– Игорь ведь погиб из-за нас. Денис всегда будет напоминать об этом Володе и всей его семье. Они поэтому захотели, чтобы я избавилась от ребенка, считают его ошибкой, – озвучиваю то, что все эти годы не дает покоя.
Нелли успокаивает меня и продолжает гладить по голове.
– Может, вы с Денисом поживете какое-то время у нас? За городом есть охрана, под окнами никакие посторонние машины разъезжать без нашего разрешения не будут.
– Я подумаю, – отвечаю, немного успокоившись. – В любом случае скоро предстоит тратить на дорогу до работы уйму времени. Возможно даже, придется подыскать другую, поближе к дому. Было очень удобно отводить Дениса в сад и бежать в колледж. Не хочу ничего менять… – Я утыкаюсь лицом в плечо Нелли и шмыгаю носом.
– Даже если ты не найдешь что-то поближе, Татьяна Павловна к твоим услугам. Она будет отводить Дениса в новый сад, забирать его и существенно поможет вам в быту. Да, это не муж, но плюсов от такой помощи очень много. Ты, главное, не отказывайся, Настя. Мы с Алёной в курсе, что ты не любишь и не привыкла рассчитывать на средства других людей. Но порой твои принципы сильно раздражают. Ну вот кому от них лучше? И по поводу Никиты. Присмотрись к парню. Не в серьезном смысле, а ради удовольствия. Чтобы сместить ориентиры и переключиться. Ты еще такая молоденькая, – ласково говорит Нелли, пока я невидящим взглядом смотрю в окно.
– А потом сразу на увольнение? Мне бы так не хотелось.
– Жаль, – с досадой хмыкает она, и я чувствую, что улыбается. – Но ты подумай. Уверена, потом меня поблагодаришь.
Домой я возвращаюсь далеко за полночь. Смываю косметику, переодеваюсь и заглядываю в спальню Дениса. Сын улыбается во сне и бормочет неразборчивые слова. Внутри тут же разливается спокойствие. Вспоминаю, как впервые взяла сына на руки и он неосознанно улыбнулся во сне, приподняв уголок крошечного рта. Тогда я подумала, что мой сын – никакая не ошибка и не наказание, а самое настоящее чудо.
9 глава
– Анастасия Артёмовна, вас директор вызывает, – говорит Алина, заглянув в аудиторию.
Я удивленно смотрю на секретаршу Щербакова. Обычно она по телефону сообщает, когда у Сергея Руслановича возникают вопросы к кому-то из педагогического состава. Однако до этого дня ко мне их практически не появлялось.
– Что-то срочное? – уточняю.
– Да. На телефон я дозвониться не смогла, и Сергей Русланович послал за вами лично.
– Спасибо, – благодарю я Алину, чувствуя, как неприятно скручивает желудок от волнения.
Хвалить меня не за что. Да этим Сергей Русланович и не занимается. Осталось узнать, в чем я провинилась. Может, разговор пойдет о той вечеринке в клубе с его сыном? Да, что-то такое и следовало ожидать. На месте руководителя я бы тоже не оставила подобное без внимания. Но прошло чуть больше недели… Неужели до директора так поздно доходят слухи?
Считаю до десяти, поднимаюсь из-за стола и направляюсь в приемную. Думать об увольнении в перспективе и быть на волоске от него – неравнозначные вещи. Хоть бы я ошибалась и на ковер меня вызвали не из-за того отдыха в компании Щербакова-младшего.
Прохожу в кабинет директора, сжимая влажные ладони в кулаки. Вид у Щербакова серьезный. Мысль завести интрижку с его сыном и вовсе кажется в такой момент вопиющей. Десятой дорогой буду обходить Никиту, если все обойдется.
Сергей Русланович поднимает голову и смотрит на меня строгим взглядом, от которого трясутся поджилки.
«Сюда меня позвали явно не за тем, чтобы хвалить», – про себя делаю вывод.
– Не буду ходить вокруг и около, – начинает Сергей Русланович, смотря на меня в упор. – На вас поступила жалоба.
В ушах возникает шум. Что? Жалоба? На меня?
– Вас устроили сюда по знакомству. Уговор был, что я закрываю глаза на ваше неполное высшее образование, сессии, практику, предстоящую защиту диплома. Думал, пропущу мимо глаз жалобы, где вас обвиняют в некомпетентности. Все мы должны с чего-то начинать и где-то учиться. Но сегодня произошло то, на что я не могу и не хочу закрывать глаза. Тем более не готов рисковать репутацией колледжа и своим именем.
– Могу я узнать, в чем меня обвиняют?
– Устав нашего учреждения и ваш трудовой договор предусматривают, что работнику необходимо соблюдать локальные нормативные акты, добросовестно исполнять должностные обязанности, вести себя корректно по отношению к учащимся и коллегам. В том числе и в нерабочее время. Несоблюдение этих требований может быть признано нарушением, после чего я увольняю сотрудника. Опрошенные свидетели подтвердили, что вы вымогали взятку за зачет.
– Что подтвердили?
– Появилась информация, что вы собирали за зачет денежные средства. Вознаграждение за хорошую оценку. Я мог бы обратиться в полицию, как и предлагал сделать один из ваших студентов, но мы с вами решим все приказом об увольнении. Скандалы в учреждении мне ни к чему. Надеюсь, и для вас это станет серьезным уроком.
Сердце, ухнув вниз, отпружинивает и подскакивает к горлу.
– Бред какой-то… Я впервые об этом слышу…
Сергей Русланович открывает верхний ящик стола и достает оттуда конверт. Кладет его передо мной.
– Понимаю, вы мать-одиночка. Время тяжелое, денег лишних не заработать. Именно поэтому я не стану проводить настоящее расследование с вызовом сотрудников полиции и вашим последующим наказанием. Здесь стоят подписи студентов, на аудиозаписи также слышно, что вы вымогаете у них деньги. Подобного в колледже я не допущу, – гремит у меня в ушах голос директора.
– Это неправда, – машу головой. – Меня кто-то оклеветал! Я ничего ни у кого не вымогала!
– Анастасия Артёмовна, – Щербаков сдвигает брови к переносице и награждает таким взглядом, что я понимаю: следующим действием точно будет вызов полиции, – возьмите у моего секретаря листок бумаги и напишите заявление по собственному, – чеканит он. – Это единственное, что я могу сделать в этой ситуации с минимальными для всех потерями. Мне не нужны скандалы и шумиха. Да и отправлять вашего сына в детдом… пусть кто-то другой возьмет на себя такой грех.
– Могу я узнать, кто принес вам это? – киваю на конверт.
– Наверное, вам лучше знать? – хмыкает Сергей Русланович.
– Никита? Ваш сын? – Это первое, что приходит на ум.
Лицо Щербакова вытягивается, а следом в синих глазах появляются вспышки гнева.
– Никиты несколько дней нет в городе. Всё. – Щербаков указывает мне на дверь. – Марьяне я сам позвоню и объясню ситуацию. Но если вы и впредь продолжите заниматься подобными вещами, то мой совет: не просите у нее найти вам порядочную работу. В серьезных организациях с вашей внешностью делать нечего. Это моя ошибка, что поддался уговорам.
– А что не так с моей внешностью?
– Всё так. Но не для нашего учебного заведения.
– Раньше вас устраивало…
– Раньше и вы денег не брали за зачеты, – осаживает меня Щербаков. – Все ограничивалось замечаниями коллег, что вы флиртуете со своими студентами. Я не привык следить, чем мои люди занимаются в нерабочее время, и знать не хочу, с кем вы крутили интрижки. Всего доброго, Анастасия Артёмовна. Больше в колледже появляться не нужно. О расчете даже не думайте.
Мне словно миллион пощечин надавали, оплевали, макнули лицом в грязь. Подкативший к горлу ком душит. За что такая несправедливость? Ведь я не делала ничего из перечисленного!
Выхожу в приемную, ничего не соображая. В голове вата. Не знаю, почему подумала на Никиту, его действительно не было на лекциях несколько дней. Да и зачем ему меня так подставлять? Какой мотив? В последнюю нашу встречу мы нормально разговаривали. Никита подошел после занятий, мы перекинулись парой фраз, я поблагодарила его за вечер, и на том распрощались. Больше я его не видела.
– Анастасия Артёмовна… Настя… Воды? – доносится голос Алины.
Я нахожусь в ступоре и не могу сделать и шага. Опускаюсь на стул, не чувствуя под ногами опоры.
– Что он сказал? На вас лица нет…
– Чтобы попросила у тебя листок бумаги и написала заявление по собственному желанию.
– Что?!
На автомате я беру ручку со стола, придвигаю к себе протянутый секретарем листок и пишу заявление. Руки дрожат, почерк неровный. Можно было бы позвонить Нелли, спросить, что делать в подобной ситуации, но если уж Сергей Русланович все решил, поверив в мою виновность, за что сражаться? Как доказывать, что я не вымогала ни у кого денег?
В голове всплывает недавний разговор со студентами. Он был о предстоящем зачете. Ершов насмехался, задавал провокационные вопросы. Наверное, он и записал мои слова на диктофон или видео, а потом сделал из них нарезку. Собрать деньги и подписи тоже не проблема. Какие жестокие дети… За что они так со мной? Что я им сделала плохого?