Годы страстей моей священой юности

Годы страстей моей священой юности
Штэфэнел Евронимус

Миниатюрный рассказ о судьбе девушки, переживающей травму резни в её родной деревне, чтобы справиться с ней, она обращается к богу, только вот Господь любви не жалует.

I. Медовый месяц пленения.

Как бы моя мать ни старалась, я не могла заставить себя поверить в бога, даже когда все мужчины нашей деревни были убиты, а женщины ждали часа, когда ими воспользуются. Американская армия устроила бордель прямо в нашем доме, уверена: в жизни не выпало бы другого случая, чтобы в нашей крохотной каморке могли собраться все мои подруги. Это было еще ничего, нас даже иногда кормили, тяжело было вдовам солдат: эти женщины, убитые горем, оставались в дефиците мужского внимания, но вот садистам с их политическими пытками в управлении они пришлись по вкусу. Ситуация, в которую мы попали, должна была сделать из нас других людей, но как бы ни так… Мать потрясла меня, когда со слезами радости заявила о том, что мы прошли испытание, данное нам богом. Вскоре я и сама поверила в это, но только лишь потому, что у меня не оставалось другого выбора.

II. Природа моего священного имени.

После того как нас спасли, мы решили никогда не расставаться и вместе податься в Храм Солнца, что на отшибе самой планеты. Нам предстояло долгое плавание к границе Камбоджи, в ходе которого бог по милости своей забрал ещё пару- другую несчастных женщин. После плена мы были подобно куклам, а, как известно, куклы не разговаривают, а когда вьетнамцам нечего сказать, они рассказывают друг другу значение своих имён. Знакомьтесь: я Лиен, на другие языки переводится как «Лотос» и являет собой воплощение божественной силы, но почему же я ничего не чувствую? И знаете: мои спутники начали молиться на меня, молиться, потому что моё имя из разряда священных. Мать была так горда мной, ну или же всё-таки собой, ведь она дала мне сие прекрасное имя. Отца у меня не было, мать всеми силами пыталась забыть его, и все расспросы о нем заканчивались рыданием. Её же звали Чинь, что означало целомудрие, ну что же, как я убедилось, далеко не каждое имя подходит своему носителю.

III. Мертвец-американец.

В храме меня устроили целительницей, не могла я наставлять других людей, будучи сама не верной богу. Временами приходилось лечить наших ветеранов, но однажды к нам в храм забрел мертвец-американец, и я начала ухаживать за ним, чтобы в одну из долгих ночей перерезать ему горло, но сама не заметила, как влюбилась в него. Сложно было устоять, когда красавец-экс-саксофонист с дивными губами читает тебе Библию на ночь. Мертвец-американец не был солдатом, он был военным репортером и, когда узнал, что нам пришлось пережить, упросил меня рассказать обо всём. Он был первым, с кем я смогла поговорить как обычно, на равных. Сначала мертвец-американец писал статью об ужасе войны, но после заявил, что из этой истории вышел бы неплохой рассказ, а потом и вовсе культовый роман. Но в действительности, когда мертвец-американец выздоровел и сбежал из храма, он не оставил после себя ни строчки. Предательство ближнего ведь не карается грехом в его церкви, да и всё можно искупить деньгами.

IV. Моя любовь без будущего.

Больше я не могла оставаться в стенах храма и отправилась в странствие. На вершине одной горы я встретила мужчину, одетого в черное одеяние, он спас меня от участи одиночества, заставил меня поверить, в то, что я еще смогу полюбить. И я полюбила, полюбила его. Звали его Куан, что означало «воин», но я никогда не могла себе представить, что он способен ударить, пока не вышла замуж за него… С самого начала наша любовь была запретной, так как он был свободным монахом без храма и занимался миссией проповедования, но ради меня отрекся от службы, поэтому считал, что я должна ему по гроб жизни. Наши отношения были особенно сложны, потому что любовь была сильна, как и удары его кулаков, да и он мне в отцы годился. Со временем я, конечно, тоже начала стареть, на что Куан однажды заявил: «Ты всё больше походишь на мать» … Жизнь для меня в миг утратила значение, я впала в истерику, благодаря которой и сейчас стою на краю обрыва…

Я не знаю, что мне делать дальше, и лишь в одном я уверена: молить бога помочь мне я не стану…

Обложка для сего произведения является полностью оригинальной и принадлежит этому же автору, который и нарисовал её вчера утром специально для этого рассказа.