Оценить:
 Рейтинг: 0

Последнее дело Лаврентия Берии

<< 1 2 3 4 5 6 7 8 9 ... 11 >>
На страницу:
5 из 11
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

Сталин не терпел никаких скабрезностей. Поэтому при нем Хрущев вел себя тихо. Берия и Молотов не любили такой фамильярности и жестко реагировали. Маленков, Микоян и Хрущев терпели, думая, что Булганин – фаворит Сталина, не зря же Сталин назначил его своим первым заместителем. Судя по его стремительному взлету, это было очень вероятно. Только один Булганин любил скабрезные шутки Хрущева. «Что касается Никиты, – поймал себя на мысли Берия, – то он всегда слыл пошляком». «Послушай, какой хороший анекдот я услышал, – подскакивал к собеседнику Хрущев и продолжал, похохатывая: – Лозунг телефонистов: “За связь без брака!” Ха, ха, ха, Правда смешно? А вот еще лозунг для советских токарей: “Кончил – оботри станок”. – И он снова захохотал, тряся своим выступающим брюхом. – Лозунг шахтеров: “Всех коммунистов под землю!” А вот еще – лозунг металлургов: “Наша сила – в плавках!”» Обычно Хрущев, рассказывая анекдот, брал собеседника за пуговицу, чтобы тот, не дай бог, не убежал, и, сверкая маслянистыми глазами, рассказывал свою историю, оживленно жестикулируя. Однако Хрущев при всей своей несдержанности никогда не позволял себе говорить об официальных лицах матом. «Прежде чем учить иностранные языки, мне бы русским как следует овладеть», – говаривал он.

Берия звал Хрущева Никитой. С Хрущевым Берия не знался. С ним было трудно говорить, да и не о чем. Никита сразу сбивался на монолог и, когда Берия пытался ему возражать, страшно обижался. Жена Хрущева, Нина Петровна Кухарчук (она была уже третьей женой Никиты), не блистала ни интеллигентностью, ни умом. Хрущев мог часами обедать, потчевать гостя и вести аппетитные беседы о еде и способах ее приготовления. В этих разговорах его охотно поддерживала Нина Петровна, которая всегда очень сердилась, когда у них в гостях кто-то плохо ел. Обедать же в компании Никиты было еще бо льшим испытанием. Берия вспомнил, как однажды в тарелку борща, который сварила Нина, попала муха. Никита вытащил ее двумя пальцами правой руки и как ни в чем не бывало продолжал трапезу. Лаврентия Павловича, воспитанного на традициях грузинского застолья, тогда чуть не вырвало.

В свое время, еще до войны, читая дело Хрущева, Берия отметил интересный факт. Нина Петровна поступила на учебу не куда-нибудь, а в Люблинскую гимназию (Польша). А в гимназии, как известно, крестьянки никогда не учились. Затем она перешла в Холмское женское училище, где готовили будущих преподавателей учебных заведений. Там она выучила не только русский и польский языки, но и французский. Позже Нина Петровна выучила и английский. Говорила на всех этих языках она свободно. В отличие от Никиты Сергеевича, который даже по-русски писал неграмотно: в своей фамилии, как ни удивительно, допускал ошибки – в одном случае в конце писал букву «ё», а в другом – букву «о». Кроме того, НКВД выяснил, что реальным отцом Хрущева был вовсе не Сергей Никифорович, который вообще-то дома долго не задерживался: пропадал целыми месяцами, а то и годами на сторонних заработках, а местный помещик Александр Гасынский. Мотив мести у Хрущева был – гибель сына-летчика во время войны, которого отказался спасать Сталин. «Так, – решил Берия – оставляем Никиту в списке подозреваемых».

1 марта, 15 часов 18 минут. Самолет в Казань

Думая, кто же слил американцам информацию о литиевой бомбе, Берия незаметно для себя погрузился в воспоминания о том, как идея этой бомбы появилась. Не зря он тренировался с ходу запоминать, а потом быстро находить в своей памяти нужную информацию. Перед его мысленным взором вставала картина маслом. События выплывали перед ним, как будто кто-то прокручивал на экране цветной фильм. В 1945 году И.В. Курчатов получил информацию об исследованиях, ведущихся в США над термоядерной проблемой. Но американцы пошли тупиковым путем, используя дейтерий и тритий. Сначала советские ученые двинулись в том же направлении.

В 1948 году А. Сахаров и Ю. Харитон предложили создать сверхмощную бомбу из перемежающихся слоев обычного урана и тяжелой воды. Конструкцию назвали «слойкой». Сахаров хотел использовать в «слойке» тяжелую воду Д

О или жидкий тяжелый этан С

Д

. Проект был доведен в 1949 году (еще до испытания первой советской ядерной бомбы). Одновременно началась разработка другой конструкции под названием «труба» (РДС-6т), в которой плутониевая бомба погружалась в жидкий дейтерий. Весной 1950 года физики-ядерщики А. Сахаров и И. Тамм переехали на «объект» в КБ-11, где начали интенсивную работу над созданием водородной бомбы. 1 ноября 1952 года США провели испытание термоядерного устройства, а 6 января 1953 года президент Трумэн объявил о создании в США водородной бомбы. Устройство общей массой 62 тонны включало в себя криогенную (охлаждаемую до температуры ниже температуры жидкого азота) емкость со смесью жидких дейтерия и трития и обычный ядерный заряд, расположенный сверху. По центру криогенной емкости проходил плутониевый стержень, являвшийся «свечой зажигания» для термоядерной реакции. Оба компонента заряда были помещены в общую оболочку из урана массой 4,5 тонны, заполненную полиэтиленовой пеной, игравшей роль проводника для рентгеновского и гамма-излучения от первичного заряда к вторичному. Это было огромное лабораторное сооружение величиной с двухэтажный дом с жидким дейтерием и тротиловым эквивалентом порядка 10 миллионов тонн. Его было трудно транспортировать, то есть это не было бомбой.

Как бы это ни выглядело странным, но получалось, что именно он, Берия, малообразованный в физике человек, заставил гениальных ученых начать создавать литиевую бомбу. Конечно же, идея была не его. Сам он вряд ли бы до нее додумался. Идею предложил студент Лаврентьев. Но сибариты-ученые подняли студента на смех. Как же так, он, недоучка, дилетант, а не они, великие, это предложили. С интересом к идее отнесся только Курчатов. Видимо, то, что идею выдвинули не они, очень сильно задевало ученых, и они стали искать недостатки в гипотезе. Тогда Берия интуитивно почувствовал, что это единственно верный ход, и на свой страх и риск форсировал разработку литиевой бомбы. Он терпеть не мог этот показной снобизм ученых. Для Берии важнее всего был результат. И он знал, как добиться результата. Ради результата мог стерпеть вольтерьянство и вольнодумство. Берия подозревал, что и у американцев «великие» физики точно так же думали. Не зря они бросили все силы на накопление тяжелой воды, да и взрыв той цистерны с тритием и дейтерием был скорее направлением, а не решением задачи. Не существовало самолета, да и не будет существовать долгое время, который бы мог поднять 300 тонн адской жидкой смеси. И вдруг резкая смена мнений и направлений работы. Нет, тут явно просматривается утечка из СССР, где данное направление стало ведущим.

После испытания первой советский атомной бомбы РДС-1 основные усилия сконцентрировались на «слойке». В проекте по теме № 6, подписанном Харитоном 3 декабря 1949 года, задачей на 1950 год было поставлено выяснение осуществимости ядерной реакции легких элементов. 24 января 1950 года в краткой записке о состоянии работ по «слойке» объясняется, что использование дейтерия, который не имеет критических размеров, позволяет сделать бомбу, содержащую довольно большое количество взрывчатого вещества, но не ясно, сможет ли обычный ядерный взрыв на основе урана-235 поджечь дейтерий. Берия и Курчатов не мешали Сахарову заниматься его «слойкой», которая чуть увеличивала мощность атомной бомбы, будучи не чисто водородной бомбой, а по сути – смешанной, урано-водородной, но не создавала прорыва в технологии.

Поводом для создания чисто литиевой бомбы послужило предложение дилетанта. В лабораторию пришло на отзыв письмо Олега Александровича Лаврентьева, военнослужащего с Дальнего Востока. Проходя службу в Советской армии в воинской части на Сахалине, Лаврентьев занимался самообразованием, пользуясь технической библиотекой и вузовскими учебниками. На денежное довольствие сержанта подписался на журнал «Успехи физических наук». В 1948 году командование части поручило Лаврентьеву подготовить лекцию по ядерной физике. Имея несколько свободных дней на подготовку, он заново переосмыслил проблему. В конце 1949 года Лаврентьев написал короткое письмо Сталину о том, что ему известен секрет водородной бомбы, но то ли письмо затерялось в потоке поздравлений Сталину по поводу его 70-летия, то ли автора сочли очередным «чайником», то есть изобретателем всего и вся, которых в то время развелось великое множество, но реакции на письмо не было. В начале 1950 года Лаврентьев написал новое письмо, но уже в ЦК ВКП(б). Из Москвы немедленно позвонили в Сахалинский обком партии и предложили создать Лаврентьеву условия для работы. По распоряжению обкома Лаврентьеву выделили отдельную охраняемую комнату в воинской части, где он написал свою первую работу о литиевой бомбе. В выделенной ему охраняемой комнате он написал статьи, отосланные в июле 1950 года в отдел тяжелого машиностроения ЦК секретной почтой. Работа была напечатана в одном экземпляре, а черновик уничтожен.

В 1950 году демобилизованный Лаврентьев приехал в Москву и поступил на физический факультет МГУ. Пока Лаврентьев летел из Южно-Сахалинска, в аэропорту ему пришла идея поместить компоненты обычной атомной бомбы в центр, а дейтерид лития – по периферии. Когда летом 1950 года на атомный объект пришло присланное из секретариата Берии письмо с предложением молодого моряка Тихоокеанского флота Олега Лаврентьева, все забегали, как тараканы, – Берия не любил, когда его указания не выполнялись. Через несколько месяцев изобретатель был вызван к секретарю Специального комитета № 1 при Совете Министров СССР (Спецкомитета) В.А. Махневу, а спустя несколько дней – в Кремль к председателю Спецкомитета по атомному и водородному оружию Л.П. Берии. Для встречи с дарованием Лаврентий Павлович пригласил Иоффе и Сахарова.

Память Лаврентия подсказала, что дело было так. В кабинет первым был вызван Сахаров, а еще через десять минут – Лаврентьев. Открыв дверь, он попал в слабо освещенную пустую комнату. За следующей дверью находился собственно кабинет Берии. Лаврентий Павлович сидел в своем внушительных размеров кабинете с большим письменным столом и приставленным к нему буквой «Т» столом для совещаний, из-за которого он поднялся. Когда они вошли, Берия встал одним сильным движением. Кресло, елозя по гладкому полу, отъехало назад. Затем Берия грузно (сказывалась хроническая лучевая болезнь) вышел из-за стола, пошел навстречу и наконец подошел к человеку с пухлыми, как бы надутыми щеками, подал руку и предложил сесть. Лаврентий Павлович всегда имел привычку вставать при входе в его кабинет любого посетителя, идти навстречу и жать руку, с посетителями он общался только на «вы».

Когда дарование вошло, у Берии сложилось впечатление, что у молоденького круглого, похожего на колобок, человечка имеются флюсы за обеими щеками.

– У вас что, зубы болят? – спросил Берия, глядя на Лаврентьева.

– Да нет, у меня просто щеки такие пухлые, – ответил человечек с надутыми щеками.

– А кто у вас родители?

– Да обычные люди, товарищ маршал Советского Союза, инженеры.

Берия подвинул стул и снова сел за стол. У него были жилистые руки, крепко державшие стул.

– Ну что, товарищ Лаврентьев? Расскажете, как вам пришла идея переносной водородной бомбы.

– Ну как? Все просто. В двухтомнике Некрасова я нашел описание гидридов, – человечек взбодрился, усталость и растерянность его исчезла, он встал и решительно заходил по кабинету, глядя в пол. Потом остановился и стал объяснять дальше: – Оказалось, что можно химически связать дейтерий и литий-6 в твердое стабильное вещество с температурой плавления 700 градусов по Цельсию. Поэтому дейтерид изотопа лития-6 будет выступать в качестве основного взрывчатого вещества, а детонатором может быть урановый заряд. Чтобы инициировать процесс образования трития, нужен мощный импульсный поток нейтронов, который получается при взрыве обычной атомной бомбы. Этот поток дает начало ядерным реакциям и приводит к выделению огромной энергии, необходимой для нагрева вещества до термоядерных температур. Поэтому правильнее такую бомбу называть не водородной, а литиевой.

Пока шел разговор – Лаврентьев увлеченно рассказывал, – Иоффе сидел на стуле, слушал и записывал ценные мысли, которые изрекало дарование. Парнишка говорил толково:

– Последовательно перебирая различные варианты, я обнаружил, что цепь с литием-6 и дейтерием замыкалась по нейтронам. Нейтрон, попадая в ядро лития-6 (Li6), вызывает реакцию: n + Li6 = Не4 (гелий) + Т (тритий) + 4,8 МэВ (много энергии). Тритий, взаимодействуя с ядром дейтерия по схеме: Т + Д = Не4 + n + 4,8 МэВ, возвращает нейтрон в среду реагирующих частиц. Дальнейшее уже дело техники.

– Так, так… – медленно протянул Берия. Некоторое время он молчал.

Дарование же с придыханием продолжало свой рассказ:

– Дейтерий является устойчивым изотопом водорода; примерно в одной из каждых 3–4 тысяч молекул обычной воды один из атомов водорода замещен дейтерием. Этот факт позволяет легко организовать достаточно дешевое получение необходимого количества дейтерия из воды. Значительно более сложным является получение трития, который является нестабильным, вследствие чего его содержание в природе ничтожно. Если же использовать литий-6, то дело резко упрощается. Главной проблемой является необходимость достижения сверхвысоких температур. Расчеты показывают, что термоядерная реакция идет при температуре около 150 миллионов градусов по Цельсию (для сравнения, температура ядра Солнца – 40 миллионов градусов). Но проблема решаема, если реакцию синтеза зажечь с помощью обычного ядерного взрыва.

Лаврентьев в разговоре с Берией указал на то, что литий-6 может реагировать с нейтроном, давая тритий, который, в свою очередь, реагирует с дейтерием, содержащимся в молекуле дейтерида лития-6.

– Понятно, что ничего непонятно, – наконец задумчиво произнес Берия. – А вы, товарищ Сахаров, что об этом думаете?

Сахаров помялся, а потом произнес:

– Думаю, что идея перспективная и, наверное, поможет создать новую, более мощную бомбу.

В отзыве на первое письмо Лаврентьева Сахаров писал: «В рассматриваемой работе Лаврентьева намечены две идеи: 1) использование ядерных реакций Li7 + H1 = 2He4 (2) и Li6 + H2 = 2He4 (1) в условиях теплового взрыва (под действием взрыва атомной бомбы)… и 2) в условиях управляемого медленного теплового горения… По п. 1) необходимо отметить, что реакции (1) не являются наиболее подходящими в условиях теплового взрыва, т. к. их эффективное сечение при тех температурах, которые осуществляются в условиях атомного взрыва, слишком малы… Я считаю необходимым детальное обсуждение проекта товарища Лаврентьева. Независимо от результатов обсуждения необходимо уже сейчас отметить творческую инициативу автора».

Когда беседа закончилась, Сахаров с толстощеким дарованием крадучись вышли из кабинета. Он перекинулся несколькими словами с Иоффе и Махневым. Затем Берия вызвал секретаря и попросил подготовить письмо с просьбой о назначении стипендии Лаврентьеву. Затем он быстро написал записку Н.И. Павлову (Николай Иванович Павлов, начальник отдела Главного управления, курировал работы по созданию атомного водородного оружия): «т. Павлов! Я принимал т. Лаврентьева. Судя по всему, он человек весьма способный. Вызовите т. Лаврентьева, выслушайте его и сделайте совместно с т. Кафтановым С.В. (министр высшего образования СССР) все, чтобы помочь т. Лаврентьеву в учебе и, по возможности, участвовать в работе. Срок 5 дней». В своих «просьбах» Берия всегда указывал сроки исполнения этих просьб, которые подчиненными воспринимались как самые жесткие приказы.

14 января 1951 года Л.П. Берия направил Б.Л. Ванникову, А.П. Завенягину и И.В. Курчатову письмо, где написал: «…мы не должны забыть студента МГУ Лаврентьева, записки и предложения которого… явились толчком для разработки новой бомбы». 20 января 1951 года Берия наложил резолюцию: «Утвердить! Берия» «…1. Установить персональную стипендию – 600 руб. 2. Освободить от платы за обучение в МГУ. 3. Прикрепить для индивидуальных занятий квалифицированных преподавателей МГУ… 4. Предоставить О.А.Л. для жилья одну комнату… 5. Выдать О.А.Л. единовременное пособие 3000 руб. за счет ПГУ». Берия засмотрелся в окно. На несколько минут он задремал.

Но тут самолет тряхнуло, и вновь в воспаленный и взбудораженный размышлениями мозг Лаврентия Павловича вернулись воспоминания о литиевой бомбе. Первоначально использование лития-6 было предложено Гинзбургом. По массе LiD должен составлять в этой «слойке» около 1–2 % от массы урана. Отчеты и предложения Гинзбурга не повлияли существенно на ход событий. От идеи отказались из-за того, что посчитали, что реакция будет маломощной. Работы были свернуты, и все было нацелено на тритий и дейтерий. Лаврентьев увидел (да и то не сразу, а после того, как письма ушли в Москву) то, что прошло мимо глаз ученых-профессионалов.

Берия сразу схватил суть вопроса и заставил Ландау начать расчеты. Лаврентьев и понимание сути реакции Берией стали катализатором назревшего решения по применению в бомбе дейтерида лития-6. Расчет водородной бомбы оказался задачей на много порядков сложнее, чем атомной. Расчеты водородной бомбы к началу 1953 года были закончены. Расчеты вела группа Ландау, которой удалось сделать то, что оказалось не по силам американцам. Они вручную сделали полный расчет основной модели водородной бомбы, так называемой сферической слойки, в которой чередовались слои с ядерной и термоядерной взрывчаткой – взрыв первой оболочки создавал температуру в миллионы градусов, необходимую для поджига второй.

Идею литиевой бомбы пришлось пробивать долго и упорно. Метод очистки был усовершенствован в марте 1950-го. Включение в план работ литиевой бомбы принималось на совершенно другом уровне – уровне Курчатова и ПГУ. Сахаров, ознакомившись с отчетами Гинзбурга 1948/1949 года и работами в КБ-11, ничего в своей «слойке» менять не стал. Лаврентий с большим трудом пробил решение резко интенсифицировать работы в этом направлении. Курчатов же поддержал Берию и на очередном совещании окончательно оформил идею.

Берия вспомнил, как Курчатов рассказывал как-то на совещании: «Термоядерный процесс инициируется мощным импульсным потоком нейтронов, который получается при взрыве обычной атомной бомбы. Этот поток дает начало ядерной реакции взаимодействия нейтрона с литием-6. Нейтрон, попадая в ядро Li6, вызывает реакцию: нейтрон плюс атом лития-6 – получается атом гелия и тритий». Он писал химические формулы на доске, но все прекрасно всё воспринимали на слух. «Итак, продуктом этой реакции является тритий, он реагирует с рядом находящимся дейтерием, давая гелий и нейтрон, который возвращается в цепную реакцию. Трития очень мало в воде. Дейтерия больше. В чистом виде это газы. А тут твердое вещество. Дейтерид лития-6 гораздо меньше по объему. Li6D – твердое стабильное вещество с температурой плавления 700 градусов по Цельсию».

Главной проблемой (и секретом) был способ обогащения изотопа лития-6. «В природном литии содержится 92,5 % 7Li и 7,5 % 6Li. Первый этап производства лития-6 – восстановление, – продолжал Курчатов. – Гидрид и дейтерид лития мы растворяли в соляной кислоте. Из образовавшегося очищенного хлорида лития электролизом восстанавливался металлический литий, который, в свою очередь, помещали в химический реактор с водородной или дейтериевой атмосферой, где и образовалась новая партия гидрида или дейтерида лития. Для обогащения использовался электрохимический процесс, основанный на большем сродстве лития-6 к ртути. Пробовали также вакуумную дистилляция, происходящую при температуре около 550 градусов по Цельсию, но не пошло». «Зачем вам так много денег? – любил спрашивать Берия. – У вас же есть смета. Что значит “не уложились”? Кто составлял смету? Почему не предусмотрели страховку, возможность неудачи?» В конце концов народ, работавший в спецпроекте, стал очень ответственно относиться к планированию расходов и обоснованию затрат на эксперименты. Берия следил за созданием «лидушки» – литиевой бомбы Лаврентьева – Гинзбурга. Так ее называл про себя Берия. Он давил на физиков, и с начала 1952 года разработки пошли по пути использования дейтерида лития-6. Необходимо было срочно разработать промышленный метод обогащения лития-6. По настоянию Берии для реализации этой идеи в СССР были в 1952 году построены заводы по разделению изотопов лития. До последнего времени с литиевой бомбой все шло хорошо, но вот пришло сообщение агента, что американцы украли у СССР идею литиевой бомбы.

В конце января 1953 года Берия посетил Сталина на Ближней даче. Хозяин сидел за столом и сосал сигарету, передвигая ее из одного угла рта в другой. Когда Берия сел на предложенный ему стул, Сталин откинулся на спинку кресла и произнес:

– Видишь, товарищ Берия, как тяжело бросать курить?

– Вижу, товарищ Сталин, поэтому я никогда по-серьезному и не курил.

Наступила пауза.

– Ну что, товары?ш прокурор, чем порадуете на ядерном фронте? – насмешливо спросил Сталин, словно нарочно усиливая свой грузинский акцент и коверкая ударения. – Ви знаете, что 7 января 1953 года уходящий президент Трумэн объявил о наличии у США термоядерной бомбы?

– На самом деле это была не бомба, а просто цистерна с неподъемным весом. Она не могла быть доставлена самолетом. Мои источники сообщили, что Англия и Штаты пошли по тупиковому пути использования в водородной бомбе дейтерия и трития. 1 ноября 1952 года американцы провели испытание дейтериевой или тритиевой водородной бомбы, основанной на синтезе гелия из трития и дейтерия, но они взорвали не бомбу, а цистерну, заполненную сжиженным тритием и дейтерием. Такое устройство нельзя перевозить на самолетах. Поэтому его нельзя назвать бомбой.

Далее Лаврентий Павлович сообщил Хозяину, что, по сведениям его агентов, американская бомба была очень велика и ее нельзя было доставить до территории СССР. Более того, расчеты Ландау показали, что в американском устройстве дейтерий и тритий разлетелись, практически не прореагировав. Тут Берия заметил, что на лице Хозяина появилась тревога.

– И как Ландау? Работает?

– Да, все в порядке, но мы за ним постоянно наблюдаем.

– А как дела со «слойкой»? – спросил Сталин. Берия понял, что у собеседника все было под контролем.

– Дела с созданием водородной бомбы под названием «слойка» идут нормально. Есть надежда, что в конце лета бомба будет испытана – взорвем ее. Ученые обещают значительно большую мощность, чем у урановой бомбы.
<< 1 2 3 4 5 6 7 8 9 ... 11 >>
На страницу:
5 из 11