Витязь в тигровой шкуре

А придет жених, – нам мука, нам терзанья и разлука.
Вместо радостного звука, песня траура и зол.
Нам страданья в грозной силе, им же блески изобилии.
Не хочу, чтоб захватили персы власть и наш престол».

Я сказал: «Да не случится, волей бога да свершится,
Сватовство да отвратится. Если ж юноша придет,
Он узнает где могила, как моя отважна сила.
Сколько б с ним ни приходило, кончат в Индии свой счет».

Отвечала: «Для любови я живу. Пролитье крови
Не идет к моей основе. Так велит мой женский пол.
Быть зерном раздора больно. Жениха убей, – довольно.
Правосудно сделать вольно, чтоб и ствол сухой зацвел.

Лев мой, вождь необычайный, да не будет смерть бескрайной.
Жениха убей ты в тайной быстрой скрытности, один.
За дружиной же дружину, убивая как скотину,
Лишь умножишь ты кручину. Бремя крови – тяжесть льдин.

Как убьешь его, так путы разомкнутся. И царю ты
Скажешь: «С шеею согнутой для персидского ярма,
Быть так – я не разумею. Будет Индия – моею.
А коль мне разлучность с нею, – будет в граде бой и тьма».

Что моей любви ты хочешь, скрой. Ты тем успех упрочишь.
Счастье лишь на час отсрочишь. Будет царь молить вдвойне.
Я в твои предамся руки. Будем царствовать без муки.
Песнь одна в согласном звуке, я к тебе, и ты ко мне».

Был согласен с ней я в этом, и обрадован советом.
Меч пойдет мой за ответом к приходящему врагу.
Встал. Хочу уйти, немею. Просит сесть, помедлить с нею.
Я обнять ее не смею. Быть в отраде не могу.

Медлил я еще мгновенье. Ухожу в отъединенье.
В разум пало ослепленье. Предо мной идет Асмат.
Плачу горько, слезы жгучи. Скорби выросли как тучи,
И душой, в тоске тягучей, уходя, стремлюсь назад.

Раб сказал: «Жених приходит». Горе горьких тайно бродит.
То, к чему судьба приводит, если б знал он, был живой.
Царь позвал, был светел взглядом. Мне велел садиться рядом.
Мыслил – час ведет к усладам, и кивнул мне головой.

Говорил мне: «День веселый. Как медовый сот тяжелый.
Поработали тут пчелы. Свадьбы час не за горой.
Раздадим-ка людям клады. Веселит подарок взгляды.
Где дары, сердца там рады. Скупость – глупость, лик тупой.

За сокровищами всюду я послал, и чудо к чуду,
Принесли сокровищ груду. Да не медлил и жених.
Хваразмийцы прибывают, наши их толпой встречают,
И поля уж не вмещают столько полчищ, – сонмы их.

Царь сказал: «Шатры заране приготовь ты на майдане.
Солнце спит в ночном тумане. И жених пусть отдохнет.
В этом лишь твой труд единый. Без тебя придут дружины.
Здесь сойдутся властелины. Все наступит в свой черед»,

Вот шатры, уют для часа, там из красного атласа,
Юный весел как прикраса, как картина, где весна.
Есть ли грусть в мечтах любовных? Много ходит там сановных.
И в рядах солдаты ровных образуют племена.

Кончив труд свой запоздалый, сонм шатров построив алый,
Я пришел домой усталый, чтоб в постели быть своей.
Спешной раб идет походкой, от Асмат письмо от кроткой.
«Та, чей стан – прямой и четкий, говорит: приди скорей».

Мой ответ на то посланье – в том же миге послушанье.
В лике девы след рыданья. Вопрошаю: «Почему?»
Отвечает: «Не умею быть защитою твоею.
Непрестанно перед нею. Есть смущенье тут уму».

Мы вошли в пределы крова. На подушке, грозно снова,
Там сидит она, сурово смотрит, клонит гибкий стан.
Говорит: «Чего взираешь? Битвы день – ты это знаешь?
Или снова покидаешь? Или вновь в тебе обман?»

Гнев во мне, негодованье. Быстро я, храня молчанье,
Ухожу, и на прощанье, обернувшись, говорю:
«Ныне лик свой явит сила. Храбрость, что ль, во мне остыла,
Чтобы женщина учила, как сражать, что сотворю?»

Я замыслил убиенье. Отдал сотне повеленье:
«Приготовьтесь для сраженья». Был уж ночи поздний час.
Этой ночью схороненный, наш отряд поехал конный.
Через тихий город сонный. И никто не видел нас.

Был набег мой не напрасный. И вступил в шатер я красный.
Расскажу ли вид ужасный я свершенья моего?
С головой своей пробитой, там лежал жених убитый,
Мертвый, с кровью непролитой, хоть кричала кровь его.

Те мгновенья были кратки. Срезал я конец палатки.
И, ворвавшись, без оглядки, ноги спящего схватил.
Головой о столб. В могиле. Те, что двери сторожили,
Дивным воплем возгласили. Конь мой вскок, что было сил.