Механические птицы не поют

Уолтер никогда не хотел жить так, как говорил ему отец. Каждый галстук казался ему удавкой, накрахмаленные манжеты – кандалами, а каждый запрет – грузом на кандалах.

Но в то утро Уолтер был вынужден признать правоту своего отца.

Сначала стук в дверь был тихим и робким – таким, что был не в силах нарушить сна Уолтера и Мии. Потом стук стал немного настойчивее, а затем стих, сменившись приглушенными рыданиями. Уолтер не мог видеть, как девушка, стоящая за дверью, устав стучать, бессильно опускается на пол и плачет, уткнувшись носом в подол клетчатой шерстяной юбки.

Зато это прекрасно видела Зэла, собиравшаяся спускаться к завтраку.

– Ты, девонька, не по музыканту нашему слезы льешь? – спросила она, останавливаясь у двери.

Девушка только кивнула, не поднимая головы и стараясь, чтобы оборки ее бежевого чепца падали на лицо.

– Так не плакать надо, а стучать громче: он вчера выпил весь запас рома у Хенрика, – ободряюще улыбнулась ей Зэла. – Сейчас сделаем. Уолтер! Уолтер, просыпайся, кобель, к тебе гости!

От ее голоса проснулся не только Уолтер, но и остальные жильцы. Дверь соседней комнаты приоткрылась, и из-за нее показалась одна из постоялиц – пожилая леди в длинной белоснежной рубашке.

– Нельзя ли потише?!

Ответ, которым ее удостоила Зэла, был достоин бортового механика, но вряд ли достоин благовоспитанной фрау.

Впрочем, к Зэле даже дежурным «фрау» обращались только льстивые торговцы, а назвать ее «благовоспитанной» язык не повернулся бы даже у них.

Все это время она не переставала стучать.

– Зэла, может, ты перестанешь долбить по открытой двери – голова болит? – попросил ее Уолтер, наблюдавший за отповедью, стоя в проеме.

– Вот, тут ребенок рыдает, пока ты дрыхнешь, – она обвиняющим жестом указала на все еще сидящую на полу заплаканную девушку, а потом подошла к ней и, схватив ее за плечи, заставила встать, после чего подтолкнула к Уолтеру.

– Разбирайся со своими женщинами, а я скажу Хенрику, чтобы он сварил тебе кофе, – ободряюще улыбнулась она и направилась к лестнице.

– Спасибо, Зэла, – скептически ответил Уолтер. – Постой минутку, хорошо? – попросил он девушку.

– Не надо, я уже ухожу, – раздался у него из-за спины голос Мии.

Она уже успела одеться и даже заплести косу, не забыв вплести в нее ленту с перьями.

– Мия, я… – растерянно начал Уолтер, но она жестом остановила его.

– Все хорошо. Увидимся, когда я в следующий раз приду сюда играть, – сказала она, выходя из комнаты.

В ее голосе не было ни единой эмоции, но на пороге она выронила одну из заколок, которые держала в руках, и Уолтер заметил, что поднимая ее, Мия заглянула в лицо стоящей рядом с ним девушке.

Дверь Мия закрыла за собой не громче, чем это позволяли приличия.

– Чудно, – вздохнул Уолтер. – Чего ты хотела, дорогая?

Он быстро застелил кровать бордовым шерстяным пледом и взмахом руки предложил девушке сесть. Сам он сел на единственный в комнате стул, который служил ему вешалкой.

– Уолтер… спаси меня, – тихо сказала она, не поднимая лица.

– Что?

– Спаси меня, – повторила она, наконец поднимая на него полные отчаяния глаза.

– «У каждого из нас есть тайны, музыкант», – мрачно повторил Уолтер сказанные ему когда-то слова.

Меньше всего он ожидал увидеть ведьму, пропавшую после визита герра Унфелиха. Но сейчас она была еще меньше похожа на ведьму – шаманское платье и широкий пояс с амулетами сменила старая шерстяная юбка, простая рубашка и бежевый чепец, какие носили сейчас только пожилые горожанки. Неизменной осталась только темно-серая шаль грубой вязки.

– Сулла?..

– Меня зовут Эльстер, – тихо ответила девушка, снимая чепец.

Она обрезала волосы. Лицо ее с этой стрижкой сделалось еще более бледным и усталым.

– «Сорока»? Тебя зовут сорокой?..

– Да. Ты же знаешь, что это значит?

– Это значит, что ты либо воровка, либо…

– Пташка, Уолтер. Птичьи имена носят «пташки».

– Так это правда. Тебя искал жандарм.

Она слабо кивнула. Уолтер встал со стула и налил в стакан воды из стоящего на столе кувшина. Достал из кармана жилета небольшой пузырек из темно-красного стекла и перевернул его над стаканом. Отсчитав три капли остро пахнущей мятой бесцветной жидкости, убрал пузырек обратно в карман и залпом выпил все содержимое стакана.

– Непередаваемая дрянь. Никогда так не делаю без острой на то необходимости, лучше уж похмелье, – сообщил он Эльстер, поднимая со стола кувшин и выливая остатки воды себе на голову.

Эльстер слабо улыбнулась. Уолтер, рассчитывавший именно на это, вытер воду с лица лежавшим рядом с кувшином полотенцем.

– Хочешь кофе? Есть? Я не знаю, нужно ли тебе…

– Нужно, Уолтер. Хочу. Уолтер, это все неправда, неужели ты еще не понял?..

– Тогда предлагаю отложить изобличающие разговоры до завтрака. В общий зал спускаться я тебе не предлагаю… Мне стоит ждать, что сюда вломятся жандармы?

– Нет, я… я пряталась, меня никто не видел…

– Отлично, тогда посиди тут немного, хорошо? Хочешь, я запру двери?

Эльстер кивнула. Уолтер, вздохнув, снял со спинки стула пиджак и, накинув его на плечи, вышел из комнаты.

Из зала раздавался восторженный голос Зэлы. Уолтер знал, что она не распускает о нем никаких сплетен, но все равно почувствовал легкое раздражение.

– Я же говорила, их Пишущие достанут кого угодно! Просто потрясающе – выйти на Полуночников, Управление жандармерии рвет и мечет! – с восторгом рассказывала она Хенрику.

– Хенрик, можно мне кофе и завтрак на двоих?

– Песок как раз разогрел, вари себе кофе, а Василика пока завтрак соберет, – кивнул он.