Золото лепреконов

– Да бери просто и загадывай. И… валим отсюда поскорее.

– Знаешь, Вицли, я думаю, что загадывать мы должны оба. Бабуля это очень четко подметила. Не загадаешь сам – комната загадает за тебя. Так что не отлынивай и давай тоже загадывай что-нибудь. Глядишь и сбудется.

– А, что я могу загадать, – вздохнул Вицли Шмель. – Чтобы все вернулось обратно и меня не выгоняли? Так, похоже, что меня и сейчас не выгоняют – я сам уйду… Чего я хочу? Золота хочу! Загадаю гору золота. Хочу, чтобы у тебя в доме, Миха, когда мы вернемся, была гора золота посреди комнаты. Вот! Вот мое окончательное желание! Все.

– А я… а я хочу уши обратно! И… хочу… стать бургомистром. Хочу, чтобы тот гад, который мне уши обрезал, наизнанку бы вывернулся и собственные уши сожрал. Хочу, чтобы Яму песком засыпало, чтобы…

– Эй, у тебя всего одно желание было! Смотри – уши-то твои на место встали.

Зава приложил руки к голове и почувствовал уши под ладонями. Голова совершенно не болела, а недомогание прошло.

– Знаешь, Зава, а я себя как-то очень хорошо чувствую… и трезво… – удивился лепрекон.

– Ухи… ухи мои… – заплакал башмачник.

– Пойдем, дружище. Похоже, что желания наши, так или иначе, но уже исполнились, остается только разгрести их последствия – тебе пора отрезать твои новые уши и на виселицу, а мне…

– Не, погоди. Глянь! – Зава указал пальцем на маленький столик, появившийся прямо в куче рубинов величиной с куриное яйцо. На столике стояла бутылка вина. Простая глиняная бутылка, какие можно приобрести за пару монет в любой винной лавке.

– Думаю, надо ее прихватить с собой, – сказал лепрекон.

Был вечер. Михаэль Зава и Вицли Шмель сидели на полу в доме Завы. Комната была совершенно пуста, за исключением злополучного клавесина. Никакой кучи золота не было. Миха сидел, смотрел на бутылку вина, прихваченную из Заколдованной комнаты, и совершенно не волновался о своей дальнейшей судьбе. Все эти приключения повлияли на него как-то неожиданно – Зава перестал бояться смерти. Ему было все равно. На душе было светло и спокойно, впереди маячила перспектива дегустации и долгожданный сон.

– Больше всего на свете я хочу спать. Вицли, может быть, это и было моим самым сокровенным желанием – выспаться? Вот прямо сейчас мы выпьем этот бутылец, и беспечно завалимся спать, и все невзгоды останутся позади.

– О, да. А завтра тебя повесят в Яме. И я… а я даже не знаю, что буду делать потом, – всхлипнул лепрекон.

– А, да ну его все! Наливай.

– Ты наливай, я же маленький.

Они пили вино. Зава отхлебывал прямо из горла, не забывая наполнять наперсток Вицли Шмеля. Вино было вполне обычным, не очень хорошим, но и не плохим. Странным было только то, что его не становилось меньше. Сколько они ни пили, бутылка не заканчивалась.

– Она все время остается наполовину полной, – хихикнул лепрекон.

– А по мне, так она наполовину пуста.

– А ты, Зава, пессимист. Но, дело не в этом, дело в том, что наша бутылка – это наше желание. Похоже, что мы оба хотели одного – вот эту заколдованную бутылку, которая теперь всегда будет оставаться наполовину полной, сколько из нее не пей.

– Наполовину пустой!

Они пили и пили, а вино все не кончалось…

Ириами

Ириами по прозвищу Красавчик смотрел на большую зеленую гусеницу и размышлял о Бытии. В последнее время он был склонен к философствованию. И, как всегда, не без сарказма. Мир казался Ириами несправедливо уродливым.

– Когда-нибудь эта мерзкая гусеница станет еще более гадкой бабочкой, – сказал он себе, – почему же в Мире все такое некрасивое? Вот женщины, к примеру, ведь уродливые существа, если разобраться! Ничего в них нет благородного. Я не беру, скажем, королеву, Бо храни ее Высочество, но простолюдинки… фи, существа, право, все какие-то не очень.

Ириами скривился и щелчком отправил гусеницу в преждевременный полет. Похоже, теперь ей уже никогда не стать бабочкой. Но его это не интересовало. Важна для Ириами была только личная выгода, а здесь выгоды не было никакой. Ириами смотрел, как контуженная зеленая гусеница дергается на земле. Скривившись, он «пожалел» ее, раздавив каблуком.

В этой жизни Ириами ценил только деньги. Деньги и власть, которую они дают. Лишь две эти вещи казались ему прекрасными, если, конечно, не считать его самого – совершенство, случайную удачу, проблеск красоты в уродстве окружающего Бытия. Ириами любил себя самозабвенно. Себя и только себя. Даже свою родную мать он никогда не любил по-настоящему. Он не доверял ей, как не доверял всему Творению, созданному, как он считал, уродливым и несправедливым Автором.

Презрительно сплюнув в сторону раздавленной гусеницы, горбун закинул свой новый рюкзак за плечи и двинулся дальше. Он шел к себе в контору и думал о том, что никто в королевской столице так и не научился шить рюкзаки. В который раз уже заказывает себе рюкзак, но одна лямка обязательно оказывается короче другой, и приходится ее подтягивать и ушивать самому. Это слегка раздражает. А ещё больше злит то, что рюкзак в последнее время приходится часто менять. С тех пор, как начал расти горб. Ириами любил свой горб, который, однако, доставлял Ириами массу беспокойства. Даже больше, чем лямки рюкзака, неровная обувь, все эти прыщики на лице, на плечах и под коленками, которые приходилось часто вылизывать, чтобы они не сохли. Когда они подсыхали и начинали чесаться, карлик чувствовал себя угнетенно и злился особенно сильно.

Острые приступы злобы преследовали горбуна всю жизнь. Он начал злиться с рождения и, ещё будучи младенцем, с остервенением кусал грудь матери своими острыми кривыми зубками. Мать никогда не жаловалась. Всю жизнь она хвалила Ириами и восхищалась им. И хотя сам горбун в глубине души ей до конца не верил, все же с детства он привык слышать от матери только самое хорошее. И – во многом благодаря ей – он считал себя совершенством.

Ириами шел и думал о матери. Подходя к конторе, решил как-то порадовать ее сегодня вечером. Только чем? Может быть, купить свиную ногу? Тогда у них мог бы получиться славный ужин. Но, нет. Это как-то банально. Тем более, что свиную ногу с капустой они ели седмицу назад. Хотелось чего-нибудь оригинального. В лавочке напротив Ириами взял ливерной колбасы. И хотя лавочник был сама вежливость, горбун все равно спиной чувствовал его мерзкие мысли. Очевидно, тупой лавочник ему завидовал. И то правда – ведь дела в лавке шли не ахти, а Ириами всегда в выигрыше и процветает. «Пусть себе завидует, мне только приятнее…», – думал карлик, открывая дверь в контору. Ириами работал один. Изредка ему помогала мать, но не часто – горбун не любил платить за работу никому, не любил делить свои деньги. Да и зачем? Если всегда можно все сделать самостоятельно.

В конторе уже ждала посетительница в очень дорогом платье, с вуалью на лице. Все в ее облике говорило о «временных» трудностях. Ириами уже знал наперед: слезы, жалобы, брошка или брелок в заклад… никогда не забирают… или, наоборот – ходят и клянчат изо дня в день. А смысл? Проценты-то растут. Выкупить вещь у Ириами было сложно. Сколько слез пролито на этот прилавок! Сколько бесполезных обещаний и клятв! Зачем? Горбун верил только золоту, а золото по своей воле не отдает никто. Серебро он не брал. Не тот размах. Самый жадный столичный ломбард мог себе позволить исключительно золотые операции. Ириами доил знатных клиентов в те мгновения их жизни, когда у тех были трудности с деньгами. После посещения Ириами эти трудности временнно исчезали, а затем лишь бесконечно росли. Сюда приходили весьма высокопоставленные посетители. Сам карлик был не из господ, но власть его распространялась далеко, а проценты были высоки. Это радовало и льстило самолюбию горбуна. Сколько задранных носов после общения с «мастером Ириами» торчали потом из долговых ям или даже валялись в корзине для отрубленных голов!

Молодая особа, ожидавшая ростовщика, была не из простых. Наметанным взглядом Ириами заметил несколько ценных предметов: гербовое кольцо на пальце (наверняка фамильное), кулон-медальон на золотой цепочке и расшитый золотом поясок. Но самым удивительным было ее платье – замысловатое, пестрое сверх всякой меры, состоящее из сплошных складок и кружев, объемное и легкое. Такое платье, как и вуаль, носили только знатнейшие из знатных. Те, кто мог позволить себе любой каприз. И, хотя весь облик гостьи кричал о несчастии, было очевидно, что деньги у нее есть. Ириами заинтересовался, но виду не подал. Как ни в чем не бывало он проследовал к своему окошку, не удостоив посетительницу вниманием. Усевшись за стойкой, нацепил пенсне и, нахмурив одну бровь, посмотрел на девушку фирменным взглядом – одновременно строгим и вопрошающим, приглашая к сотрудничеству, но и останавливая, если нечего предложить.

– Скажу вам сразу, моя леди, что я не люблю пустой болтовни. Мое время дорого. Мне не нужна ваша история, мне нужны ваши деньги, – Ириами кривил душой. История ему была очень даже нужна. Он любил послушать, как жертвы распускают сопли, выкладывая подробности своей интимной жизни вместе с золотом. Словно хорошая гончая, он уже взял след и, чуя чередную трагедию, капал слюной в предвкушении порции унижения и стыда. Ириами Красавчик собирался выжать из этой дамочки все до последней капли: горечь и боль, беспомощность и страх. Но главное, он неплохо на этом заработает. Барышня была не из бедных, и, если учесть то, с каким достоинством она себя держала – из древнего и весьма знатного рода.

– Меня это устраивает, – ответила девушка, подняв вуаль.

На Ириами взглянули холодные глаза истинной аристократки. «Такая молодая, а смотрит так, как будто испытала в жизни все», – удивился горбун. Заглянув в глаза карлику, молодая госпожа словно поняла, из какого теста он сделан и, вздернув носик, презрительно отвернулась.

«Ничего, скоро твой носик будет обнюхивать мои сапоги», – подумал горбун и вслух спросил:

– Чего вы хотите, моя леди?

– Я хочу заложить этот медальон, – сказала девушка, выжидающе склонив голову.

– Так закладывайте, – хихикнул карлик.

– Я хочу, чтобы он остался у меня, – сказала она с таким выражением на лице, что Ириами чуть не повалился под лавку от поднявшейся в нем волны смеха.

Но он сдержался. Не время глумиться. Это можно будет сделать позже. Но… она смотрела на него таким интересным взглядом! В нем читалось все: и надменность аристократки, и отчаянный призыв, и нежелание расставаться с фамильной ценностью, и верность дворянскому слову, и, самое главное, в этом взгляде была мольба о помощи.

– Я готов вам помочь, миледи, – кивнут карлик, еле сдерживая самодовольную улыбку, – но я не готов сорить деньгами. Где гарантии? Что может помешать вам забыть о моем скромном существовании, если кулон будет не у меня. Заложите тогда что-нибудь другое, вот хотя бы перстень… Это же ломбард, а не банк, и я не банковский леприкон. Почему, кстати, вы не пойдете в банк, если так уверены в том, чтоскоро раздобудете денег и будете способны выкупить свою вещь. Почему вы хотите одолжить денег у меня, дающего только под залог ценных предметов и оценивающего эти предметы, прошу заметить, не всегда адекватно их реальной стоимости?

– Вы ставите под сомнение слово чести? – дама нахмурилась.

– Если бы вы знали, барышня, сколько дворян, постарше вас возрастом, играли здесь в благородство, и сколько из них затем потеряло и титул, и честь, и саму голову? Поверьте, я, в некотором роде, стою на страже вашей… хм… чести, даже больше чем вы сами. – Красавчик уже понял, что несколько грубоват, что спешит, но его несло, и он не мог остановиться. Что-то в этой девушке вызывало его на откровенность.

– Здесь передо мною распинались, уверяя в своей честности, бароны и виконты со всех концов Граданадара. Если бы я им верил на слово и раздавал свои денежки, то давно бы уже пошел с сумой по миру.

Было видно, что разговор гостье неприятен, но крыть ей нечем. Она все понимала, но не спешила расставаться с медальоном. Помолчав некоторое время, она внимательно посмотрела в лицо горбуна и еле заметно улыбнулась, отворачиваясь. Затем сняла с белоснежной шейки кулон и положила его на стойку.

– Хорошо. Видит Бо, выхода нет! Итак, мне нужна тысяча золотых.

– Помилуйте, дамочка! Я, по-вашему, кто – ломбардщик или меценат? Да у меня такой суммы не найдется во всей конторе! Это невозможно, решительно невозможно!

Ириами кривил душой – вещь стоила гораздо больше. Горбун чувствовал магию, это была его врожденная способность. С первого взгляда он понял, что кулон обладает Силой, и один Бо знает, сколько он мог бы стоить, и, вполне вероятно, кулон нельзя было оценить вообще. Может быть, это был защитный амулет, а возможно, эта вещь способна убивать. В любом случае, тайна известна только владелице, и задача Ириами – выведать ее.

– Мне нужны эти деньги, и вы мне их дадите, – безапелляционно заявила дама.