Городская цыпочка на деревенском выгуле

– Этого я не имею права тебе сказать.

Аня всхлипнула, а через пять минут уже выла белугой.

– Дядь Юр, за что папа меня так не любил? Что я ему сделала?

– Наоборот, Анечка, он тебя очень любил, а потому хотел, чтобы ты и без него смогла выжить.

– Как же я выживу теперь на этот ВРОТ?

– МРОТ, Аня, МРОТ. – Юрий Вячеславович встал, налил стакан воды и подал Ане. – Ты сама посуди. Дожила ты, Аня, почти до тридцати лет…

– Мне двадцать восемь, – напомнила она, всхлипывая.

– До своих двадцати восьми, – кивнул Юрий Вячеславович, – и ведь ни на что не годна. Образования нет, ни дня в жизни не работала. Только и умеешь, что по салонам красоты ходить, на вечеринки бегать да ерундой всякой заниматься. Вот и решил Арнольд Аверьянович научить тебя жизни, чтобы быть уверенным, что ты накопленные капиталы не растранжиришь.

– Это зверство, издевательство над родной дочерью, – всхлипывала Аня.

– Нет, Анюта, это тебе, если хочешь, проверка и школа жизни.

Дождавшись, пока Аня окончательно успокоится, Юрий Вячеславович сказал:

– Итак, сейчас тебе нужно вернуться домой, взять с собой не более трех чемоданов вещей…

– Всего? – перебила его Аня.

– Это очень много, Аня. Так вот, взять три чемодана вещей – не забудь теплое прихватить, на МРОТ особо не разгуляешься, – и отправиться на вокзал. Вот, – он протянул Ане билет на поезд.

– Что это? – Она повертела в руках не виданную ранее бумажку.

– Это билет. Доедешь поездом до станции Глухочащино, а там тебя Лев Алексеевич будет ждать, отвезет в Сморчки.

Аня встала, полная решимости.

– Папаша, конечно, учудил, думает я совсем дура, не справлюсь? Я еще всем нос утру!

Юрия Вячеславович в этом сильно сомневался, но одобрительно кивнул.

– С богом, Анюта.

Она хмыкнула и пошла к дверям, потом вернулась, забрала паспорт, лежавший на столе, и протянула руку открытой ладонью вверх.

– Денег на дорогу давайте. И МРОТ ваш этот, – потребовала она.

– Денег на дорогу не положено. Вообще ни копейки не разрешил Арнольд Аверьянович давать тебе. Но у тебя ведь есть на собственной карте накопления, – напомнил Юрий Вячеславович.

– А? Накопления?

– Ну да.

– Ага… есть. – Только от накоплений тех кукиш с маслом остался. Аня копить не умела и даже значение этого слова понимала с трудом.

– Вот и воспользуйся. Только расходуй с умом, а ежемесячную сумму тебе Лев Алексеевич будет выдавать пятого числа каждого месяца. Отец-то хотел с твоей карты деньги изъять, но этого сделать мы не можем, не по закону это.

Аня прикинула: сегодня второе, значит, три дня осталось до МРОТа. Плюс на карте у нее кое-что было. Чуть-чуть… Очень чуть-чуть.

– Ну, папочка! Ну я ему этого никогда не забуду! – проворчала она и вышла, громко хлопнув дверью.

Глава 2

Собирать вещички Аня поехала в особняк на Рублевке, где жила с отцом. Всю дорогу она всхлипывала и причитала, рвала на себе идеально покрашенные золотистые волосы, уложенные в аккуратную прическу в виде крупных локонов. Все утро, до визита к нотариусу, она просидела в салоне, где ей еще и маникюрчик с педикюрчиком сделали. Денег потратила… Ох сколько же она потратила! А что? Нужно было отвлечься. Папа ее хоть и болел долго, и умер не внезапно, но ведь все равно удар! Аня все глаза выплакала. На похоронах ее валерьянкой отпаивали, а потом потянулась долгая неделя траура, когда ей пришлось выслушивать соболезнования от кучи незнакомых людей (знакомые-то все до похорон отсоболезновались) и сидеть дома, ничего не делая. Нельзя ведь было ни в клуб сходить, ни с девочками потусить. Только вчера Аня позволила себе развеяться – пробежалась по бутикам. Ну а сегодня салон красоты… Кто ж знал, что родимый папочка ей такую свинью подложит в виде МРОТа и каких-то Сморчков.

Пока машина стояла на светофоре, Аня залезла в интернет и поискала эти самые Сморчки. Не знал интернет такой глухомани. Только какие-то грибы ей подсовывал дурацкий поиск.

– Вот же! – выругалась Аня и стартанула на светофоре раньше положенного времени.

Тут же, будто по волшебству, откуда-то вынырнул гибэдэдэшник. Пришлось останавливаться.

Аня притормозила, одернула платье так, чтобы декольте светило правоблюстителю прямо в глаза и, приспустив окно, хлопнула невинными глазами.

– Ух ты какая! – не удержался от комплимента молодой полицейский, но тут же вспомнил свои обязанности и отчитал Аню: – Нарушаете, дамочка.

У Ани брызнули слезы из ее огромных синих глаз, отчего они стали еще более синими, а гибэдэдэшник аж замер.

– Простите, пожалуйста, – затараторила Аня. – У меня папа умер, а тут еще завещание зачитывали. А папочка, оказалось, все оставил родственнице с фамилией Непей-Пиво! Что за дурацкая фамилия! А меня по боку! Ни копеечки не оставил. Даже штраф нечем заплатить.

– Правда, что ли? – опешил полицейский.

– Правда-правда. Видите, на мне платье траурное. Стала бы я черное надевать? Мне же этот цвет совсем не идет. Уродина уродиной.

– Да что вы, девушка. Вы очень красивая, сказочно красивая, – утешил ее мужчина.

– Вы правда так думаете? – Аня вытерла слезы и хлопнула ресницами. Тоже заламинированными не далее как сегодня утром.

– Конечно, – заверил ее полицейский. – Неужто и правда вас отец без денег оставил?

– Представляете? Денег было море, а он все этой Непей-Пиво! Она наверняка все растранжирит.

– Н-да-а-а, дела, – протянул полицейский.

Рядом вдруг раздался визг тормозов, и какая-то машина въехала прямехонько в зад припаркованной машины ГИБДД.

– Твою мать! – выругался полицейский и побежал к своему напарнику, как раз выбиравшемуся из машины.

– А я? Можно я поеду, а? – крикнула ему Аня.

– Поезжай и не плач больше, все наладится! – подбодрил ее добрый полицейский.

Ане вообще везло всегда на добрых гибэдэдэшников, если не считать тех, что у нее права отобрали полгода назад и так и не вернули. Зато после этого она перестала гонять и губы красить за рулем. Сегодня вот только проехала на красный, но это все слезы виноваты.