Хомяки месяца
Шимун Врочек
Подземная база заполнена трупами умерших от новой болезни. Выжили только Александр Постников и Боб. В их комнате достаточно пищи и воды, но, чтобы пробраться к лифту, ведущему наверх, надо уложиться в несколько минут. Удастся ли это героям?
Рассказ из авторского сборника «Сержанту никто не звонит», 2006 г.
Шимун Врочек
Хомяки месяца
Сержант лежит на кровати лицом вниз. Простыня белая и закрыта полиэтиленом. Предполагается, что мысли сержанта далеки от эротических – хотя нечто фрейдистское в том, как здоровенный мужик навалился на беззащитную кровать, все-таки есть. Одной рукой сержант обнимает матрас, другая свисает до пола. Пальцы напоминают сосиски с вышедшим сроком хранения. Ногти длинные, как у женщины, но нуждаются в маникюре. Над сержантом вьются мухи. Это, по всей видимости, означает, что сержанту удалось подцепить некую смертельную форму триппера.
Стоило бы поговорить об опасности внебрачных связей.
Стоило бы открыть дверь и сказать «добрый день, сержант».
Вместо этого я отрываюсь от стекла и иду варить кашу себе и Бобу.
4.1.6. При переносе сосудов с горячей жидкостью следует пользоваться полотенцем, сосуд при этом необходимо держать обеими руками: одной за дно, а другой за горловину.
Я снимаю поддон с газовой горелки и несу в кабинет. За мной, как хвост за кометой, тянется шлейф из запахов гречки и шоколада.
Ногой подцепляю дверь. Оттираю ее плечом, потом бедром, напоследок ягодицей и захожу внутрь. Пересекаю комнату и ставлю поддон на стол. Хвост догоняет комету – я стою, окутанный витаминизированными парами.
Над столом – самодельный плакат. Заголовок нарисован зеленым фломастером, улыбающиеся рожицы – красным и синим. Ниже булавками закреплены два полароидных снимка. На одном я, хмурый и невыспавшийся. На другом – Боб, похожий на развеселого сельского панка.
Фотографии подписаны. Александр Постоногов, 30 лет и «С любовью, Боб», соответственно.
Заголовок на плакате гласит «Хомяки месяца».
Стоило бы спросить «что не так в этих фотографиях?»
Стоило бы добавить туда сержанта.
Я накладываю себе в тарелку и начинаю есть, а поддон убираю в сторону, чтобы каша остыла.
Боб не любит горячее.
На полу стоит системный блок. Красно-черные провода распластались, как перерезанные вены.
Я закидываю ноги на бывший компьютер доктора Ремизова и отправляю в рот гречку с шоколадным вкусом. Доктор Ремизов очень любил «Несквик». Почти так же, как любят его маленькие дети.
Я запиваю обжигающую кашу холодной водой из кружки с надписью «Дорогому папе!». С кружки на меня смотрят мальчик и девочка. Девочка в голубом (цвета кислорода) платье и улыбается. Мальчик как будто только что отснялся для нашего плаката
Кружка досталась мне по наследству.
Впрочем, как и компьютер, кабинет, шесть комнат, туалет и подсобка. Все, кроме большой лаборатории. Это собственность Боба.
И есть нечто, принадлежащее нам обоим.
2.17. Вместо расстановки нескольких термостатов в бактериологических лабораториях целесообразно оборудовать термальную комнату в изолированном темном помещении, включающую термальную камеру (площадь 7–8 кв. м) и предбоксник (3–4 кв. м).
Одна из комнат обита теплоизоляционным материалом. В ней сухо и тепло. Ее легко мыть и убирать.
В эту комнату я перетащил два больших тела и примерно сорок маленьких. У этой комнаты много достоинств. А главное, она герметично закрывается.
Стоило бы сказать «не думайте о геноциде».
Не надо.
+++
Я создаю вселенную из пластиковых банок «Несквик» и рулонов туалетной бумаги.
Передо мной на полу – схема внутренних помещений базы. Указаны лифты, входы-выходы и стрелки – куда бежать. Это план эвакуации в случае пожара. Указан этаж – «уровень 3а».
Лучше всего по этому плану искать туалеты. Унитаз и раковина видны, словно их наносили, пользуясь высокоточной съемкой с военного спутника.
Справа от меня – ровное гудение. Пламя синее, потому что это газовая горелка.
Я держу ножницы над огнем, потом начинаю резать желтый пластик. Он плавится и воняет. Кролик с наклейки, сообщающей, что напиток полон витаминов, улыбается. Хотя должен кричать от боли.