Принцесса викингов

Она вернулась в свои покои. Осенний ветер по-прежнему втекал в открытое окно, колебля изображения сплетенных драконов на коврах. Казалось, они шевелятся, скалят пасти, извиваются в схватке, впиваясь в хвосты и гребни друг друга.

Снэфрид приблизилась к одному из ларей у стены, где были разложены драгоценности, привезенные Ролло. Какое-то время она глядела на них, и вдруг стремительным движением смела золото на пол и стала топтать ногами в шнурованных башмачках, рыча словно дикий зверь. Если бы Ролло мог видеть её сейчас, он не поверил бы, что это она – всегда ровная, тихая Снэфрид, с её мягкими замедленными движениями и тягучим медовым голосом.

Новый порыв ветра ворвался в окно, стукнул открытым ставнем. Волосы Снэфрид упали на искаженное яростью лицо, когда она наконец в изнеможении, тяжело дыша, рухнула на ложе.

– Ненавижу!.. Ненавижу!.. – глухо рычала женщина, впиваясь зубами в мех. – Да провалится рыжая в Хель[10 - Хель – подземное царство мертвых у древних скандинавов, а так же имя его владычицы-великанши.]из копии и мечей, да покроет все её тело короста, а нутро изъест проказа!..

Так Снэфрид давала выход своей ярости, так она кляла ту, что вытесняет её из сердца мужа… В отчаянии Снэфрид стала подвывать. Вот оно – бессилие, полная немощь. Ибо финка уже осознала, что все её проклятья разбиваются о незримую стену, которой окружена рыжая невеста Атли.

Невеста! Ха, Снэфрид догадывалась, что этого не случится. Иначе зачем сам Ролло так долго тянет со свадьбой немощного брата и рыжей девки? Уже больше года она живет в Руане и положение ее и по сей день непонятно.

К тому же Атли сам заподозрил, что Снэфрид желает его избраннице зла, и позаботился, чтобы девушку хорошо охраняли. Это были только его догадки, Снэфрид была осторожна и Атли нечего было сообщить старшему брату, кроме своих подозрений.

А вот сам Ролло… Атли слывет умным парнем, но у него явно не хватило ума заметить, что Ролло интересуется его невестой куда больше, чем хотел показать.

Сама Снэфрид не была наивной и понимала, что у такого мужчины, такого правителя, всегда будет много женщин. Но кого бы ни приближал к себе ее муж, финка чувствовала, что по своему он верен только ей. А иные… Красавица аббатиса, или дочь одного из франкских воинов, или улыбчивая толстушка рабыня, которую брал к себе на ложе Ролло, – они сменяли друг друга, исправно рожая ему детей, но не имея никакого влияния. Снэфрид же была и оставалась возлюбленной женой. И она не волновалась до тех пор, пока из небытия возникла эта рыжая.

Её привезли в Руан в прошлом году, после того, как Ролло попал в плен к своему сопернику герцогу Нейстрийскому. И оказалось, что помогла ему бежать из неволи именно эта рыжеволосая девушка. Но Ролло сумел увезти ее с собой. Вместе они добрались до границ Нормандии, где Ролло тут же стал собирать отряды для похода, а эту рыжую Птичку, как ее называли, доставил в Руан его верный человек Ботольф Белый.

Тогда Снэфрид еще не придала этому значения. Эмму она увидела в дождливый день, и пленница выглядела жалкой и измученной. Промокшая насквозь, она сидела в крестьянской повозке под присмотром двух воинов. Но в тот же день Ботольф дал Снэфрид понять, что ей придется не на шутку потягаться с этой девушкой из-за Ролло. Так и сказал:

– Смотри какую красавицу я привез из Нейстрии! Ролло заботится о ней, как ни о какой другой женщине.

Тогда Снэфрид не придала значения его словам. Ботольф недолюбливал ее, они соперничали из-за влияния на Ролло, и этот ярл рассчитывал отстранить от конунга Белую Ведьму, постоянно намекая, чтобы Ролло развелся с бесплодной женой. За что ему нередко доставалось от самого Ролло: когда конунг Нормандии что-то решил для себя, его гневили подобные советы.

Но вскоре Снэфрид заметила, что с самим Ролло происходит что-то странное. Постоянная задумчивость сменялась мрачностью и угрюмостью, после которой на его лице вдруг появлялась светлая мечтательная улыбка. А главное он резко пресек расспросы жены на тему, как он сошелся с рыжей девицей.

– Я привез ее для Атли и это все, что тебе следует знать, жена.

Весть, что Ролло привез девушку в подарок младшему брату, тогда еще успокаивала финку. А когда она узнала, что Ролло переправил девушку с братом к морскому побережью, она даже воспряла. Ненадолго. Ибо уже через несколько дней Ролло вдруг сам поехал за ними.

Вернулся он почти сразу же, причем был сам не свой. Снэфрид он не посещал и, как она узнала позже, беспробудно пил со своими викингами. Когда же она приехала к нему сама, ее муж в полупьяном состоянии только и твердил одно: Эмма делит ложе с его братом.

– Разве ты не этого хотел? – не повышая голоса, спросила Снэфрид. – Ты ведь намерен поженить их.

– Да, да, я хотел этого! – воскликнул Ролло, ударив кулаком по столу, и повторял это вновь и вновь, словно пытаясь в пьяном угаре убедить себя самого.

Происходящее напугало Лебяжьебелую. Она видела, что ее муж страдает, его словно изнутри поедает какая-то хворь. И Снэфрид стала догадываться, что имя этой хвори – Эмма.

Она постаралась отвлечь Ролло от мыслей о пленнице. Все было пущено в ход: страсть, колдовство, любовное зелье. В конце концов ей стало казаться, что у нее получилось, она начала понемногу успокаиваться, но все рухнуло в тот день, когда в Руан явились послы герцога Роберта. Именно тогда Снэфрид узнала, кем в действительности является рыжая Эмма: высокородная принцесса франков, родня высокородного Робертина, чистейшая кровь королей. Союз с ней мог дать Ролло право на земли, которые он до сих пор удерживал только силой. И если он решит, что разумнее ему самому, а не его хилому брату сойтись с принцессой из рода Робертинов…

Снэфрид боялась додумать эту мысль до конца. Оставалась только надежда на влюбленность в Эмму младшего из Нормандских братьев. И решение самого Ролло осчастливить брата союзом с его избранницей.

А пока Ролло торговался с Робертом о его племяннице. Он даже сумел добиться от него целого мирного года, что было так необходимо, ибо урожай был скудным и Ролло требовалось время, чтобы навести порядок в Нормандии и подготовиться к решительным действиям против франков.

Однако послы Роберта требовали предъявить им Эмму, чтобы убедиться, что с девушкой все в порядке. Ролло послал за нею и братом, и когда они прибыли, у Снэфрид словно открылись глаза – она увидела, как хороша собой эта христианка. Даже малокровный Атли, казалось, воспламенялся в её присутствии. А Ролло, вместо того чтобы по завершении переговоров соединить их брачным союзом, опять почему-то тянул, и продолжал навещать брата с его невестой в отведенных им покоях епископского дворца на острове посреди Сены.

Снэфрид же оставалось в одиночестве слушать завывания ветра в монастырской базилике на холме. Она ворожила, шептала заклинания, приносила жертвы богам. Никогда еще её одиночество не было столь тягостным и унизительным. Редкие визиты Ролло были всего лишь жалкими подачками её жадной любви. Из бесед с ним она узнала, что Ролло теперь уже не настаивает на скором браке пленницы и Атли. Смеясь, он рассказывал, что эта девушка поставила условие: брат Ролло должен принять крещение, и только тогда она согласится, чтобы епископ Франкон обвенчал их.

– Но Атли никогда не станет христианином! – смеясь замечал Ролло.

Снэфрид кусала губы. Уж она-то знала, что Атли сблизился кое с кем из христианских священнослужителей. Да и в самом Руане было немало обращенных викингов. И пока Атли сдерживало от христианской купели лишь то, что Ролло и слышать не желал о чем-то подобном.

Но Снэфрид отмела, что ее мужа ничто так не занимало, как ражая пленница. Простодушие его не знало границ – он подолгу рассказывал финке, как эта девушка выучилась превосходно ездить верхом, как быстро усваивает их язык и каким восхитительным даром наделили её боги – она поет, словно птицы Валгаллы![11 - Валгалла – скандинавский рай.]

Снэфрид слушала с улыбкой, ничем не проявляя своих истинных чувств.

– Неплохо, что эта девушка тебя так забавляет, Рольв!

Он кивал, уже погруженный в размышления, глядя перед собой невидящим взглядом. Порой Снэфрид требовалось все умение, чтобы обратить его внимание на себя. И все же до сих пор ей удавалось снова и снова исторгать у него этот похожий на приглушенный львиный рык стон блаженства в минуту любовной близости. Она подмешивала в его питье всевозможные любовные снадобья, шептала над ним, спящим, заклинания… Она знала странную силу своих глаз – порой, сосредоточившись, она могла причинить человеку боль даже на расстоянии. Но не возродить любовь.

Снэфрид старалась вызнать, чем так полонила ее мужа эта рыжая. И была возмущена, что Эмме сошло с рук даже убийство старого кормчего Кетиля. А тех, кому Ролло некогда отдал девушку на потеху, он сам же теперь отдалил от себя, словно возненавидев.

Среди таких оказался и датчанин Рагнар, который прежде был одним из его ближайших соратников. Сам Рагнар рассказал об атом Снэфрид, ибо датчанин, в отличие от многих, не примирился с рыжей христианкой и не испытывал к ней никакого почтения. Рагнар стал верным человеком Снэфрид, ибо глядел на нее влюбленными глазами, она же была по-особому приветлива с ним, полагая, что когда-нибудь этот строптивый викинг пригодится ей.

Постепенно в душе Снэфрид стала расти бессильная ненависть. Она чувствовала себя оскорбленной ослепительной юностью Эммы, её красотой и осанкой прирожденной властительницы. И все чаще подумывала, как избавиться от этой девки.

Пойти против воли Ролло она не смела. Но Ролло собирался в поход. Он говорил, что это будет поход меча: во время его странствий по Бретани он попал в плен к старому ярлу Гвармунду и тот лишил пленника его знаменитого оружия – меча Глитнир. Ролло такое не прощал. И едва миновала зима, как он с отрядами вооруженных соратников покинул Руан.

Вот тут Снэфрид и решила действовать. И обратилась за помощью к опасному, но влюбленному в нее Рагнару Датчанину.

Пусть Ролло уже и считался покорителем Нормандии, но у нормандских берегов все еще плавали ладьи отчаянных викингов, готовых поживиться везде, где выпадала возможность. Вот Снэфрид и подговорила Рагнара сговориться с такими разбойниками, сообщив им, что грозного Ру нет в его городе. А на деле ей просто было желательно ослабить Атли: он был неплохим управленцем, однако никудышным воином.

Лебяжьебелая все верно рассчитала – Атли не сумел организовать отпор захватчикам. И был вынужден прийти к Снэфрид Лебяжьебелой и умолять о помощи. Ведь она была женой правителя Нормандии и признанной воительницей!

Финка вновь ощутила на плечах тяжесть кольчуги. Она немедленно отправила к Рагнару гонца, чтобы он повел к Руану ладьи викингов, а затем быстро поспешил оставить их и перейти под ее стяг. И вместе они повели людей на защиту так ненавидимого Снэфрид города. Её стрелы пронзали вопящие тела, рука тяжко ныла в ремне щита, отражая все новые удары. И казалось бы все у них вышло, она могла требовать любой награды… Даже могла избавиться от рыжей Эммы. Однако неожиданно они с Рагнаром стали проигрывать отрядам нападавших викингов.

Могло случиться все, что угодно. Ролло с войском отсутствовал, Рагнар и Снэфрид вынуждены были отступать, на Атли надежды не было… Но боги все же покровительствовали Нормандии, ибо как раз в это время в устье Сены вошел флот недруга Снэфрид Ботольфа Белого, ярла Байе.

В итоге произошло славное сражение и, зажатые с обеих сторон пришельцы викинги, были разгромлены.

Когда по поводу победы в Руане устроили пир, Снэфрид заняла главенствующее место, играя роль победительницы, хотя первый рог и подняла за славу и доблесть Ботольфа. Которого в душе ненавидела. И ненависть ее была тем острее, что именно возле него на пиру вместе с Атли сидела и принцесса Эмма. Девушка была весела и любезно беседовала с Ботольфом. Ведь именно он привез ее в прошлом году в Руан, и, похоже, у них были приятельские отношения. И если Атли ничего не значил в глазах Лебяжьебелой, то Ботольфа следовало опасаться.

В итоге потеряв все удовольствия от победного пира, Снэфрид отложила баранью кость, которую усердно обгладывала, и стала смотреть, как эта девушка изящно ест, касаясь пищи самыми кончиками пальцев, ела с аппетитом, но без жадности, отдавая должное каждому блюду, как с аппетитом, но без жадности отдает должное каждому блюду, как ополаскивает руки в чаше с душистой водой, которую держит прислуживающий ей мальчик. Принцесса!.. Да разорвут ее тролли!

Но тролли тут не помогут. Хотя почему бы не попробовать? Разве Снэфрид не происходила из племени финнов, столь умелых в ворожбе? И разве в ней не бурлили те особые силы, которыми ее научили пользоваться на старой родине!

И она решилась.

Сперва сжалась в комок, подобрала колени, вызывая ту тупую, разрушающую силу, которая наполняет холодной тяжестью все существо, словно утраивая силы. После этого, правда, придется несколько суток провести в постели, в полном кошмаров оцепенении. Но сейчас Снэфрид уже вошла в раж. По вискам её заструился пот, руки, державшие кубок, наполненный чистой водой, задрожали. Снэфрид не отрываясь смотрела на воду, и та вдруг стала исходить тонким паром, одрагивать, словно намереваясь закипеть. И тогда поверх золоченого края кубка финка перевела взгляд на Эмму.

О, это сладкое мгновенье!

Рыжая замерла, потом уронила чашу с вином и схватилась за ворот, задыхаясь. Глаза её сначала расширились, потом закатились, и, хватая воздух, она стала заваливаться на бок, на руки едва успевшего подхватить ее Атли.

Снэфрид помешал Ботольф. Он знал, что может сотворить ведьма Ролло, и кинулся к ней. Зайдя сзади, он что было силы рванул Лебяжьебелую за длинные косы, опрокинув её на пол вместе с тяжелым креслом.

Теперь она уже не шевелилась. С этой секунды Снэфрид была бессильна, как мертвая мышь. Сквозь гул в ушах она слабо различала крики, ругань, топот тяжелых сапог. Словно в сотне миль от нее Рагнар кинулся на Ботольфа… Ничего удивительного: стычки на пирах нормандцев были столь обычными, как руны на их клинках. Главное, чтобы никто не понял, почему Ботольф сделал то, что сделал, а сам он держал бы язык за зубами…