Покончив с хлебом и пивом, Антон протянул на прощание руку, но денег, которые, добродушная женщина хотела отдать ему обратно, не взял. И в этот момент он с болью в сердце подумал, – «не все-ли равно, – несколько пфеннигов, или ровно ничего».
Через ярко освещенные сени, в которых толпились пьяные, он пробрался к себе на чердак, где стоял леденящий холода, Единственное стекло в перекошенном окне замерзло, вода в чашке для мытья покрылась тонкой пленкой льда, постель с холщевыми простынями была холодна, как металл. Антон дрожал. До имеет-ли он право ночевать здесь? Чем заплатит он даже за такое печальное пристанище? Тем не менее он подполз под одеяло, свернулся и укутался, сколько мог. Зубы от холода стучали, как в лихорадке. Но наступивший сон не принес, собственно говоря, покоя. Смутные, беспокойные сновидения тянулись всю ночь, беспрестанно прерываясь, и мальчик, обливаясь потом, ежеминутно просыпался. То он видел своего отца в тюрьме и старался освободить его, повалив на землю лорда; то сам он шел по узким, неприютным улицам, среди оборванцев, то громоздился на глыбы снега и все спрашивал, спрашивал, не получая ответа, Он то возбужденными глазами всматривался в темноте в потолок комнаты, то прислушивался к шуму, доносившемуся из харчевни, и вновь в бессилии опускался на подушку.
А долгая, унылая ночь все тянулась!
Утром несчастный мальчик спустился в харчевню раньше, чем появился кто-нибудь из посетителей. Ему не пришлось тратить много слов; хозяин сам увидал, как обстоят дела, но, несмотря на свою собственную бедность, честный человек отказался взять пару платья, которую Антон принес ему в уплату за ночлег, и сказал, покачав головой.
– Спи себе там наверху, в чердачной комнате, пока нет нового жильца… до тех пор ведь это мне ничего не стоит.
Антон поблагодарил и снова пошел на поиски, уже совсем не так бодро, как накануне, пошел почти без надежды, только для того, чтобы не сидеть без пищи и всякого дела в своей слишком холодной комнате. Он потерял все.
На этот раз он опят случайно оказался у дворца лорда Кроуфорда. Синий дымок поднимался из трубы, у боковой калитки стояла кухонная телега и слуги, одетые во все белое, выгружали из неё корзины и ящики. В каком изобилии и как опрятно доставляются сюда припасы, как благоденствуют жители этого дома!
Антон сжал кулаки. Лучше умереть на месте, чем войти туда и просить о милости.
Он опять направился к гавани. Было еще холоднее, чем накануне, в воздухе крутился снег, иззябшие и голодные вороны еще более многочисленными стаями летели с востока на запад, но и сегодня ему не удалось заработать ни одного пфеннига.
Все воздушные замки Антона разлетелись в прах, – он видел перед собою неминуемую смерть.
Около полудня Антон, в изнеможении, опустился на скамейку и подпер голову руками. Что же будет дальше?
Однако человек не умирает так скоро. Намеченная жертва попадает в руки смерти только после долгих подготовлений, претерпев ряд долгих страданий.
Вдруг кто-то сзади положил на плечо Антона руку. – Молодой человек, – сказал свежий голос, – кажется, это не особенно приятное место для отдохновения, – вы не находите? Ведь ветер дует ужасно.
Антон пожал плечами. – Я не понимаю вас, сударь.
– А! значит, вы немец?
Это было сказано не на английском и не на немецком языке, хотя походило и на тот, и на другой.
Антон взглянул на говорившего. – Как? – спросил он, – О, Боже! да, здесь действительно страшно холодно.
Незнакомец, очень прилично одетый господин цветущего возраста, улыбнулся. – Я голландец, – сказал он своим говором, напоминавшим нижне-германское наречие. – Пойдемте, молодой человек, выпьем вместе по стакану грога, а потом вы что-нибудь расскажете. Вы приходили сюда, в гавань, каждый день, – не правда-ли?
– Я был здесь вчера и сегодня.
– Вероятно, ждете корабль? – спросил безразличным тоном незнакомец.
– О, Боже, нет! Я ищу работы, хоть какой-нибудь работы. О, сударь, может быть, вы лучше знаете здешния условия, – если бы вы могли помочь мне найти хоть самый скромный заработок. Я охотно пошел бы к кому-нибудь в услужение.
Голландец улыбнулся. – Пойдемте-ка сначала со мной, молодой человек! Выпьем чего-нибудь, чтобы согреться.
Антон смутился. – Благодарю, – сказал он сдержанно. – Право, я ровно ничего не хочу…
– Быть может, в данный момент вы в затруднительных денежных обстоятельствах? Но, стоит-ли считаться между друзьями?
– А мы – разве друзья?
Незнакомец протянул мальчику руку. – У вас какая-то неприятность, не правда ли? Может быть, вы немножно повздорили с старым папашей? Выкинули какую-нибудь шалость, а он поднял шум, словно мир в опасности. Правда?
– Ах!
И Антон, рыдая, закрыл лицо руками. Напоминание об его несчастном отце застало его до такой степени врасплох, что он потерял всякое присутствие духа.
– Уж будто так плохо? – спросил незнакомец. – Ну, пойдем же, пойдем, молодой человек, мы там рассудим.
И, увлекая за руку нашего друга, он повел его в один из бесчисленных трактиров, находившихся в гавани. Трактир был вполне приличный, между посетителями были капитаны кораблей, купцы, один маклер и другие прилично одетые господа, и ни одного пьяного, ни одного матроса. Как только хозяин заметил голландца, он тотчас подал знак кельнеру провести обоих господ в отдельный кабинет, куда им принесли карту вин и кушаний. Кельнер, с салфеткой в руках, почтительно остановился у двери.
Господин Торстратен, голландец, усадил своего гостя подле себя в угол кушетки и потом заботливо раздул в камине огонь. Камин запылал, и в комнате стало как-то особенно тепло и уютно. – Ну, теперь давайте посмотрим, что мы будем есть, сказал новоявленный благодетель Антона.
– Гм, – заячье жаркое с красной капустой, пуддинг, компот и кроме того хороший суп. Но-моему, это будет недурно. Теперь вино! Какое вино вы пьете, мой юный друг, белое или красное?
– О, сэр, я…
– Значит, красного. Только, хорошей марки, Лудвиг.
Кельнер быстро исчез, и господин Торстратен принялся греть у камина руки.
– Сначала поедим, а потом выпьем, и вы расскажете мне вашу историю. Перед людьми низшего общественного положения, – заметьте это раз на всегда, – не ведут беседы по душе.
Антон сидел с закрытыми глазами в каком-то чаду. Он не мог дать себе отчета в том, что он видел и слышал, до такой степени все это было неожиданно.
– Почему вы мне делаете столько добра, сэр? – спросил он с запинкой.
– Потому что вы в этом нуждаетесь, молодой человек. Да разве уж один обед – такое большое благодеяние? Все это вы, во всяком случае отлично отработаете современем.
– Так вы хотите достать мне работу, сэр?
– Не так громко, мой друг. Конечно, хочу.
Антон готов был расцеловать руки своего нового покровителя.
– В таком случае не велите подавать мне вина, – попросил он. – Я должен экономить, потому что…
– Тсс! Что я вам только что говорил?
Кельнер принес приборы и вслед затем заказанные блюда. Такого супа, такого вина Антон не едал никогда в жизни. За спиной у него стоял слуга, который держал блюдо, подавая ему кушанья и время от времени справлялся, не угодно-ли ему того, не угодно-ли другого. В ушах молодого человека стоял звон, его сердце начало учащенно биться.
Убрали пуддингь. На столе появилась вторая бутылка вина и блюдо с плодами; господин Торстратен спокойно чистил яблоко с красным бочком.
– Это хороший сорт, мой юный друг, рекомендую вам. Ну, теперь вы можете рассказывать вашу историю. – И Антон, ничего не утаивая, рассказал незнакомцу все, что знал, все подробности своих обстоятельств, все, что случилось с ним и с отцом в Лондоне.
Господин Торстратен, казалось, был очень доволен. – Дело совсем не так плохо, – сказал он, помолчав. – Надо только найти этого Томаса Шварца.
Антон всплеснул руками. – О, сэр! Если бы вы мне помогли в этом! Если бы это было возможно!
– Во всяком случае, это не невозможно, мой юноша. Надо присмотреться, разузнать, поразспросить кой-кого и выждать время. Что-же касается занятий для вас, то это я вам могу устроить. Для моего предприятия как раз нужен молодой человек, такой, как вы.