Игл и змей

– Штоб помалкивала, пока меня нет. Не пристало женщине клянчить всякие отходы у соседей. Кхе-кхе… Если еще раз услышу – поговорим по-другому… – промокнув ветошью губы, густую всклоченную бороду, мужчина натянул старую куртку с нефтяными пятнами и вылез из дома.

Скрип закрывающегося дверного полотна эхом разнесся по ночлежке. Гегена не смогла подняться с колен и подползла к ведру с водой, чтобы омыться. На краю, прикрывая ржавчину, висел нежно сложенный платок, кружевами напоминавший свадебное платье. С каждым окунанием в омут кровавые лианы вырисовывали знакомую картину, ту, что девушка почти закончила. Остались последние штрихи…

Она снова повесила покрасневший платок на ведро и поднялась пошатываясь. Плеть лежала на полу: отец не любил разбросанные вещи, поэтому Гегена покорно подняла ее, сжав как можно сильнее, и положила на единственную полку на стене. Утерев сухие глаза, отвернулась, накинула белый сарафан, висевший на стуле у входа, и выбежала на улицу.

Холодок пробежал по руке, когда она потянулась к завалу за домом. Шедевр был почти закончен, но доски казались многотонными, лишь стоило образу возродиться в мыслях. И все же, если бы получилось продать, то хватило бы денег на лекарства для отца. Кровь прильнула к щекам. Девушка закрылась от мысли о его утрате и с новыми силами стала разгребать кучу, посадив по неосторожности занозу.

Показался желтоватый холст сокровища: это была старая ткань, натянутая на прямоугольную фанеру. Терзаемым пальцем Гегена пробежалась по переплетению мазутных и темно-лазурных линий. Оборот за оборотом нити сужались, крепли, ликовали, но в своей эйфории не заметили разрыва, который постепенно поглощал весь ансамбль, низвергая единство в бледную пустоту. Творец, не отрывая очей от холста, нащупала кисть с дурно пахнущими остатками. Нужно было подправить разлом…

Глава 9.

К тому времени как Солнце должно было выглянуть из-за горизонта, черные облака сгорбились над Нижним Орзоком, пропахшим паром старых устройств и заводским дымом, свободно гуляющим по нижним районам. Для элитной же части на холме это было несправедливо: там все парогенераторы заменили электрическими и, по слухам, еще можно было наблюдать накрывающий поля ромашек закат, не уткнувшись носом в серую стену соседнего здания; там, говорят, даже дождевая вода была чище.

Мутные капли стекали с коротких волос Пассье. Он не думал, что задержится настолько долго, поэтому ускорился. Последний пункт – крытый рынок на границе с трущобами. Владелец задолжал синдикату семь тысяч марок.

Ливень промочил юношу до костей, когда он наконец забежал в нужное здание. Внутри было просторно: центральная дорожка заканчивалась лестницей на второй этаж, а по бокам под окнами, украшенными паутиной, стояли ларьки. Несмотря на раннее время торговля уже начинала приходить в движение. Хлюпая по холлу Пассье старался не смотреть по сторонам, кинув взгляд на часы, которые висели на потолке между лампами: пять тридцать три – нельзя задерживаться ни на минуту, в семь подъем, а затем генерал объявит утренний дозор. Если он не успеет приступить к основному долгу – возникнет слишком много недопониманий достаточных, чтобы пустить под трибунал. Ускорив шаг, молодой человек не заметил под ногами небольшое ведро и запнулся, брызнул каплями синей жидкости на пол, но удержался на ногах. Сомкнув брови, Пассье повернулся к незадачливому торговцу, который разбрасывал свои вещи как попало, но матерные слова застряли в пересохшем горле.

Его сковала небрежная картина, скорее даже неумелая, походившая на кляксы ребенка, но в них было что-то знакомое, трепетное, словно пророческое, обращенное в фабулу души. Перипетии людских судеб, что автор лицезрел сквозь окислившееся решето запертых врат в подземный мир. Их смех, скука, скорбь и отчаяние заботливо уложили сочетанием абсурда.

Завороженный даже не сразу увидел девушку, сидевшую в тени на голом граните. Люди обходили эту точку стороной из-за картины или из-за нее? Оно и не было бы удивительно, весь образ девушки был под стать теням, в которых она укрылась: смуглым и безжизненным, со скрываемыми глазами непонятного цвета, и тоскливыми уголками губ. Особенно тоскливо выглядело левое плечо, опущенное ниже другого. Внешность уроженки этой навозной горы, без сомнений.

– Кхм… Ты бы лучше следила за собой… В смысле, за товарами, черт побери, – заметил Пассье, обращаясь будто к картине.

– Но это ВЫ как водяной мчались… Эйма теперь разлита вся… – парировала незнакомка в сторону разводов на полу.

– Думаешь крохи купили б, серьезно? – «уточнение» было вершиной эмоциональности: росинки язвительности проступили на ней. – Пф… Этого не хватит, чтобы заправить даже фонарик.

– Но…

– На! – юноша сжал челюсть и нервно постукивал по карману, косясь на ведро. – Возьми, – он бросил пятьдесят марок перед собой.

Купюра спускалась в унисон, возможно, искренней благодарности девушки. Пассье впервые встретил ее глаза: удивленные, с голубой ноткой задумчивости и тошноты, а посреди облаков загорелся небольшой огонек. Но незнакомка быстро прервала контакт, облокотившись телом на свои каракули. Она беспрестанно сжимала надорванную юбку.

– Кхм… Сама нарисовала? – слова Пассье опередили мысли.

– Да… Нравится Вам? Купить хотите?

– Нет, – в полуразвороте ляпнул он и поспешил вернуться к своей цели, даже не зная, взяла ли странная деньги. Да и ему было плевать: заплатил, пусть и не своими, значит придется найти ещё, но это было неважно.

…

Тучи рассосались к тому времени, как Пассье вышел на улицу войны цветов, ведущую прямиком к посольству. После конфликта, когда было решено открыть представительство, отсюда вывезли практически всех гражданских, чтобы, пожалуй, в случае начала нового, не жалко было бы разбомбить часть города. Сейчас же подобие жизни в этом районе вели только мыши, да редкие полицаи, приглядывающие за «почетными гостями».

Завернув в один неприметный закуток под звуки крошащейся штукатурки, юноша нащупал в отдалении механизм похожий кирпич и надавил, приоткрыв под собой тайный ход. Насколько тайный – сложно было сказать, но о нём из свиты посла знали только некоторые офицеры. Спустившись по лестнице, Пассье достал электрический фонарь, осветив с третьего раза коридор, и нажал на ещё одну скрытую кнопку, оставив себя один на один с затхлостью и писком грызунов.

Туннель шел прямо в подвал древней крепости, где и разместилось посольство. Стены были сложены прочным черным кирпичом; технология, похоже, была утеряна, поскольку никто даже не знал кому принадлежало сооружение. Оно располагалось у самого моря и занимало невероятно обширную область; словно отдельный город. Внутри были все необходимые для жизни блага, благодаря чему выходить разрешалось только с разрешения и генерала, и посла – то есть никогда. Припасы с родины же доставлялись по воде на паровых баржах.

Пассье уперся в тупик, и снова механизм никак не выделялся на фоне кирпичей. Как только молодой человек активировал его, песок посыпался с потолка, который сдвинулся в стену, а по бокам выступили ступени.

Выходя из кладовой, Пассье отряхнулся и аккуратно выглянул за дверь – никого. Нужно было возвращаться в казармы, а по пути он пересчитал деньги: тридцать три тысячи, сколько ценности в этих бумажках? Юноша не имел понятия. Гарнизону платили талонами: на еду, бытовые принадлежности, одежду. В случае выговора провинившийся лишался талона, а соответственно и пропитания. Надо сказать, мало кто из солдат сомневался в подобных дисциплинарных взысканиях – субординация была безукоризненной. Обычно.

Внезапно впереди открылась дверь. Пассье едва успел распихать по карманам банкноты, как генерал Рюс перед ним сверкнул медалями на мундире. Его налаченные волосы пытались прикрыть залысину чуть выше лба – шрам от осколка гранаты. Пассье долгое время служил под его командованием и отлично помнил, как во время войны тот не любил засиживаться в окопах и кровью заслужил ордена. Тяжелый проницательный взгляд коменданта заставил молодого человека вытянуться по струнке:

– Майор Пассье? Уже встали, это хорошо, – он внимательно осмотрел солдата, а потом продолжил. – Я хотел Вам сообщить, что запрос на специальные… Оборонительные вещества, так сказать, одобрили в головном штабе: сегодня они прибудут в посольство.

От услышанного юноша слегка склонил голову набок, но тут же исправился, а затем отдал честь:

– Благодарю, товарищ генерал!

– Не стоит меня благодарить – всё ради безопасности наших граждан и интересов Гризалии, так сказать. К слову, а что это у Вас? – мужчина кивнул на брюки.

В горле Пассье запершило сильнее: часы без глотка воды дали о себе знать, он неуклюже закашлял и опустил голову, но не заметил ничего, что выдавало его.

– Прошу прощения, товарищ?

– У Вас кровь на гражданской одежде? И вон там, синие пятна, это что, эйма?

– Так точно, товарищ генерал, уронил фонарь из Орзока и порезался об осколки, – молодой человек старался звучать как можно холодно, как обычно.

– И откуда же у Вас такая диковинка, так сказать?