отечественному кино нужен зрелищный фильм прямо с поля боя.
Курящий: По такой логике отправьте и всех наших журналистов, чтобы точь-в-точь описывали происходящее.
Майор: Так, отставить возражения.
Курящий: Майор, хотя бы к артиллеристам его отправьте. Ну не под огнем его снимать.
Майор: Так давай сами его и спросим. (Обращается к Брену) Тебя куда отправить: в тыл или в пекло?
Брен: Предпочту пекло, товарищ майор.
Курящий: А, так ты из смелых.
Майор: Он сам все решил, да и нечего тут оспаривать приказ. Я так-то майор.
Курящий: Да-да.
Майор: Флажочек!
Слышны приближающиеся шаги. Из шатра выбегает маленький и щуплый солдат с флажками в руках, который был тем самым солдатом, что проводил оператора к палатке.
Флажочек: Для выполнения приказаний прибыл, товарищ майор!
Майор: Отведи его к отряду Джи и доложи Джиму, чтобы он обеспечил новенького всем необходимым.
Флажочек: Так точно! (Обращается к Брену) Пошли.
Брен заходит за Флажочком в палатку. Вдоль двух сторон идут двухэтажные койки, на которых юноши в военной форме занимаются своими делами: мечтают, читают, играют в разные военные игры, разговаривают и смеются. В палатке был полный бардак. Земля вместо пола, пыль, разбросанные вещи и отвратительный шум вокруг. Дойдя до конца палатки, Брен встретил тех самых Добровольцев, бывавших с ним в грузовике.
Флажочек: Где младший сержант?
Доброволец 3: Отошел. Тебе зачем он?
Флажочек: К вам зачислили нового. (Указывает на Брена)
Доброволец 1: О! Знакомое лицо.
Доброволец 2: Это ты тот с камерой?
Доброволец 1: Точно!
Флажочек: Как только сержант придет, скажите ему, чтобы все обеспечил Брену.
Доброволец 3: Да мы еще сами не обеспечены.
Флажочек: Это уже не мои проблемы. (Уходит)
Доброволец 1: Раз уж мы теперь в одном отряде, то давай знакомиться. Я морти.
Доброволец 3: Будь ты в плену, ты бы тоже всем проговорился?
Морти (Указывает на Добровольца 3): Это Рамис, а это (указывает на Добровольца 2) Адам.
Рамис: Самого как зовут?
Брен: Брен.
Адам (Отвлекся от дел в своем рюкзаке): Твое место ночлега там (Показывает на верхнюю койку)
Рамис: Где черт носит этого Джима? Может, самим сходить за вещами?
Голос сзади: Не надо. (Появляется Джим)
Рамис: О, сержант, тут этого привели. (Указывает на Брена)
Джим: Вижу. Кто такой?
Брен: Репортер.
Джим: Тоже мне хорошая компания. Три новобранца, да репортер. Куда мы с таким составом пойдем?
Морти: Прямо до города С!
Рамис: Или завтра же в могилу.
Адам: Сержант, мы же все же не одни воюем. Мы часть армии.
Рамис: Это правда, но принимать первые удары будет наш отряд.
Джим: Мы будем просто в числе первой линии атаки. Ты слишком пессимистичен.
Морти: Если в тебе так мало духа, то чего ты сюда пошел?
Рамис: Не твое дело. Ты слишком мал для такого.
Морти: Значит, решил играть взрослого, ведя себя как подросток.
Джим: Прекратить споры. Брен, что за фильм ты снимаешь?
Брен: Документальный.
Морти: Нас в телевизоре покажут?
Брен: Если кадры дойдут, то да.
Рамис: Для поднятия патриотизма?
Адам: Для показа всех ужасов войны. Вряд ли кто-то захочет это повторить. (Говоря это, копошится в рюкзаке)
Рамис: Найдутся те безбашенные, кто захотят.
Джим: Место ему дали?
Морти: Давно, сержант.
Джим: Хорошо. Вещи вам принесут сегодня, ближе ко сну.
Рамис: Я уже думал, голые воевать пойдем.
Джим: За твой язык, ты голым пойдешь в карцер.
Рамис: Сержант, я вас умоляю, уж лучше в карцер, чем под пули.
Морти: Тогда какого черта ты здесь делаешь?
Адам: Язык твой- враг твой.
Рамис: Молчать команды не давали.
Джим: Так, готовьтесь уже ко сну. Завтра ожидается бой.
Рамис: Первые потери?
Адам: Вопрос ужасный.
Джим: Я пошел. Мне еще доставку вашей формы нужно поторопить.
Морти: Спокойно ночи.
Джим: И вам того же.
Джим уходит. Камера выключилась.
Следующий кадр: утро, все солдаты куда-то собираются.
Рамис: Ты зачем камеру включил?
Брен: Проверить, работает ли она.
Рамис: Тебе бы сделать кармашек на плече, чтобы куда-нибудь ее спрятать.
Морти: Зачем?
Рамис: Он же не будет с камерой в одной руке и автоматом в другой.
Морти: Так он же репортер.
Рамис (с раздражением): Но все еще в боевом отряде.
Адам: Группе.
Рамис: Какая разница?
Камера выключилась.
Следующий кадр: ночь. Лес. Морти смотрит из-за кустов в поле, а Адам крутит какую-то палочку в руках.
Морти: Ну, когда уже в бой?
Адам: Не знаю. Спроси у сержанта.
Морти: Да ему откуда знать? Он не помнит, какой сегодня день.
Адам: А ты помнишь?
Морти: А… Ну… Вроде сентябрь… двенадцатое?
Адам: Прежде чем наговаривать на сержанта, сам за собой последи.
Морти: Да ну, ты же видел его? Он нас в гроб приведет с таким командирским настроем.
Рамис (Выходит из-за деревьев): Слышу, кто-то на сержанта доносит?
Морти: Ну, точно не тебе его любить.
Рамис: Здесь ты прав. Не нравится мне он. Из него командир хуже из собаки балерина.
Адам: И что вы сделаете? Отправите его в отставку?
Морти: Пожалуемся.
Адам: Вас никто слушать не станет. Он выше чином, значит, прав.
Рамис: Тьфу! Армия…
Адам: А ты сюда шел в войнушки играть?
Рамис: Шел я сюда для своего дела.
Адам: Если это твое дело пересеклось с армией, то терпи молча. Как дети.
Джим (Подбегая): Парни! Скоро выступаем. Мы впереди.
Рамис: Вот я и повоевал…
Джим: В случае плотного огня ложитесь на землю. Там уже задние колонны поддержат нас.
Рамис: Куда наступаем-то?
Джим: На ангар. Они вдоль него обустроили оборонительные позиции. Сложно будет прорвать их.
Рамис: Сержант, можно спросить?
Джим: Спрашивай.
Рамис: Почему танки не могут быть впереди?
Джим: Они еще не подошли к позициям.
Рамис: А когда я только прибыл сюда, вдоль дороги длинным строем стояли наша железная гордость.
Джим: Все это подбитая техника. Командование недооценило силу врага. Видимо, мятежников спонсирует другая страна.
Морти: Ха! Это все Вурвония. Эти твари поддерживали всегда своих террористов- вурвонцев.
Рамис: На этот раз, я надеюсь, начальство оценит трезво силу врага?
Джим: Да. Мы действуем организованно и быстро. В случае неудачи мы отступим в деревню, которая находится с левой стороны от нас.
Рамис: Тогда почему мы не нападаем со стороны деревни?
Морти: Да, там же удобная позиция для нападения. Да и дороги какие-никакие имеются.
Джим: Во-первых, фактор неожиданности. Во-вторых, именно через деревню и пойдут идущие танки. Мы должны им обеспечить спокойный проход.
Рамис: Тогда как это ужаснейшее оружие смерти покажет себя?
Джим: После лагеря идет город С. Мы- единственный фронт, который ближе всех находится к центру мятежа. Все силы уйдут на оборону города, так что танки нам пока нужны целыми.
Рамис: Вы уже потеряли целую армию…
Джим: Ошибки есть везде. Больше они не повторятся.
Вдоль леса послышались шорохи, стуки, треск, активный шепот.
Джим: Скоро начнется атака. Приготовьтесь.
Сержант стал следить за часами. Через несколько минут он проговорил.
Джим: Вперед. Двигаемся быстро и тихо.
Из леса вышла длинная колонна солдат, которая тихо пробиралась по полевым травам. Поле было небольшое, уже спустя 500-600 метров виднелась другая лесополоса. Идя тихо-тихо по земле, Брен и все остальные затихли. Лишь кое-где звенел стук автоматов о ремни, и подавленный кашель солдат был самым громким в ночи. Переправа оказалось успешной. Дойдя до лесополосы, Морти первым подобрался к кустам, за которыми горели тусклые свечения из палаток. Приглушенный звуки караульных доносились откуда-то. Вся остальная группа подошла к Морти. Затем и армия подоспела. Все приготовились.
Джим (Шепотом): Ждем…
Прозвучал выстрел, который, словно гром, остановил сердца от испуга многих солдат. Из лесополосы выбежала вся армия с криками: ,,Ура!”, ,,За победу!” и прочее. Брен с Адамом забежали в одну палатку. Противник еще не успел проснуться. Двое вражеских солдат лишь подняли головы, но Адам выстрелил им обоим в лбы. Те повалились на землю. Спящих зарезали другие солдаты, забежавшие сзади. Брен побежал к большой палатке, в которой слышались перестрелки. Там противник уже проснулся. На улицах, образованных рядами шатров, которые, как дома, четко расположились по территории, велись еще более ожесточенные бои с караульными. Уже горел пожар. Взглянув в окно, Брен из винтовки стал обстреливать полуголых, раздетых солдат противника, которые сонно боролись с армией.
Кто-то: Брен!
Это кричал Рамис, которого зажали трое солдат. Товарищ оператора спрятался за ящиками. Огонь вели с противоположной стороны улицы. Брен высунулся из-за угла и стал целится. Первые и последующие выстрелы попадали мимо, но внимание врага оператор привлек. Рамис, воспользовавшись моментом, быстро выскочил из-за укрытия, прицелился и тремя выстрелами четко поразил противника. Стрельба, обращенная на Брена, затихла. Рамис подбежал к оператору.
Рамис: Гады дерутся! Я слышал у радистов, что половина лагеря уже захвачена. Это произошло быстрее, чем я думал! Эта часть лагеря куда более бойкая, тут казармы.
Рядом прозвучал взрыв. Из палатки, в которой отбивались сонные солдаты вспыхнул заряд. Брен и Рамиса снесло, они упали. Через несколько минут оператор очнулся. Рамис еще был без сознания. Брен пару раз ударил того по щеке, он проснулся.
Рамис: Где…я?
Подбежал солдат в белом халате.
Белый халат: Я медик. Оставь.
Брен убежал дальше по улице. Вокруг был хаос. Все убивали друг друга. Вокруг стоны, крики. Брен уверенно бежит по улице. Пожары, крики. Из каких-то палаток, горящих алым пламенем, вылезают в огне солдаты, кричащие от боли. Везде возгласы. Добежав до перекрестка, Брен увидел в середине стоящего с опущенными руками Морти. Рядом с ним велась борьба двух сил. Свистали пули, но его не задевали. Оператор быстро помчался к товарищу и, прыгнув на него, сбил его с ног и повалил на пол.
Брен: Очнись!
Морти в недоумении сморит на Брена.
Брен: Очнись!
Брен стал легко бить по лицу Морти. Вокруг свистели пули. Рядом что-то взорвалось, и глаза Морти в испуге очнулись. Он со страхом посмотрел на Брена, оттолкнул его и побежал куда-то по улице. Брен хотел побежать за ним, но усилившийся град снарядов приковал оператора к земле.
Кто-то: Солдат! Сюда!
Неизвестный боец звал Брена в укрытие.
Боец: Мы прикроем тебя. Скорей!
Орудия начали отвечать на огонь противника. Брен ползком быстро добрался до своих. Его за плечи подхватили бойцы.
Солдат: Ну, ты даешь! Выжил в самом центре боя…
Второй солдат: Так еще без единого укрытия.
Третий солдат: Бог его сберег.
Солдат: Какой отряд?
Брен: Джи.
Солдат: Не знаю такого. Кто командир?
Брен: Младший сержант Джим.
Солдат: Это тупоголовый храбрец. Не повезло тебе.
Второй солдат: Ну, видя, что он еще жив, значит повезло.
Во все время диалога солдаты отстреливались от противника.
Третий солдат: Оп! Наши жмут!
Солдат: В атаку!
Солдат вышли из укрытий и побежали на отступающего противника. Брен еще несколько минут отсиживался. Переведя дыхание, он с трудом встал и. пошатываясь, шел по улицам, полным ликующих солдат, а палатки вдоль горели пламенем. Кто-то тушил пожар, кто-то радостно кричал и пел песни, кто-то впопыхах бежал за наступающими войсками. На поле валялись тела. Медбраты еще не успевали выносить трупы. В лагере стоял дым не только пожара, но и пороха. На протоптанной пыльной дороге кое-где выделялись кратеры от взрывов. Пройдя улицу, оператор увидел толпу измученных людей, за которыми ухаживали бойцы. Пленные. На их избитых и тощих лицах виднелся страх, даже когда рядом с ними, как служанки за хозяином, бегали не менее уставшие вояки. Они одичали и делали что-либо только по приказу. Одежды на них почти не было. Остановившись на середине дороги, Брен молча наблюдал, как мимо него пробегают бойцы, ругаясь на него и что-то крича другим солдатам. Мешая проходу еще какое-то время, оператор медленно пошел дальше. Камера постоянно тряслась, тяжелое дыхание было громче любого фонового звука. Брен дошел до насыпи и перед его взором открылось большое поле, на котором заканчивалась битва. Солнце потихоньку вставало, и небо окрашивалось в синеватый. Выстрелы яркими желтыми пятнами выражались на поле битвы. Дым пороха тенью ночи улетал ввысь. Ликующие крики, жалобные крики, предсмертные крики как утренние птицы встречали рассвет.