Ревизор: возвращение в СССР

– Это тебя спасать пришлось? – спросила она, с любопытством разглядывая меня.

– Павел, – представился я, протягивая ей руку.

– Э! Пашка! Куда руки тянешь? – рявкнул на меня Иван.

УПС! Мне же 16. Я взглянул на Ивана: глаза его метали молнии.

– Это Вероника, моя невеста, – сказал он с ударением на слове МОЯ.

– Понял, понял. Не дурак, – примирительно сказал я и лёг на свою койку.

Какой ревнивый. Но девка реально хороша. Если ещё и с мозгами, и добрая, то цены ей нет.

Вероника надолго не задержалась. Как я понял из их с Иваном разговора, у неё был перерыв, она спешила вернуться на учебу. Обещала забежать ещё раз вечером. Она оставила Ивану треугольный пакет молока и плюшку сердечком.

Чем хороши маленькие города, это относительно небольшими расстояниями. Трудно представить, как в Москве кто-нибудь два раза в день навестил бы кого-то в больнице между учебными парами. Судя по всему, городишко, куда меня занесло волей неизвестных мне сил, совсем небольшой. Как он там называется? Святославль? Ну, раз на больнице вывеска «Святославская». В какой хоть это области?

Я вдруг осознал, что уже не впадаю в ступор от одной только мысли о произошедшем со мной. Размышляю обо всем вполне отстраненно, даже с каким-то интересом. Все-таки человеческая психика – невероятно гибкая штука, ко всему приспособиться может.

Медсестра Валентина прикатила в палату каталку и увезла Петровича вместе с его подушкой, одеялом и простынями. Прощаясь с ним, мы пожелали ему не вешать нос.

Я лежал и в полудреме думал о поворотах судьбы. Ещё вчера утром я планировал свою старость, а сегодня утром у меня вся жизнь впереди и все дороги открыты. Я могу профессию сменить. Например, стать военным. Нет, военным не надо: в 90-х им очень туго придётся. Хотя, тогда всем туго было. О, кстати, надо будет в приватизации как-то грамотно поучаствовать. Тогда колхозники гектарами землю на водку меняли. Ваучеры… Что там с ваучерами было?

Вдруг что-то тяжелое плюхнулось мне на живот. От неожиданности я матернулся, открыл глаза и тут же получил ладонью по губам от высокой пожилой, но ещё очень крепкой женщины. Она была стройной, несмотря на возраст, с правильными чертами лица. В молодости она, безусловно, была красавицей. Взгляд ее светло-серых глаз был строг, как у директрисы школы. У себя на животе я обнаружил матерчатую авоську, нащупав в ней руками кастрюльку.

– Бабушка? – еле ворочая языком от удивления, спросил я.

Глава 4.

Четверг, 11.02.71 г. Святославская городская больница.

Сказать, что я удивился, увидев бабушку, ничего не сказать. Комиссар в юбке. Только красной косынки не хватает и нагана.

– Пойдём. Покурим, – вместо приветствия сказала она и направилась в коридор.

Я тут же поднялся и вышел вслед за ней.

– Я что, курю? – удивлённо спросил я, но ответа не удостоился.

Мы молча вышли в холл. Народ в холле не обращал на нас внимания. Бабушка подошла к окну, я тоже. Милицейского Бобика перед крыльцом больницы уже не было, значит, Ефремов уехал.

– Рассказывай, – приказала мне бабушка тоном, не терпящим возражений.

– Что? – не понял я и тут же получил увесистый подзатыльник.

– Да что ж такое! – не выдержал я. – Что у вас за методы воспитания такие, мадам?

И тут же получил ещё один подзатыльник. Это беспредел. Я отошёл от этой ненормальной на безопасное расстояние.

– Мне, на минуточку, уже 16, – сказал я наставительным тоном. – Я уже сознательная личность, меня нельзя так унижать. А то на всю жизнь запомню и стакана воды вам в старости не подам.

– Ты доживи, сначала, до моей старости, – сказала как плюнула она.

Вот, стерва. Ни жалости, ни сомнений. Она внимательно наблюдала за мной.

А я за ней. Ну, что, будем в молчанку играть? Думаешь, что меня прогнёшь? Я спокойно и уверенно смотрел ей в глаза.

– Да. Милиционер прав, – первой сдалась она. – Сдвиг по фазе у тебя серьёзный.

В её взгляде я заметил испуг. О, бабуля, так всё-таки ничто человеческое Вам не чуждо. Она, видимо, тоже заметила что-то в моём взгляде и поспешно отвернулась к окну. Надо срочно исправлять ситуацию. Проблемы с близкими родственниками мне не нужны, от слова совсем.

– Бабуль. Да, ничего страшного. Просто, я не помню ничего, – решил я взять инициативу в свои руки. Но при слове «бабуль» её заметно передернуло.

– Я что, никогда не называл вас «бабуля»? – удивился я. – А как называл?

Она мельком взглянула на меня ошарашенно, но ничего не ответила. Я понял, что все сказанное звучит действительно довольно дико.

– Хорошо, – решил я зайти с другой стороны. – Как Вас зовут?

– Эльвира Эдуардовна, – медленно проговорила она, коротко взглянув на меня и опять отвернулась к окну.

– Если я буду к вам по имени отчеству обращаться, нормально будет?

В ответ тишина.

– Молчание знак согласия, – подвёл итог я. – Ну что, Эльвира Эдуардовна, может, поговорим? Вы же хотели от меня что-то услышать?

– Я хотела узнать, – повернулась она ко мне, – как ты в реке вчера оказался?

– Я тоже хотел бы это знать, – серьёзно ответил я.

– Милиция считает, что ты сам прыгнул, – заявила она, с вызовом глядя мне в глаза.

– Всё выглядит именно так. Но мне нечего вам сказать: я ничего не помню.

– Как ты мог?! – сорвалась она на крик. Всё-таки, женщина есть женщина.

– Тише, тише, – подошёл я к ней, заметив подступившие слезы, – Я не знаю, что меня заставило вчера так поступить, но я узнаю. И я больше никогда так не поступлю. Обещаю, – Я тряхнул её за плечи. – Всё позади, – постарался я успокоить её. Она взяла себя в руки и, отвернувшись к окну, вытерла глаза носовым платком. Потом повернулась ко мне, демонстрируя готовность продолжать разговор. Какой характер у женщины. Скала.

– Что дома? В семье происходит что-то неприемлемое для детской психики? – спросил я.

Она растерялась, удивлённо глядя на меня, но быстро собралась:

– Ничего необычного. Все как всегда.

– В школе? Не было ли конфликтов с кем-то? Не вызывали вас в школу недавно?

– Ничего такого, – в замешательстве ответила она.