Токийская головоломка

Я пощупал ее бок. Странные ощущения. Живой Каори стало бы щекотно, она скрутилась бы и зашлась смехом. Но она продолжала неподвижно лежать, не высказывая никаких жалоб. Тут меня вновь обуяла грусть. Я вновь осознал, что Каори больше нет.

На ощупь ее живот уже стал твердый, как пластик. Кожа поддалась, лишь когда я нажал на ножовку посильнее. Приставив ее чуть ниже ребер, я резко провел ею. С неприятным хрустом кожа Каори чуть приоткрылась.

Я ужаснулся тому, что делаю. Фонтана крови, вопреки моим ожиданиям, не было. Зубья неглубоко вошли в кожу Каори. Надавив на ножовку, я со скрежетом начал водить ею из стороны в сторону.

Тут я вздрогнул. Из разреза полилась белая вязкая жидкость, густо покрывая спину Каори. Крови вообще не было, зато обильно струился этот сок, и ножовка начала прилипать к нему, как к сиропу. Пилить стало трудно. Казалось, я режу мясо, щедро смазанное сливочным маслом. Проступившая жидкость попала и мне на пальцы, мешая крепко держать рукоятку. Тело Каори я тоже не мог зафиксировать. Все стало скользким, я рисковал пораниться. Но останавливаться на полпути было нельзя, и я самозабвенно продолжал резать тело Каори.

Лезвие уперлось в твердую как камень кость. Резать стало неимоверно тяжело. Хотя виной тому могла быть и липкая субстанция. Ножовка казалась очень маленькой и неудобной. Никогда в жизни я не разрезал нечто настолько большое. Но наконец я закончил. Заскользив по желтой маслянистой жидкости, нижняя часть тела Каори отделилась от верха примерно на десять сантиметров.

Привстав и взглянув сверху вниз, я испытал неописуемый прилив эмоций. Прекрасное тело Каори превратилось в две половины. Очень странное, слегка пугающее, но совершенно ошеломляющее зрелище. Должно быть, я сплю! Еще недавно Каори проворно двигалась, смеялась и кричала, а теперь она лежит, разделенная надвое. В голове не укладывается! Неужели все происходит наяву?

Некоторое время я восхищенно смотрел на нее. Насладившись видом расчлененного тела Каори, я подхватил ее нижнюю часть под бедра и потащил в комнатку для переодевания. Затем я проделал то же самое и с верхней половиной. Только подумать, все это сделал я!

Из ее тела начали медленно вываливаться внутренности, поэтому я уложил ее, плотно подогнав две половины друг к другу. Я прищурился, и тут мне пришло в голову, что я нахожусь на фабрике манекенов. Лица обоих – и Катори без очков, и Каори – выглядели очень утонченно. Будто кто-то с легкой руки выбросил пару красивых обнаженных кукол, а одна из них, с женскими чертами, раскололась посередине на две части. Если бы у них текла кровь, а внешность была заурядной, то они выглядели бы реалистичнее. Но оба были прекрасны, поэтому куклы были единственными, кого они мне напоминали.

Затем я притащил в ванную тело Катори. Так же как и Каори, я перевернул его на бок и приставил ножовку к месту под ребрами. Его окоченевшая рука оттопырилась в сторону и не мешала. Я собрался было провести ножовкой, но решил сначала отмыть ее от жира, чтобы она не елозила. Я направил струи душа на лезвие, но жир отталкивал горячую воду. Пришлось воспользоваться мылом. Однако мне не удавалось хорошо намылить ножовку, поэтому я обильно выдавил на нее шампунь. Затем я аккуратно почистил полотенцем рукоятку и каждый зубец. К счастью, бо?льшая часть жира сошла. Наконец-то я мог плотно держать ножовку. Приложив ее к боку Катори, я резким движением потянул ее на себя. Послышался надтреснутый звук. Я слегка удивился: его тело было тверже, чем у Каори, а резалось легче. Но я быстро догадался почему. Он ведь скончался раньше, поэтому и трупное окоченение было сильнее. К тому же у мужчин меньше подкожного жира.

И все же, когда ножовка вошла поглубже, из его тела тоже потекла жировая субстанция, заливая пол ванной из-под его спины. Рукоятка снова стала липкой и скользкой. Его тело было крупнее, чем у Каори, поэтому ножовка казалась еще меньше. Водить ею можно было лишь короткими неуклюжими движениями.

Пол стал совсем липким от трупного жира. Вставать мне приходилось крайне осторожно. После сегодняшних событий меня одолевала смертельная усталость. Сейчас споткнусь где-нибудь, расшибу себе голову или получу тяжелую травму – и все, занавес! Никто меня не спасет, и даже больницы нет. Умру одновременно с этим миром. Но настоящим счастьем стала бы мучительная смерть из-за травмы. Вот бы погибнуть по неосторожности до того, как придет зов с того света.

Как же я устал. Интересно, сколько часов я уже готовлю свой эксперимент? Руки совсем затекли и ничего не чувствовали. По моим ощущениям, Каори я распиливал больше часа, а на тело Катори ушло еще больше. Воздуха не хватало. Какое-то время я продолжал резать, но затем прервался и, задыхаясь, опустился на колени. Потом я снова взялся за ножовку, но уже вскоре мог едва дышать и решил передохнуть еще немного. Катившийся градом пот смешивался с жиром из тел Каори и Катори, мешая держать ножовку. От ритмичных движений она стала то и дело выпрыгивать из рук, застревая в теле Катори.

Пилю – отдыхаю, и так по новой… Постепенно интервал стал короче. Теперь хватало минуты, чтобы помутнело в глазах и я впал в полуобморочное состояние. Работая ножовкой, я рвано дышал. Когда до конца осталось сантиметров пять, сознание поплыло, и к горлу подкатил приступ тошноты. Но причиной тому было не изнеможение, а странная вонь. Ванную комнату наполнили запахи крови, гниющего жира и кислоты.

Было просто невыносимо. Я поднялся включить вытяжку в комнатке для переодевания. Тут я поскользнулся и с криком рухнул на пол, пребольно ударившись головой о порог ванной. Я выругался про себя. Знал ведь, что так и выйдет. Твердил себе, что надо быть осторожнее, а все равно упал. Думая, как же глупо все обернулось, я потерял сознание.

* * *

Сколько же я пролежал на полу? Резко придя в себя, я почувствовал озноб. Вырвался стон. Все ныло. Моя правая рука лежала под телом, а щека упиралась в угол порога. Во рту чувствовался отвратительный кислый привкус. Присмотревшись, я увидел лужицу собственной рвоты. Стенки желудка все еще сокращались, и я приготовился, что меня стошнит. Но пронесло. В животе неприятно урчало.

Я приподнял голову, разрывавшуюся от боли. Промелькнула мысль, что сейчас я сломаюсь. Выждав, пока станет легче, я открыл глаза и увидел перед собой на полу нижнюю половину Каори.

От смрада выворачивало наизнанку. В один букет смешивались запахи внутренностей, наполняющей их кислоты, непереваренной пищи, крови, подкожного жира и разлагающейся плоти. Никогда еще я не вдыхал такой вони. Так пахла преисподняя. Я очутился в настоящем кошмаре.

Мне никак не удавалось подняться с пола. Я хотел включить вентиляцию, но озноб и беспощадная боль во всем теле не давали мне удержаться на ногах. Даже если бы я встал, упал бы снова.

Я полежал еще немного, и озноб начал спадать. Медленно поднявшись на ноги, я подошел к комнатке для переодевания и включил вентилятор. В вытяжное отверстие вблизи потолка пошел поток воздуха. Удушающий запах стал быстро улетучиваться из ванной комнаты, и я моментально почувствовал себя лучше. Не думал, что вентилятор может оказаться настолько полезен.

В ванной я прополоскал рот, а затем заткнул слив пробкой, набрал в раковину холодной воды, омыл лицо и промокнул его использованным банным полотенцем. Им же я протер грязь на полу, после чего отправил его в стиральную машину. С глубоким вдохом я вытащил пробку из раковины. Какое-то время я любовался на воду, уходящую через сливное отверстие, – она закручивалась по часовой стрелке. Затем я решил завершить начатое.

Пилить Катори было поистине адской мукой. Я уже совсем выбился из сил и с первой же секунды мечтал о том, как закончу. Как только его труп разделился, меня снова чуть не вырвало. Швырнув пилу к сливу, я некоторое время судорожно глотал воздух ртом. Второй раз я таким заниматься не буду.

Я вылетел из ванной. В голове воцарился сумбур. Я никак не мог вспомнить, что пытался сделать и что собирался сделать далее. Вернувшись на кухню, я уселся на диван и замер. Черт, сколько же часов я потратил на эту мерзость?

Смотря в никуда, я почуял тошнотворный запах крови и на кухне. Безумно хотелось вдохнуть побольше свежего воздуха. Встать на ноги было тем еще испытанием, но кое-как я заковылял к балкону, лавируя между кровавыми лужами. Разведя занавески, я открыл стеклянную дверь. На балконе меня встретил прохладный ветер. Все небо было усыпано звездами. Наступила эра ночи. В ближайшее время рассвета можно не ждать.

Почему-то мне казалось, что ослепительно-белых звезд стало больше. Меня охватила сильная радость, и, облокотившись животом о парапет, я долго-долго стоял, задрав голову вверх. Понемногу на душе посветлело. Но вряд ли ко мне вернется былая беззаботность. Пора моей юности закончилась вместе с этим миром. До средних лет я не доживу. Короткая у меня вышла жизнь – всего 21 год. Но это не беда, слишком тяжелой она у меня была. Узнай я сейчас, что это конец, я бы не испугался и не стал роптать. Я лишь смиренно бы принял уготованную мне на этом свете жестокую судьбу.

Хотелось любоваться на звезды вечно, но ноги меня едва держали. Еще немного – и я бы свалился. Вернувшись с балкона и собрав остатки сил, я перетащил в кухню верхнюю часть Каори. Думал, с половиной тела будет легче, но как бы не так. Я вконец измотался.

Перенеся ее на кухню, я после недолгих раздумий положил ее на диван. Это был итальянский диван с очень низкими подлокотниками и плавно изогнутой спинкой, на котором можно было спать. Из последних сил я уложил на него половину Каори и попытался отдышаться. Казалось, у меня перед глазами лежит странный комбинированный фотоснимок.

Под люминесцентным светом лицо Каори выглядело совсем привычно. Она как будто сладко спала обнаженной. Только нижняя половина ее тела исчезла в ином измерении или спряталась по ту сторону зеркала. Эта инсталляция, причудливая, волнующая, была прекраснее любого произведения искусства. Отвести взгляд было невозможно.

Вдоволь налюбовавшись, я вернулся в ванную за нижней половиной Катори. Подтащив ее за лодыжки, я кое-как взял ее на руки, уложил на диван и приладил к месту разреза на верхней половине Каори.

Удивительно. Разрезы на двух трупах были одинаковой величины и почти идеально смыкались. Словно их тела были идентичны с самого начала.

Все было кончено. Я распластался на полу и несколько секунд жадно глотал воздух. Но мне захотелось взглянуть на свое творение, и я быстро поднялся на ноги. Сделав шаг назад, я залюбовался.

И вновь меня охватила дрожь. Что за чудо! Как заколдованный, я смотрел на тело, верхняя половина которого была женской, а нижняя мужской. Передо мной лежал статный молодой человек неземной красоты с волнистыми волосами, легким макияжем и чуть выпирающей грудной клеткой. Затем я взял в ванной мусс для укладки. Рукой я нанес его на волосы, обрамлявшие прекрасное лицо, и уложил их в стиле помпадур[28 - Прическа помпадур – прическа обтекаемой формы с плоскими боками и затылком и объемным верхом, включая высокую челку. Хрестоматийный пример ее ретроварианта – Элвис Пресли в начале 1950 – конце 1960-х гг.].

Это был тяжкий труд, но оно того стоило. Какая же дивная, невероятная вещь у меня получилась! Ради нее я был готов на что угодно – даже повторить все сначала. Я напрочь забыл про усталость в теле. Прелестное лицо Каори идеально смотрелось с этим телом. А пенис Катори превосходно сочетался с этим лицом.

Силы были на исходе, но я достал мелок из стола под книжными полками и нарисовал на стенах и полу вокруг дивана двенадцать знаков зодиака. В «Токийском Зодиаке» говорилось, что далее нужно сварить в котле немного мяса жабы и ящерицы, но поскольку идти на улицу и собирать их я бы уже не смог, то нарисовал и их фигурки. Однако этого мне показалось недостаточно, поэтому я отрезал немного плоти от тел Каори и Катори, кинул ее в кастрюлю с водой и поставил на газовую плиту.

Теперь мое тело окончательно обессилело. Я повалился на кровать лицом в подушку и начал зачитывать воскрешающее заклинание из «Токийского Зодиака».

О инфернальная, земная и божественная Бомбо, приди!
Божество, бродящее в ночи, где сходятся все пути.
Враг света, друг и помощник мрака,
Кому по душе песий вой и алая кровь,
Кто крадется средь мертвецов во прахе надгробий,
Жаждущее крови, несущее ужас смертным.
Горго, Мормо, тысячеликая Луна,
Явись, о всемилостивейшая, к нашему жертвеннику.

Затем я снова произнес его с самого начала. Раз сто его повторил. Я мог читать его сколько угодно, ведь знал эти слова наизусть. Тем временем на плиту пролился кипяток. Но я поставил кастрюлю на медленный огонь, так что все было в порядке. Ее содержимое могло вариться хоть до бесконечности.

Раз за разом повторяя заклинание, я начал терять сознание. Голова шла кругом. Меня несло в неизвестность.

* * *

Когда я очнулся, с балкона доносились гадкие звуки кислотного дождя, разъедающего планету. Я пошевелился в кровати. Под боком было что-то твердое. С трудом продрав глаза, я подтянул предмет к себе. «Токийский Зодиак». Видимо, я задремал за книгой.

Я медленно перевернулся на спину. Лежа в темноте с полуприкрытыми глазами и туманом в голове, я некоторое время блуждал между сном и явью. Мое воображение рисовало закат, водные просторы с сотнями сверкающих пенных барашков и медленно дрейфующую доску. А на верху этой доски раскинулся я. Подложив руки под голову, я любовался, как голубое небо плавно окрашивалось в цвет индиго.

Вода куда-то неспешно текла. Я не был уверен, река ли это или море. Весел у меня не было, и я сдался на милость течения. Что меня ждало впереди? Смерть? Или простые человеческие радости? Кто знает. Но одно я понимал твердо: никакой надежды нет. Близилась ночь, и я почти не сомневался, что умру.

Но как я ни напрягал память, мне никак не удавалось вспомнить, чем я занимался днем. В полудреме я завороженно смотрел то ли сон, то ли фантазию, сотканную силой мысли. Фантазия, перетекающая в сон? Какое же странное ощущение. Еще шаг – и этот мир должен был меня поглотить. Но в этот самый момент я вдруг вспомнил, что делал перед тем, как провалиться в сон. Вспомнил все до мельчайших подробностей. Я совершил нечто чудовищное.

«О инфернальная, земная и божественная Бомбо, приди…» – пробормотал я себе под нос. Неужели я сам, своими руками сотворил все это?! Страшно подумать!

Не поворачивая головы, я перевел взгляд влево на диван, где лежал Катори. Длинные волосы, прическа помпадур. Сведенные ноги лежали прямо, руки были вытянуты по струнке. Он был абсолютно голым, его тело не было ничем прикрыто. Хотя за окном стояла весна, на него было как-то холодно смотреть. От стыда я не мог долго разглядывать его, поэтому продолжал протирать дыру в потолке, поглядывая на него лишь краем глаза.

«…Божество, бродящее в ночи, где сходятся все пути.
Враг света, друг и помощник мрака,
Кому по душе песий вой и алая кровь…»