Самые близкие

Ильмира права. Беременность, каким бы ни был ее исход, скрыть не получится. В первую очередь, от себя. А если с дедом будет все плохо и я не успею проститься с близким человеком, то и подавно себя не прощу. Если уж решила быть сильной, то нужно быть ею до конца.

Закусив губу, я смотрю на электронные билеты. Вспоминаю, как однажды Янис рассказывал, что по молодости мой отец встречался с девушкой. Никто из них не планировал становиться родителями, но от той связи появился общий ребенок. С матерью девочки у папы не сложилось, они остались друзьями. Спустя время их дочь заболела и умерла. Янис признался, незадолго до ее болезни он видел, что Эля не жилец. И сама маленькая девочка тоже об этом знала.

Наша способность предвидеть какие-то события у многих вызывает скептицизм, хотя умершие, когда приходят во снах, часто предупреждают об опасности.

Пока мы не расстались с Ковалёвым, почти в каждом сне я видела, как прабабушка Варя плачет. Теперь понимаю почему. И так странно. Она перестала сниться, когда я уехала из дома. А Янис? Он сейчас тоже ничего не видит?

Через пару часов в комнату заглядывает Ильмира. Смотрит на вещи, которые я разложила на полу и кровати.

– Все, зачеты нам поставили. Дней пять в запасе есть. Помочь тебе собраться?

– А если с дедушкой…

– Без если. Хватит с тебя потрясений. Твой дедушка поправится, а родные только порадуются за тебя, когда ты родишь прекрасную девочку. Курс тоже благополучно закончишь, не так уж долго осталось учиться, – успокаивает Ильмира.

Психологически я на грани. Сомнения не отпускают. Вдруг все-таки неправильно поступаю, собираясь приехать домой с животом?

Впервые, с тех пор как узнала о своей беременности, ловлю себя на сумасшедшем желании увидеть маму и поговорить с ней по душам. Наверное, если бы моя дочь, оказавшись в подобной ситуации, не рассказала о том, что с ней происходит, я бы приняла ее выбор, но было бы невыразимо горько.

Полночи не сплю – сильно тревожусь. И дело не только в страхе, что близкие не поймут, а в том, какую боль я причиню своей правдой. Ведь даже если разделить ее с другим человеком, меньше она явно не станет.

8 глава

Рейс задерживают, и в Москву мы вылетаем около полуночи. Родных я не предупредила, что буду сегодня дома. Решила сделать это постфактум. Если есть возможность оттянуть момент встречи хотя бы на несколько часов и самой ее спланировать, лучше этим воспользоваться.

– Ты переночуешь с нами в отеле или домой поедешь? – спрашивает Ильмира, когда мы выходим из аэропорта.

– Домой поеду, – обманываю я, сжимая в кармане пиджака ключи от квартиры Андрея.

Хочу еще немного побыть одна, заодно увижу, изменилось ли хоть что-то в квартире. По идее, все должно остаться как есть. Нас обоих долго не было в Москве.

– Тогда позвони, как будешь дома. Я за тебя переживаю. – Подруга обнимает меня.

Кирилл загружает сумку в багажник. Я сажусь в такси и уезжаю, впервые за долгое время оставшись одна, без поддержки Ильмиры.

Хотя, по сути, человек всегда один. И часто сам придумывает себе рамки и ограничения. Что я и сделала, когда узнала о своей беременности. Нет бы позвонить матери и рассказать о ребенке, но, поддавшись шоку и эмоциям, я промолчала. Если бы тогда не испугалась, не пришлось бы сейчас так трястись перед встречей с родными.

Что зря приехала в квартиру, где была счастлива с Ковалёвым, понимаю, лишь переступив ее порог.

Ремонт Андрей сделал. И детскую тоже предусмотрел. Не знаю, кто родится у них с Натали, но судя по преобладанию голубых оттенков, это будет мальчик.

Я долго стою в детской и смотрю на нежную роспись стен, не в силах сдвинуться с места.

Как порой несправедлива жизнь. Почему одним счастье достается сразу, а другим – через страдания? Хотя это неправильные рассуждения.

Осмотрев весь дом, вспоминаю эскизы, которые бабуля все время пыталась мне подсунуть. Вместо одной из спален она сделала детскую. Надо ей позвонить и сказать, что с цветом вышла ошибка. Или пусть добавят еще одну комнату: у Ковалёва так-то два ребенка будет. Только сейчас осознаю, чего на самом деле лишила себя, скрывая беременность. Отсутствие поддержки близких – такова цена моего влечения к Андрею.

Сажусь на диван в гостиной и осматриваюсь по сторонам. Здесь все новое и будто ждет появления хозяина.

Получается, Натали согласилась после родов приехать в Россию? Ковалёв попросил бабушку подготовить все к его возвращению, решив привезти малыша для знакомства с родными? Наверное, мне всерьез нужно подумать над тем, чтобы остаться в Калининграде. Не смогу такое вынести. Закрываю руками лицо и опять плачу.

Несмотря на то что тяжело здесь находиться, я решаю остаться. Еще одну ночь провести с терзающими меня сомнениями, а потом стойко принимать взгляды родных и их вопросы. И просто ждать рождения своей крошки. Может, беременность не сразу заметят? В огромной толстовке, которая на пару размеров больше моего обычного, живот не так бросается в глаза.

Кто бы знал, как я запуталась и как мне страшно!

Умывшись, иду спать, прокручивая в голове недавний разговор с бабушкой. На вопрос, приедет ли Андрей, она ответила, что пока неизвестно.

Хочется и одновременно не хочется увидеть Ковалёва. За грудиной ноет при мысли о встрече с ним. Пусть я никогда не была идеальной дочерью, пусть всегда взбалмошна, эмоциональна и импульсивна, но в своих чувствах к родным я искренна. Даже к Андрею. С самого детства к нему тянулась, но натыкалась на стену равнодушия. Злилась и хотела ее пробить. Любыми способами. Наконец-то пробила…

Глажу живот и засыпаю, так и держа на нем ладонь. Удивительно, беременность и походы к врачам принесли в мою жизнь столько тревог и боли, но стоит подумать, что эта малышка – самый близкий и родной мне человек, как внутри появляются умиротворение и спокойствие, а душа наполняется нежностью. Отчасти я даже благодарна судьбе, что испытываю столь разнообразную и сложную гамму чувств.

Все хорошие мысли рассеиваются, когда наутро я просыпаюсь мокрая от слез. Из груди рвутся судорожные рыдания. Недавно вспоминала, что прабабушка перестала мне сниться… Лучше бы это продолжалось как можно дольше.

Сильно зажмурившись, пытаюсь дышать и забыть о кошмаре. Это неправда. Не может ею быть. Хотя все врачи как один говорили о прерывании беременности и о том, что в противном случае я рожу больного ребенка.

Трясущимися руками убираю следы своего присутствия в квартире и, вызвав такси, иду к лифту. Отвечаю Ильмире, что у меня все нормально и родные пока не догадались о беременности, а сама я не решаюсь признаться. Опять вру, хотя подруга этого не заслужила.

В такси набираю маму и говорю, что прилетела. Она сообщает, что дома сейчас никого нет и я могла бы заранее сказать, что приеду: она бы прислала водителя или сама меня встретила.

Могла бы предупредить, мамуль, но… не смогла. Сложно.

Родной дом встречает тишиной и яркими вспышками воспоминаний, которые едва не сбивают с ног. Прямо в прихожей. Я словно чувствую аромат тюльпанов и того пьянящего счастья, в котором купалась, когда у нас с Андреем все было хорошо.

Крошка внутри ощутимо пинается. Каждый раз это происходит, стоит мне развести сырость. Так малышка выражает протест? Ладно, больше не буду. Вообще, я зову дочку Бусинкой. Потому что представляю ее совсем маленькой и почти незаметной.

В гостиной все по-прежнему, в моей комнате также. Даже в спальне близнецов как всегда вечный погром. Не изменилось ровным счетом ничего. И в то же время уже ничего не будет как прежде.

Я сажусь на кровать и смотрю на Тайсона – подарок Андрея. Боль по новой пронзает внутренности. Перед глазами всплывает ночной кошмар. Я правильно поступила, приехав домой, – это совершенно точно. Мне понадобится поддержка близких. Одна не справлюсь.

Достаю телефон из кармана джинсов и звоню бабуле, которая, забросив дела в фонде, теперь почти безвылазно сидит в больнице под дверью в реанимацию. Сердце сжимается, когда слышу грустный голос в трубке, хотя бабушка и старается, чтобы он звучал бодрее. Я говорю, что прилетела и скоро буду у нее.

Вызываю такси и иду переодеваться. Моя машина осталась в Калининграде, да и не помню, когда садилась за руль в последний раз. Наверное, недели три назад, а может, и того больше. При малейшем стрессе во время движения я становлюсь рассеянной. Зачем рисковать?

Дорогой опять думаю об Андрее. Выше моих сил – ничего к нему не чувствовать.

Узнаю в регистратуре, как пройти в отделение реанимации. Медсестра выдает пропуск, и я поднимаюсь на третий этаж.

Бабушка выглядит разбитой и уставшей. На ней, как всегда, идеальный костюм. Вид безупречный, но глаза… В них столько отчаяния и страха. Я впервые вижу ее такой растерянной и подавленной.

Сажусь рядом и обнимаю. Мы просто молчим какое-то время. Бабуле сейчас тяжело. Они с дедом всю жизнь прожили вместе и очень любят друг друга.

– Если бы Артур был в сознании, знаешь, что бы он сказал? – тихо говорит она, промакивая платком уголки глаз.

Я вопросительно вздергиваю брови.

– Хватит так переживать, Дина. Мне от этого еще хуже становится, – произносит бабушка грубыми голосом, копируя интонации деда. – Эти мысли придают сил. Артур иначе бы себя вел, окажись я на его месте. Он бы не лил слезы, как я.

Тянусь к бабушке и оставляю влажный след на ее щеке.