Ведьма и князь

Сам хан говорил мало, больше слушал, щурясь на огонь. Малфрида обратила внимание на сидевшего ближе ко входу шамана с множеством погремушек у пояса. Шаман тоже не сводил глаз с Малфриды. Она не возражала, пусть пялится лохматый дед. Мужчина он, видимо, не простой, как и она. Уловили друг в друге силу.

Неожиданно хан Темекей отставил чашу с кумысом и обратился к Игорю по-русски. Малфрида прислушалась.

– То, что ты предлагаешь, Ингвар, дело заманчивое. Да и сам ты мне по нраву. Однако надо еще у богов наших спросить, насколько звезды благоприятствуют походу. Сегодня же вечером велю своим мудрецам погадать о грядущем. Ты же оставайся моим гостем.

Игорь поднялся, с удовольствием разминая ноги после непривычного сидения. Сказал:

– За приглашение, конечно, спасибо. Но только не забывай, что я дело верное тебе предлагаю. Ромеи богаты и могучи, однако и их побить можно. А царь их Роман который год не воюет, все золотом откупается. Вот и прикинь свою выгоду, если ко мне примкнешь. И твои батыры довольны будут. Разбогатеют, каждый сможет иметь по новому шелковому халату, по новой жене, новые стада гонять по степи.

Большинство советников Темекея согласно закивали. Малфрида поняла, что дело сладится. Однако выделила среди собравшихся молодого печенега в островерхом шлеме, с которого свисал волчий хвост. Этот степняк был явно не в восторге от совместного похода. Хмурился, отбрасывал за спину длинные сальные косицы. На шее у печенега Малфрида заметила странное украшение. Сначала решила, что это какие-то засохшие косточки, но, приглядевшись, поняла, – это высушенные пальцы людей. И так противно ей вдруг сделалось! Не нравились Малфриде печенеги: была наслышана о зверствах этих диких, грязных и коварных людей. Все время улыбаются, кивают, но в глаза словно и не глядят. Однако она сама посоветовала князю союз с ними заключить, вот и была заинтересована в успехе этой встречи. И все же, когда они вышли из юрты, Малфрида спросила у Игоря, указав на молодого печенега с волчьим хвостом на шлеме: мол, кто таков?

Князь негромко ответил:

– Это Куркутэ, старший сын Темекея. Но сын от наложницы, не от жены. Куркутэ надеется, что станет после Темекея вождем в роду. Но теперь, когда мы вернули в стан Темекея Курю – это еще как выйдет. Для нас же Куркутэ хуже бешеного волка. Его имя по-печенежски и означает «волк». Уж больно кровь любит. Да и зол он, что я царевича Курю Темекею привез. Теперь поди докажи отцу, что он более достойный наследник, нежели сын от любимой жены.

Малфрида вскоре обратила внимание на то, что молодой «волк» собрал вокруг себя таких же, как и он сам, дерзких молодых воинов, что-то говорит им, возбужденно размахивая руками. Его слушали, кивали, однако многие смотрели мрачно. Ведь и им хотелось пойти в большой поход на ромеев. Но Малфрида забеспокоилась, только когда Куркутэ шамана подозвал, стал что-то втолковывать, даже за рукоять сабли схватился. Малфриде это не понравилось. Подумав немного, она послала заклятие. Сделала жест рукой в сторону Куркутэ – и тот умолк на полуслове. Шаман стоял рядом с ним, ожидая дальнейших указаний, но потом вдруг что-то сообразил, стал крутить головой, пока не заметил уставившуюся на них девку русов. И вмиг догадался, что к чему. Схватился за амулеты, затрясся. Малфрида же наблюдала, как хан Куркутэ, выпучив глаза, давится и тужится, силясь издать хоть звук. Его батыры, ничего не понимая, смотрели растерянно, пока их предводитель не кинулся прочь. Малфриде же стало смешно, и она громко расхохоталась. И тут же услышала, что и рядом кто-то смеется. Оглянулась – Ивор. Они встретились взглядами, и он ей понимающе кивнул. Ивор, который следил за ней все последнее время, теперь был доволен. И ее чародейство, похоже, его не пугало.

Весь остаток дня в стане царило оживление. Русы беспрепятственно ходили среди юрт, печенеги, похваляясь, показывали им пасущиеся стада. В стане повсюду стояли бесчисленные белые и черные юрты печенегов, между ними сновали люди, слышалось жалобное блеяние баранов, которых вели на заклание. Тут же варили мясо в больших закопченных котлах, и к небу тянулись струйки голубого дымка. В лагере печенегов иногда попадались люди славянского вида – рабы. Они кидались к русам, некоторые на колени падали, молили: выкупите нас, спасите. Печенеги реагировали по-разному: смеялись, а когда и нагайкой могли хлестнуть невольника. Понимали ведь, что русы сейчас в стойбище гости, не захотят на чем-либо настаивать, опасаясь разрушить хрупкое равновесие перед заключением договора. Потому-то русы и отходили от своих, отворачивались. Хотя, что тут поделаешь, сами же зачастую и торговали с печенегами славянским людом. Дело-то прибыльное.

К вечеру все стойбище пировало. Мужчины сидели на открытом пространстве между юртами, а женщины хлопотали у костров. Озаренные красными отблесками, принарядившись по случаю пира в меховые шапки, надев на себя множество металлических подвесок, они большими ложками накладывали куски мяса в деревянные и глиняные миски, а слуги разносили их гостям. Мяса было вдосталь, но приготовлено без особого старания: разваренная конина и баранина, часто даже не просоленная как следует. С хлебом у печенегов было туго, зато по приказу Темекея слуги вынесли гостям большие бурдюки сладковатого хазарского вина. После кислого кумыса оно казалось особенно вкусным. Малфрида оторваться от него не могла и вскоре захмелела. Смеясь, она приникала к плечу Игоря, указывая ему на молчаливо сидевшего поодаль Куркутэ.

– Хочешь, я превращу его в барана? Будет блеять в стаде, пока и его не зарежут на похлебку.

Игорь тоже хохотал. Ему хорошо было, что Малфрида льнет к нему, что позволяет целовать себя, не смущаясь устремленных на них взглядов.

Потом зазвенели бубны, раздался грубый рев труб, тонко запели глиняные свирели. Хороший пир требовал пляски. И вот уже мужчины печенеги встали вокруг костров, пошли, ловко перебирая ногами и положив руки друг другу на плечи. Двигались они красиво, все убыстряя темп, выкрикивали что-то удалое, посвистывали. Вот в кругу оказался и кое-кто из захмелевших русов, подлаживался в такт танцующим. Женщины же стояли поодаль, смотрели, смеялись, притопывая и хлопая в ладоши. Им тоже хотелось сплясать, но женщинам печенегов это не позволялось. Потому многие из них просто онемели, когда к пляшущим мужчинам неожиданно присоединилась спутница русского князя. Она была одета в мужскую одежду, и юбка не мешала ей выделывать ногами кренделя, косы ее развились, длинные и светлые, вспархивали от движений головы. Местные женщины сперва только опешили, глядели возмущенно и с завистью, да и мужчины застыли, раскрыв рты, но уж, видно, ночь такая сегодня – никто не разгневался.

Из круга Малфриду вывел сам князь, стал объяснять, что бабы в пляске воинов не должны участвовать. Она же только хохотала, блестя белыми зубами, сама обнимала князя, ноги у нее подкашивались. Игорь подхватил ее на руки, понес в сторону стоявшей отдельно, предназначенной для него юрты…

Утром Малфриду мучила головная боль. Было скверно, мысли путались. На разваренную баранину и глядеть не могла, а вот так не понравившийся вчера кумыс пила с удовольствием. Игорь после проведенной с полюбовницей бурной ночи, наоборот, пребывал в самом благодушном настроении. Она же еле находила силы улыбнуться ему. Вот ведь как вышло… С князем-то ей сладко было, но сила ушла…

Князь вскоре отправился к Темекею, обсуждать условия союза, а Малфрида тоскливо бродила среди юрт. Что с договором все сладится и напуганный ее силой шаман нагадал как должно, – не сомневалась. Но она видела, как от стойбища отъехала довольно большая часть печенегов, свернув юрты и погрузив имущество на двухколесные скрипящие арбы. А возглавлял эту группу хан Куркутэ в своем страшном ожерелье. Он кричал, приказывал, размахивая нагайкой. Что ж, она потеряла свою силу и с Куркутэ тоже слетело наложенное ею заклятие.

Малфрида безразлично наблюдала за женщинами, которые возились с ягнятами, когда ее отыскал Ивор.

– Слушай, сделай что-нибудь. Куркутэ еще от самой зорьки народ подбивает, все кричит, что нет у него доверия к русам, что обманем мы свободных печенегов. А его слово в стане не последнее.

Малфрида только вздохнула, борясь на ветру с расплетенными косами. Душно было, но ветер дул не переставая.

– Эх, Ивор, прислал бы Перун тучу грозовую, может, я и смогла бы что-то сделать. А так…

Ивор не понимал, что сейчас она стала простой бабой. Как не понимал этого и шаман печенегов. Случайно наткнувшись на Малфриду у входа в одну из юрт, он тут же поспешил скрыться. Что ж, значит не такая у него и вещая сила, чтобы сразу понять, что к чему.

Тем не менее, шаман не переставал наблюдать за спутницей князя. Как ни странно, многие русичи тоже сторонились ее. Подносили к губам амулеты, делали жесты, оберегающие от темных сил. И старались побыстрее отойти. В отличие от верного Ивора. Ярл не страшился ее чар, хотя так и не понял, что их уже нет.

– Идем-ка, душа моя, попрощаемся с царевичем Курей, – предложил он. – Этот малец с княжичем Святославом в Киеве больше года жил, а у детей, знаешь как? Они быстро перенимают все новое, старое забывают. Вот и малыш Куря уже лопочет на полянском, своих собратьев по племени дичится, хнычет. Даже матери родной сторонится. Зато Темекей его к себе расположил, таскает всюду за собой.

Малфриде не было дела до какого-то печенежского отпрыска, но она пошла с Ивором, чтобы не бродить в одиночестве. Куря оказался толстым таким мальцом, узкоглазым, с маленьким носиком между пухлыми щеками. К Ивору подошел смело, залопотал что-то, стал говорить, что ему уже доброго коняшку Темекей дал. И теперь Куря настоящий батыр!

С варягом ребенок держался приветливо, на Малфриду же и не посмотрел. А она как глянула на Курю – так и онемела. Раньше не интересовалась им: плыл с ними на одной из ладей печенежский царевич, ну и пусть себе. А оказалось, следовало бы приглядеться. Ибо было в этом ребенке нечто такое… Без вещей силы чародейке этого не понять, но все же что-то чуяла… Словно какие-то кровавые отсветы от ребенка шли. А за ним тени… И чья-то гибель… Кого-то, кто очень важен для Малфриды.

Смутные ощущения. Сердце стало болеть. Тревога нахлынула. И даже гул в ушах. Отчего бы?

– Малфрида, да что с тобой? Во имя всех богов!

Она повернулась к Ивору. В лице ни кровинки, только темные глаза в пол-лица.

– Не нравится мне этот ребенок. Удавить бы его…

– С ума сошла! Да за него Темекей всю степь против нас поднимет!

Верно говорил Ивор, но Малфриде все равно становилось плохо при одном взгляде на Курю. Она отошла, но ее опять словно чарами тянуло туда, где он находился. Хотя какими там чарами! Просто в ней бродило то, что у простых смертных зовется предчувствием.

А маленький царевич деловито расхаживал с печенежскими женщинами, капризничал, хныкал, но с удовольствием пил кумыс, возился с ягнятами. Позже, когда печенеги и русичи сели за последнюю мировую чашу, и Куря устроился на коленях у важного Темекея, Малфрида оказалась как раз напротив. Ну, не совсем напротив. Между ними лежали мечи, и воины клялись на них, что не нарушат договора, что вместе пойдут на богатую Византию, и позор тому, кто нарушит обговоренные условия.

Мурзы Темекея нараспев выговаривали положенные слова, русы поднимали чаши, пили мировую, пуская по кругу. В клятвы никто особенно не верил, знали уже, как с печенегами мир заключать, – все равно что на воде руны выводить. Однако как бы то ни было, ритуал надо было соблюдать. Малфрида сидела чуть позади Игоря, поглядывая на Курю и не замечала, что на нее саму неотрывно смотрит шаман, бренчит амулетами, шепчет заклинания. Она же хмурилась, не сводя глаз с царевича. Тот ерзал, то жевал вяленое мясо, то вращал круглой мордашкой, дергал Темекея за полу полосатого халата. Но в какой-то миг ощутил на себе взгляд странной женщины и повернулся.

У Малфриды словно все оборвалось внутри. Протянула машинально руку, насылая проклятие… В прах хотела обратить… Однако сил не было. И тогда она рванулась вперед… Но тут же оказалась сбитой с криком прыгнувшим на нее шаманом. Тот так и рухнул, повалив Малфриду на разложенные мечи, заверещал тоненько. Тут и Ивор, словно барс, прыгнул на них. Он тоже наблюдал за странным поведением чародейки, видел ее жест и оцепенел в первый момент. Но потом очнулся, стал отдирать от нее вопящего шамана.

Вокруг стоял шум, люди вскочили с мест, кричали. Печенеги кинулись оттаскивать от своего шамана беловолосого варяга, но не могли сладить с ним, пока тот не оглушил шамана. Малфрида вырывалась из хватавших ее рук молча, яростно. Только когда Игорь спрятал ее за себя, немного опомнилась, лишь теперь сообразив, что наделала. Вокруг были злые возмущенные лица, орущие глотки.

А маленький Куря смеялся, глядя на эту потасовку, морщил носик, сузив до узких щелочек глазки. Тут и Темекей неожиданно засмеялся, хлопнув себя по щекам, затрясся от хохота. Видать, печенежский хан и не уразумел толком, что чужая баба на его любимца кидалась, не понял, отчего произошла такая свалка. А в толпе уже гомонили, что печенежский шаман на ведунью князя русичей напал. И многих это позабавило. Только мурзы еще вопили возмущенно, что ритуал прошел не так, как положено, что добром это не кончится.

Князь Игорь был бледен. Он понимал, что Малфрида едва не испортила все, к чему они пришли. Потому и молчал всю обратную дорогу, пока скакали к ожидавшим их на Днепре кораблям.

Ивор тоже был мрачен. Но в отличие от князя, он все же подошел к чародейке.

– Дура баба, – сказал. – Ты хоть понимаешь, что сотворить намеревалась? Да нас бы всем станом тогда на куски порезали, собакам скормили бы.

Она молчала. Ушла в сторону, смотрела, как русичи собираются в дорогу. Но и на нее поглядывали, перешептывались украдкой. А перед самым отплытием несколько воевод с самым решительным видом подошли к князю. Старший из них сказал, оглядываясь на сподвижников:

– Тут такое дело, княже. Люди бают, что лада твоя – ведьма. И многие не хотят далее идти, если эта с нами будет. Таково наше слово.

И даже подбоченился, глядя на сумрачно смотревшего на них Игоря.

Глава 4

Войско князя Игоря уже который день стояло у порога Неспи. Дневная жара сменилась дующими со степи горячими ветрами, ночи были душными, пахло полынью. С востока слал первые грозовые приветствия Перун. Где-то вдали рокотал гром. Волхвы, глядя на завитки дыма над кострами, прислушиваясь к отдаленном раскатам грома, предвещали мощную грозу – поительницу земли. С вытащенной на речной песок ладьи на берег иногда сходила длиннокосая колдунья, из-за которой и вышла задержка. Она приближалась к кострам, у которых творили заклинания волхвы, следила за их действиями. Иногда насмешливо хмыкала. И тогда в ее сторону летел глухой рокот людской злобы.

– Все из-за нее, – ворчали люди. – Князь наш совсем околдован. Он и поход готов отложить, настолько под ее чары попал.

– А может, в потемках схватим ее? Мешок на голову, камень на ноги – дно сама отыщет.

– Ага, такую схватишь. Разумей и Руслан сказывали, как она копченых одним движением пальцев с коней сбросила. Так что от чародейки этой лучше подальше держаться. А вот от князя надо требовать, настаивать. Не должен наш сокол пойти супротив общей воли ради бабы… пусть и ведуньи темной.

Однако Игорь и слышать не желал, чтобы отослать чародейку. Даже когда и печенежские ханы, явившись с воинством, потребовали убрать девку – их шаман к тому призывал, – Игорь отмахнулся. Печенеги подождали-подождали, и сами двинулись вдоль Днепра в полуденную сторону. Русы же по-прежнему мешкали.

Малфрида вглядывалась в темные тучи над степью, потом шла к князю. Он одиноко сидел на корме «Легкого сокола». Глядя на днепровскую воду, думал о чем-то. Малфрида остановилась у него за спиной.