Запах кофе и жвачка на асфальте

Ретиро – это огромный парк в центре Мадрида, его «зеленые легкие». Все, что хочет найти страждущая душа в поисках отдыха, сосредоточено здесь: могучая тень от высоких деревьев всевозможных пород; лужайки, приглашающие растянуться на траве; кафешки с яркими столиками, выставленными на открытом воздухе; площадка, где играет духовой оркестр; клоуны, устроившие представление тут же, на широкой аллее, где прогуливается народ… Наконец, пруд, наполненный ужасными прожорливыми рыбами, которые позволяют себя кормить почти из рук. Эти рыбы произвели на меня отталкивающее впечатление: большие, тупоголовые, с разинутыми зубастыми ртами, наплывающие одна на другую при виде куска хлеба или жареной картошки, дерущиеся с яростью голодных – сцена, достойная Спилберга для очередного фильма ужасов.

– Ретиро был задуман как место уединения, пребывания в одиночестве для того, чтобы молиться. Католические короли Фернандо и Изабель основали монастырь Херонимов и недалеко от него построили дом. При Филиппе Красивом дом превратился во дворец, где устраивали праздники, театральные представления, даже корриды.

– Ничего себе! Вот так Вовка!

– А что такого? – лениво усмехнулся Вовка. – У меня философский факультет, ну и давняя увлеченность Мадридом.

– Тогда конечно… Так любой сможет.

– Я продолжаю или как?

– Продолжай! – в один голос ответили мы с Васей.

– Когда сгорел Алькасар – тогдашний Королевский дворец, Филипп Отважный перебрался в Касон де Ретиро вместе со своей свитой.

– И где этот Королевский дворец? Очень далеко отсюда? – загорелась я.

– В следующий раз посмотрим дворец, – пообещал Вовка. – На сегодня тебе и Ретиро хватит. Так вот, Карлос III, которого еще называют мэром Мадрида, велел переделать всю зону и обнести ее решетками. С того времени мадридцы могут гулять по парку, соблюдая, разумеется, чистоту и порядок. Правда, современные испанцы и гости города никак не могут отвыкнуть выплевывать жвачку прямо на плитку. Латинос!

Странный ритмичный шум доносился от монумента, находящегося по другую сторону пруда.

– Барабаны, – возликовала я, поняв причину звуков.

– Тамтамы, а не барабаны. Это не одно и то же, – поправил меня Васек.

– Мне все равно, пошли туда!

– Так мы туда и идем, – сказал Вовка. – Подожди, сейчас такое увидишь!

Это было царство негритянского населения испанской столицы. Усевшись на скамейки по краям беседки, а многие – прямо на горячем бетонном полу, африканцы, одетые в яркие халаты и тюбетейки, самозабвенно выписывали ритм тамтамами. Причем черный оркестр прекрасно обходился без дирижера: кто-то заводил, затем к нему присоединялись другие, сначала робко, как бы нащупывая рисунок, затем все более уверенно, наконец, беседка наполнялась бешеным ритмом, идущим из глубины древней души. Здесь же начинались танцы, напоминающие ритуал перед охотой, с движениями, доступными только африканскому телу. Белые студенты и «перрафлаутас»[2 - Перрафлаутас – пренебрежительное обозначение панков в Испании, которых обычно сопровождает собака – «перро», и они играют на флейте – «флаута».] практиковались в жонглировании, подбрасывая в воздух палочки с привязанными к ним длинными лентами. Над беседкой витал уже привычный мне запах: сладко-терпкий, смешанный с дымом сигарет и каких-то эссенций. Ничего похожего я раньше не видела, поэтому была зачарована зрелищем.

– Нравится? – с гордостью в голосе, как будто все это он сам придумал и организовал, спросил меня Васек.

– Очень, – сказала я.

– Для лучшего восприятия происходящего неплохо бы прикупиться, – сказал Вовка.

– Клевая идея! – сказал Вася. – Ты с нами или здесь подождешь? – это уже ко мне.

– Если вы обещаете меня не потерять, то предпочитаю подождать здесь.

– Смотри, чтобы тебя негры не украли, а то потом перед твоим мужем не отчитаемся.

– Я решила развестись, – внезапно вырвалось у меня. – Так что отвечать вам ни перед кем не придется.

– Это когда ж ты нарешала? – немного враждебно спросил Василий, который, как выяснилось, знал моего «бывшего» еще с детского сада.

– Даже не знаю, наверно, еще в Барселоне, впрочем, нет, раньше. Здесь никто на меня не давит, понимаете?.. И… и… Я из него выросла…

– Что ж ты о человеке, как о штанах каких-то?

Я ничего не ответила, но, видно, что-то такое читалось в моем взгляде, что Вася внезапно смутился и сказал:

– Ладно, извини, что влез не в свое дело. Мир?

Я протянула ему руку:

– Мир!

Ребята вернулись довольно быстро, поэтому я предположила, что они выходили облегчиться. Правда, когда Вовка положил коричневый комочек на ладонь и начал его осмаливать со всех сторон, мое предположение с треском провалилось.

– Гм, – я прочистила глотку. – Это то, что я думаю, или что-то другое?

– Смотря, что думаешь, – заржали хлопцы. – Мы между собой называем это «дурь», местное население зовет ее хачиш или чоколате, но суть одна и та же.

– А разве она законна?

– Конечно, – охотно пояснил Вовка. – Если используешь хачиш для твоих личных нужд, а не для продажи.

– Мы продавать ее не будем. Даже тебе, – сказал Васек.

– А тебе-то зачем употреблять этот… хачиш, если ты уже… веселый?

– Так то от предвкушения.

Сигаретка была скручена в момент, сказывался навык. Ребята затянулись, задерживая подолгу дым в легких и с усмешкой поглядывая на меня. Честно говоря, я начала раздражаться. За кого меня принимают? За порядочную, благовоспитанную, безупречную, никогда не совершающую промахов матрону? Сейчас они у меня увидят!

– Дай даме затянуться, неуч, – имитируя Маньку Облигацию, сказала я.

– Вы уверены в правильном выборе, дама? – почтительно осведомился Вовка, затягиваясь в очередной раз.

– Ой, я тебя умоляю! – на этот раз вылезла Кисуля. Я взяла протянутую сигаретку и затянулась. На мое удивление, вкус у нее был гораздо приятнее, чем у обыкновенной сигареты и… гораздо сильнее. Поэтому задержать в легких наркотический дым не получилось в силу того, что из глаз полились слезы.

– О, смотри, как мы умеем, – сказал Васек.

– Вы, мальчики, еще меня не знаете, – похвасталась я, воодушевленная успехом, и затянулась опять, на этот раз почти как заядлый курильщик марихуаны или чего там…

– Не торопись, спокойно, не то сплохеет, – посоветовал Вовка.

– Здорово, когда о тебе заботятся, – сказала я.

Господи, похоже, я кокетничать начала? Вовке уже за сорок, но никто и не думает называть его Владимир или еще как-то. Он небольшого роста, но сильный. В лице нет ничего выдающегося, за исключением детской улыбки. Вовка – философ, и по образованию, и по образу жизни.

…Да-а, до сигаретки я его не находила привлекательным ни в чем…

Вскоре мир стал странно меняться: вечерние сумерки приобрели синие тона, музыка теперь не оглушала, как раньше, а танцующие вдруг начали двигаться, как заведенные манекены.

– Смотрите, – сказала я, тыча пальцем в жонглера, – какой смешной, что выделывает!