Больше чем счастье. Японская философия благополучия

Больше чем счастье. Японская философия благополучия
Скотт Хаас

Эта книга представляет собой практическое руководство по воплощению в жизнь японской философии укейреру. Постигая ее, вы обретете радость жизни, найдете внутреннее спокойствие и по-другому посмотрите на недовольство и стресс. Вы научитесь делать паузы, осмысливать ситуацию и принимать более взвешенные решения вместо того, чтобы импульсивно реагировать на раздражающие события.

Скот Хаас

Больше чем счастье: японская философия благополучия

Copyright © 2020 by Scott Haas

© Cover Image. Shutterstock.com. imaginasty

© Перевод, оформление, издание на русском языке. ООО «Попурри», 2021

Посвящается моему давнему другу, доктору медицины Рето Дюрлеру. Человеку, чья страсть к природе – от знания птиц до интереса к горам Швейцарии – расширяет мое мышление, развивает мою осознанность и углубляет мое понимание. И благодаря которому я узнал о Браунвальде – «парении над обыденностью».

Если век мой продлится,
Я, быть может, и эту пору
Припомню с любовью.

    Фудзивара Киёсукэ, XII век

Примечание Юми Обинаты: это одно из сотни стихотворений, которые мы запоминаем для игры в традиционную карточную игру Хякунин-иссю («Сто стихотворений»).

Глава первая

Мир

Погодите, что? Япония? А что может открыть нам Япония о счастье?

Оказывается, многое. Чтобы это выяснить, мне потребовались годы, и, честно говоря, я до сих пор поражаюсь некоторым вещам и пытаюсь их осмыслить – настолько они отличаются от наших представлений о счастье.

Счастье в Японии – это не личный опыт. И даже не цель. Целью является принятие.

* * *

В чем Япония действительно преуспела, так это в спасении от боли душевного одиночества, – и этому мы можем поучиться у японцев. В основе их жизненной философии благополучия лежит принятие реальности, прошлой и настоящей, и скоротечности нашего бытия. Пребывание в этой стране, знакомство с ее культурой и огромное желание постичь отношение японцев к себе и окружающему миру изменило мои взгляды на стресс и способы его устранения.

Не всем удается быть частью многочисленных в Японии социальных групп, и здесь, как и на Западе, существует проблема изоляции пожилых людей, маргиналов и лиц с психическими заболеваниями.

Но в других вещах эта страна очень сильно отличается от остального мира. В Японии имеются возможности для социальной инклюзии, от общественных бань и безопасных общественных парков до святынь и храмов, которые открыты для всех. Продолжается активное смешение культур (с эпохи Тайсё, 1912–1926), отчасти под влиянием западных идей и глобализации. Основой общества являются группы, и групповой менталитет формируется с раннего возраста: в садах и школах дети носят одинаковую форму, одинаково питаются. Общественные ожидания настолько очевидны и распространены, что многие правила поведения – дома, в общественных местах и на работе – являются негласными и универсальными (хотя и существует непреднамеренная дискриминация по полу, возрасту и делению на «своих» и «чужих»).

И самое главное: в Японии ваше «я», ваша личная идентичность определяется прежде всего принадлежностью к определенной социальной группе, а не вашими личностными качествами, мнениями, симпатиями или антипатиями.

Мне, выросшему в Соединенных Штатах, ближе наша система ценностей с ее культурным многообразием и широкими возможностями: энтузиазм, предприимчивость, исключительная открытость и креативность, новаторство, ярко выраженный индивидуализм.

В Японии – иные ценности.

Внимательность, умение слушать, отзывчивость, рассудительность, взгляд на проблему как на вызов и, самое главное, принятие – вот что лежит в основе отношения к себе и окружающим. И хотя это общепринятые социальные и этические нормы, которые в принципе характерны для человека, в Японии они пронизывают всю систему социальных институтов, в результате чего общество воспринимается как одна большая семья.

Понимание того, что моя личность во многом формируется моим окружением, дарит удивительное чувство свободы. Самоанализ и самодовольство – напротив, ограничивают и изолируют.

Кому нужны привилегии, когда может быть равенство?

Ни одна другая страна не внесла в мою жизнь такую гармонию, спокойствие, терпение, почитание тишины и наблюдательности и принятие приоритета окружения и природы над личными потребностями, как Япония. Столь ценимый на Западе индивидуализм дополняется здесь осознанием того, что самую большую радость в жизни доставляет радость, которую мы дарим другим.

* * *

Когда другим плохо и мы им сочувствуем, страдает наше благополучие. Я имею в виду, что эмпатия подразумевает поглощение чужой боли. Когда я слышу жуткие рассказы своих пациентов о лишениях, унижениях и изоляции, мое благополучие страдает. Именно поэтому людей, испытывающих явные мучения, часто избегают, обвиняют или боятся. Чем больше мы сопереживаем боли других, тем больше признаем, что их состояние – часть нашей идентичности.

Подумайте об этом с самой прагматичной точки зрения: если кто-то из ваших родных или близких страдает, вам становится хуже, потому что эти люди – в вашем сердце и сознании. Я не могу быть счастлив, если моим детям или жене плохо.

Аналогичным образом мои родные не могут быть счастливы, если плохо мне. Мастер создавать стрессы, выросший в семье, где стресс был нормой жизни, я склонен совершать одни и те же ошибки. И это не только мои личные трудности. Разве они могут быть личными?

Принимая людей в Департаменте временной помощи на Дадли-сквер[1 - 19 декабря 2019 года переименована в Нубиан-сквер. (Здесь и далее – прим. авт.)], Роксбери, штат Массачусетс, проводя оценку нетрудоспособности бездомных, нищих, жертв жестокого обращения и бывших заключенных, а затем возвращаясь в свой элитный район, который находится всего в пяти милях, я с огромным облегчением констатирую, что успех и безопасность в гораздо большей степени зависят от расы, пола и благосостояния, чем от личного энтузиазма.

Я нашел необходимую мне помощь, нашел то, чего мне не хватало, интегрируя, постепенно или частично, полученный в Японии опыт в свою повседневную жизнь.

Это кардинально изменило мое восприятие стресса, отношение к окружающему миру и принятие своего места в нем.

Pushing the World Away (что дословно можно перевести как «Уход от мира») – так называется один из альбомов джазового саксофониста Кенни Гарретта, а поскольку он знает японский язык и часто бывает в Японии, это название отражает его – и мои – представления о культуре этой страны.

Когда мы с Гарреттом общались, он сказал мне: «Япония всегда была моим вторым домом». И добавил: «Моя музыка вас затягивает, затягивает, затягивает. Энергию, которой мы заряжаемся, уходя от этого мира, можно направить в позитивное русло».

Это и есть суть японской философии принятия. Уход от мирских страстей к созданию значимого опыта, который сближает нас друг с другом и дает ощущение полноты жизни.

Освоив нехитрые привычки и практики, позаимствованные у японцев, я испытываю меньший стресс, которого в силу специфики моей работы хватает. Я лучше понимаю его губительное воздействие и знаю, как его уменьшить. Это постоянный процесс, и день на день не приходится. Но благодаря практикам наблюдательности, тишины и, главное, принятия во всех его многогранных аспектах я все лучше справляюсь с негативом.

Это не ключ к счастью и не способ избежать проблем и трудностей, с которыми мы все так или иначе сталкиваемся. Это, перефразируя Джона Берджера, другой взгляд на вещи, расширяющий наше мировоззрение[2 - «Искусство видеть» (Ways of Seeing) – книга писателя и критика Джона Берджера (1926–2017) о восприятии мира в искусстве.]. Взгляд, открывающий возможности.

Концепция икигай в последнее время набирает все большую популярность и трактуется как некая секретная формула счастья, которую нужно найти. Но японская философия благополучия – не только и не столько о счастье. Скорее, она о добропорядочности, стрессоустойчивости и общности[3 - В своей замечательной книге «Что наполняет жизнь смыслом? Как осознают свой мир японцы и американцы» (What Makes Life Worth Living? How Japanese and Americans Make Sense of Their Worlds) Гордон Мэтьюз, антрополог из Китайского университета Гонконга, пишет: «Главные элементы икигай – это иттаикан («приверженность группе») и дзито дзицуген («самореализация»). Суть этой концепции в том, что самореализация происходит через положительный опыт социального взаимодействия.Издание Japan Times в рецензии на книгу Эктора Гарсиа и Франсеска Миральеса «Икигай. Японские секреты долгой и счастливой жизни» называет икигай «идеей о том, что ключом к счастью является смысл жизни». Обозреватель пишет: «Решив узнать, существует ли связь между икигай и долголетием, инженер-программист Эктор Гарсиа и писатель, переводчик Франсеск Миральес отправились в японскую деревушку Охими на острове Окинава, известную как поселение долгожителей. В результате на свет появилась книга, утверждающая, что икигай – это «японский секрет долгой и счастливой жизни». Данное утверждение не находит должного и убедительного обоснования. Книга представляет собой набор банальных советов о правильном питании и физической активности вперемежку с историями долгожителей и дискуссиями о трендах в психотерапии. Вывод авторов взят с потолка, а их творение – не более чем пособие по самопомощи под маркой псевдофилософии». В последние годы появилось достаточно много книг, популяризирующих концепцию икигай как залог жизненного благополучия. Это не совсем так.].

То, что предлагает Япония, – это действительно совершенно иные способы ведения дел и решения задач; это восприятие себя как части природы, это создание сообществ и активное участие в них, это принятие нашей бренности и недолговечности.

Для ясности дела: в обычной жизни японцы кажутся сдержанными и безучастными, не говоря уж о проявлении эмпатии – такое впечатление, что они не хотят друг на друга реагировать. Что, если я что-нибудь не то скажу или сделаю? Что, если я причиню людям неудобства? Что обо мне подумают?

В то же время благодаря высокой групповой сплоченности и социальной ответственности в Японии обычно (но не всегда) наблюдается исключительно высокий уровень общественной безопасности, культуры поведения и вежливости. Для всех ситуаций прописаны правила и инструкции, за соблюдением которых следят определенные структуры, поэтому людям практически не нужно думать самим или утруждаться решением каких-то проблем. Обо всем позаботятся.

Но что, если возникает внештатная ситуация? Человек, привыкший к готовым рецептам, может растеряться.

Мой любимый художественный пример такой ситуации – фильм Акиры Куросавы «Рай и ад» (1963), в котором богатому промышленнику из Токио приходится делать выбор между крахом собственного бизнеса и спасением жизни сына своего водителя.

Оставив в стороне свой эгоизм, сформированный предположительно во времена послевоенной американизации Японии, главный герой Кинго Гондо (которого играет Тосиро Мифунэ) демонстрирует победу эмпатии над корыстью.

Картина снималась в эпоху бурного индустриального развития Японии, не только догнавшей, но и почти перегнавшей Запад. И Куросава высказывал опасение, что исконные японские ценности могут быть вытеснены западными концепциями успеха.

«К чему это может привести?» – гадал он.

По мнению Куросавы, эмпатия является важнейшей частью японской культуры, и ею нельзя жертвовать в угоду западным ценностям. Помогать другим, понимать и принимать, что мы – часть одного сообщества, – вот что значит быть японцем. А эгоизм и алчность – это зло, насаждаемое американцами, которое надо отвергать.