Витязь в тигровой шкуре

Не о днях молю я бога. Лучше смерть пусть глянет строго.
Дней тебе пусть даст он много. Столько, сколько слез пролью».

И опять одна другую предавая поцелую,
Делят скорбь они двойную. И оставшаяся здесь
Взор к ушедшей устремляет. Оглянувшись, та сгорает,
К ней свой пламень посылает. Кто рассказ доскажет весь?

Ростэван, средь вздохов шумных, был безумнее безумных.
Он в сомненьях многодумных изливал кипенье слез.
Тариэль, грустя мечтою, был Ущербною Луною.
Нежной снежною волною лепестки струились роз.

Тариэля обнимая, царь целует, цвет сжимая.
Говорит: «Виденьем мая был ты здесь и сном весны.
Ты уйдешь – и вот терзанья. В двадцать раз сильней страданья.
Чрез тебя существованье, и тобой мы сражены».

Тариэль при расставанье, шлет царю с коня прощанье.
От всеобщего рыданья оросилися луга.
Говорят ему солдаты: «Поспеши к заре, когда ты
До зари идешь». Трикраты грустны нежные снега.

С Автандилом и Фридоном Тариэль спешит зеленым,
Уж вперед идущим лоном, с ними людный караван.
Восемьдесят тысяч смелых – вороных коней и белых
Устремляют до пределов тех иных далеких стран.

И уходит путь-дорога. Хоть людей на свете много,
Нет таких троих у бога. Быть им раз лишь суждено.
Всяк, кто встретится, в мгновенье изъявляет подчиненье.
В вечер – их отдохновенье. И не сливки пьют, вино.

Дар блестящий, дар веселый, Тариэль с женой, как пчелы,
Мед снискали, те престолы, лучезарных семь число.
Пышность этих утешений – отдых им от всех мучений.
Не поймет тот наслаждений, кто не ведал близко зло.

Глянь туда, где эти двое. Что здесь солнце золотое.
Весь народ, в великом рое, здесь приветствует царя.
Бьют в литавры, в барабаны. Кличут трубы. Клики рьяны.
Все на пир великий званы. В этих двух для всех заря.

Приготовили два трона. Автандила и Фридона
Усадили. Волны звона. Восхваление владык.
Все рассказ о них узнали. Все поведаны печали.
Повесть дивную встречали – одобрение и клик.

Под играние свирели веселились, пили, ели.
Свадьбу праздновать умели. Праздник свадьбы – свет сердцам.
Четверым – подарок равный, достоверный, достославный.
А еще рукой державной – дар просыпан беднякам.

Автандила и Фрид он а хвалят. Честь для них поклона.
«Вы, – им вторят, – оборона». Всех индийцев им почет.
Смотрят все на них с почтеньем. Властным служат с поклоненьем.
Все просторы их хотеньям. Каждый к ним с любовью льнет.

До Асмат, сестре в неволе, разделительницы доли,
Царь Индийский молвит: «Боле, чем твоих свершений круг,
Сын отцу и мать для сына не свершит. Так воедино
С нами правь, твоя – седьмина. Нежный с нежным, с другом друг.

Так цари над той седьмою частью. Нам же будь слугою
И кого своей душою мужем выберешь, возьми».
Пав к ногам его, целует их Асмат. «Тобой ликует
Жизнь моя и торжествует. Службу дав, не отними».

Эти трое, побратимы, подчиненными любимы,
Веселятся. Но уж дымы грусти знает Автандил.
К Тинатин летит мечтами. Уж ни чудо-жемчугами,
Ни горячими конями больше рок ему не льстил.

Тариэль его томленье и к избраннице стремленье
Замечает: «Омраченье вижу сердца твоего.
Тайных семь твоих печалей мне еще восьмую дали.
Счастье было, счастье взяли. Разлучимся, нет его».

И Фридон для удаленья также просит позволенья.
«Я домой хочу. Но мленье сердца – к этому двору.
Каждый раз, как старший, будешь звать меня, слугу пробудишь,
Лань к ручью прийти понудишь, в день, дабы унять жару».

Автандилу для Ростэна – малых ценных мантий смена,
И сосуд, где емкость плена держит яхонты в числе.
«Вот возьми, и в послушанье отвези мои даянья?»
Молвит тот: «Существованье без тебя – как жизнь во мгле».

Тинатин, как дар священный, от Нэстан покров бесценный,
Также плащ воздушно-пенный, лучезарнее зари.
Кто возьмет, тот взял недаром. Ночью солнечным пожаром
Светит. Нет предела чарам. Огнь, откуда ни смотри.

Автандил с коня прощался. С Тариэлем расставался.
В них обоих разгорался пыл расстанного огня.
И от слез индийцев травы влажны, – жаль им этой славы.
Автандил сказал: «Отравы мира – жалят, жгут меня».

Ехал он с Фрид он ом рядом. И поздней, меняясь взглядом,
Разлучились. Всяк – к отрядам путь направил свой – к своим.