Женщина, прильнувшая к Габриэлю – не София, но это не останавливает Ноя от того, чтобы подбежать к ним и хлопнуть ладонью по столу. Бокалы подлетают в воздух. Бокал Габриэля падает, заливая дешевым шампанским визитку агента, лежащую на столе между ними, и люди за ближайшими столиками оборачиваются и пялятся на них.
– Где она? – спрашивает Ной на родном французском.
Габриэль даже не вздрагивает. У него светло-оранжевый загар, толстые потные ладони и лысеющая голова. Ему за пятьдесят. За прошедший год Габриэль встречался с Ноем четыре раза, но сейчас долго и мучительно не проявляет даже намека на узнавание. Он берет черную салфетку из держателя в центре стола и кладет ее на растекающееся шампанское.
– София, – произносит он, то ли отвечая, то ли спрашивая.
– Да, София!
Габриэль пожимает плечами.
– Последнее, что я слышал, – она была на пути сюда, но это было четыре или пять часов назад.
– Пять. Часов. – Несмотря на всю свою ярость, Ной опускает голову и понимает, что тянется на автомате вытереть со стола салфеткой пролитый напиток. Профессиональная привычка со времен работы. Он отдергивает руку. – Она так и не появилась, а ты даже и не думал беспокоиться?
– Мне некогда бегать за клиентами, – холодно отвечает Габриэль, но выгнутая бровь его выдает. На лице читается любопытство и волнение. Женщина за столом пожирает эту странную драму широко распахнутыми голодными глазами.
– Что последнее она сказала тебе? – спрашивает Ной. – Что именно это было? Слово в слово? Сообщение или телефонный звонок?
– Телефонный звонок. Она сказала, что в метро.
– Она сказала, что заходит или уже вышла?
Габриэль сглатывает.
– Я не знаю. Возможно, это было в шесть тридцать.
– Никаких возможно! – Ной слышит, как нарастает громкость его собственного голоса. Теперь он чувствует спиной, как к нему приковано внимание всего зала – барменов в белых кителях и всех любителей коктейлей. Голова у Ноя раскалывается. Скоро здесь появятся вышибалы. Пианино все еще играет, но мелодия как будто замедляется.
– Достань свой телефон и покажи мне! Я хочу увидеть звонок!
Габриэль лишь хлопает глазами.
– Что случилось?
– Что случилось? – лихорадочно вторит ему Ной, желая обрести большую уверенность, но его ярость слишком сильно напоминает мольбу, его злость слишком близка к слезам, и прежде чем он успевает остановиться, изо рта вырывается крик: – Где София?!
Пианист берет фальшивую ноту, и инструмент замолкает. На лестнице раздаются шаги.
Габриэль краснеет, смущенным взглядом обводит помещение и понижает голос:
– Ной, успокойся. Что бы ты ни думал…
Ной дергается вперед. От быстрого и неуклюжего движения стол между ними сдвигается в сторону, ударяя в живот гостью Габриэля. Ной хватает агента за грудки и поднимает с места.
– Ты просишь клиента, девушку двадцати пяти лет, встретиться с тобой вечером в городе, в баре. Она не появляется целых пять часов, и вместо того, чтобы вызвать полицию, ты приглашаешь какую-то шлюху вместо нее! Если с Софией что-то случилось, если с ней действительно что-то случилось, клянусь Богом, ты, кусок дерьма, я вернусь за тобой, и я… я…
Он смотрит в обмякшее, как у выброшенной на берег рыбы, лицо Габриэля и думает о Софии и пистолете, пистолете в своем кармане.
Он колеблется, и этой паузы достаточно, чтобы сзади раздался резкий мужской окрик:
– Эй! – И в следующий момент Ной чувствует себя беспомощным ребенком. Из-за того, что его без труда поднимают и тащат вверх по лестнице, его разрывает между яростью и стыдом. Несколько секунд спустя его выбрасывают, как прокаженного, на мерзлый тротуар, распугивая курильщиков.
– Да пошли вы! – кричит он в спину вышибалам, пытаясь подняться. По щекам его текут слезы.
Полчаса назад он думал о приглашениях и карточках для гостей, пока охотился за клиентами. Он рассуждал, кого из сомнительных друзей своего детства мог бы пригласить на свою свадьбу, поскольку большинство приглашений достанутся гостям Софии. Сейчас же он близок к нервному срыву.
Ему надо убираться отсюда. Надо каким-то образом связаться с ней.
Он достает одноразовый телефон и нажимает кнопку быстрого набора. На звонок отвечают мгновенно.
– Да?
– Нам нужно встретиться, – выдыхает Ной.
На том конце раздается кашель, больше похожий на фырканье. Голос хриплый, медленный и осторожный.
– Когда?
– Сейчас. – Ной уже уходит прочь от огней Harry’s Bar, спеша обратно в неблагополучный криминальный теневой мир города, место, которое он знает с детства, мир, который он называет своим. – Я уже в пути. Мне нужна твоя помощь… – Он судорожно сглатывает. – У меня серьезные проблемы.
15
Пятый игрок
Линда уставилась на сообщение.
Она анализирует слова, язык, проверяет, нет ли чего-то такого, что может выдать автора. Его изложение довольно элементарное. В каком-то смысле невыразительное. Буквы все заглавные, но без восклицательных знаков. Властный, но не кричит. Она подносит бутылку к губам – чистый джин, найденный в недрах кухонного шкафа – и слышит стук передних зубов о горлышко. Слышит, но ничего не чувствует. Бутылка давно опустела. Линда оцепенела, отстранилась, как будто наблюдая за этой жуткой картиной со стороны.
Она сидит со скрещенными ногами на кровати в комнате Алиссы, накинув на плечи одеяло своей девочки. От него слабо пахнет ее дочерью… Кажется, запах выветривается. Между ног лежит единственная мягкая игрушка, сохранившаяся с раннего детства Алиссы, – потрепанный зверек, валявшийся на шкафу. Это вязаный дракончик по имени Дракоша. Много лет этот бездушный кусок шерсти, набитый ватой, был лучшим другом Алиссы на всем белом свете. Теперь он запылился, а черные шарики глаз поцарапаны, но его можно подержать в руках. Что-то настоящее. Снаружи зимнее солнце с ленивой неохотой собирается всходить. Кажется, что с момента разыгравшейся драмы в «Экспресс еда и вино» прошла целая жизнь. Без дочери время не имеет значения. Все изменилось.
Установленный порядок Линде известен. Она должна набрать 999 и положить конец этому безумию, еще до его начала. Если не на 999, тогда кому-нибудь из бывших коллег, начать хотя бы с этого. Но она не может заставить себя сделать это. Алиссы больше нет. Слишком поздно. Запущенный маховик уже не остановить, пока все не закончится так или иначе.
Она оглядывает освещенную только мягким белым светом экрана спальню, и среди разбросанных вещей Алиссы видит в очертаниях теней невозможные вещи. То, что заставляет волоски на коже встать дыбом. Годы работы в полиции превращаются в материализовавшихся монстров, мутировавших и уродливых, и все те лица, что она пыталась забыть, сейчас уставились на нее пустыми стеклянными глазами.
Аманда Бирн; Лаура Коллинз; Анна Кещинская; Кайрон Гарвуд.
Чемодан; русло реки; морозильная камера; печь.
Она чувствует вкус слез на верхней губе из-за каждого из них. Как дошло до этого? Каким образом все могло пойти настолько неправильно? Отрешенно она отмечает про себя жестокую иронию всего этого. Ричард, ее муж, ее бывший муж, говорил, что она никогда не могла отделить «работу от семьи». Он обвинял ее в том, что она приносила это домой, к их дочери, это извечное клише о домочадцах за тонкой синей линией[10 - Тонкая синяя линия – фраза и символ, используемый правоохранительными органами во многих странах. Эта фраза фигурально означает и позиционирует правоохранительные органы как тонкую грань между порядком и анархией (прим. пер.).], и сейчас она здесь, в темноте, и эти противоположные миры действительно столкнулись.
Бедфордшир – одно из самых маленьких графств Англии, но уровень преступности в нем сопоставим с показателями большинства мегаполисов. На протяжении многих лет наркотики, банды, убийства и терроризм были ежедневной работой Линды. Сейчас она вспомнила погибших.
Бирн, Коллинз, Кещинская, Гарвуд.
Четыре дела – совершенно не связанные между собой и разделенные годами, дела, в которых все офицеры, волонтеры, листовки и человеко-часы, которые ей удалось подключить, привели к одинаково душераздирающей развязке.
Чемодан. Русло реки. Морозильная камера. Печь.