Сигнал иного порядка

– Это выбор Виктории, не стоит его осуждать, – Искандер обнял жену за плечи.

– Я и не осуждаю. Я говорю как есть! Это тупо!

– У меня есть мод, – Вика уплетала батончик, хмурясь на горячие струи ветра, которые врезались в их кар, так и норовя сорвать её панаму.

– У тебя нейромод. К тому же языковой не считается! – буркнул Ларри. – Человек без него всё равно что неандерталец.

– Как-то ведь люди жили раньше, – возразила Виктория. – Учили языки, обогащали культуру. Да и в колониях чудесно обходятся без всяких дополнений.

– Ага, трата времени!

– Конечно, лучше использовать его для настройки невообразимого перевода твоих ругательств, – подыграл Вике Искандер.

– А что? Вам не нравятся мои лепища и откупорки?

– На нашем языке звучит так, словно ты застрял в яслях, – она переглянулась с подругой.

– А на моём довольно изящно, – пожал плечами Искандер.

– Ван? А тебе, тебе нравятся мои завертелища и рыбцуки? – Ларри воззрился на молчаливого анатома.

– Очень глупо звучит это, но привык я уже.

– Ясно, узколобые вы черви!

Языковой мод позволял не просто органично переводить иностранную речь, но и помогал вникнуть в оттенки значений слов собеседника даже на родном наречии. В прошлое ушла расшифровка смыслов, которые предают сказанному люди, в зависимости от своего прошлого и восприятия темы беседы. Ссор из-за недопонимания больше не возникало. Можно было бы назвать это своего рода семантической эмпатией. На практике же это стало способностью правильно понимать чужую речь. Нейронные модификации влияли на различные участки мозга, позволяя улучшить память или оперативно изучить новые области науки, искусства и истории. Генетические моды воздействовали на ДНК человека, подстраивая его под необходимые изменения. Так можно было поменять цвет своей кожи, волос или глаз, выработать переносимость к разным климатическим условиям и даже облегчить привыкание к притяжению других планет.

Кар скользил по пескам вдоль осушенных берегов водохранилища Насер вверх по Нилу в сторону второго порога. Восстановление долины двигалось полным ходом. Вика не всегда разделяла решения Международного Совета по Древностям, демонтаж советской ГЭС представлялся ей таким же покушением на историю, как и затопление памятников Нубии в позапрошлом веке. Ей было любопытно, за кем последнее слово: какая часть наследия человечества оценивалась как значимая, а какую обесценивали. С другой стороны, ей намного больше нравилось исследовать артефакты далёкого прошлого, чем скучать по эпохе двадцатого века.

В пятом квадрате нашли давно заброшенные, не тронутые расхитителями гробницы. Они были скрыты под слоями песка и ила, копившегося возле дамбы из-за недостатков конструкции плотины. Гробницы оказались довольно скудными, ни золотых саркофагов, ни живописных фресок. Исследователи ещё разбирались, кто именно был там захоронен и по какой причине. Ясно было лишь, что знати эти могилы не принадлежали.

– Если ты такой противник прогресса, как ты выносишь нашу компашку? – рыкнул Ларри, вырвав её из размышлений.

– Я не сужу. Каждый сходит с ума по-своему.

Геолог хмыкнул.

– Как будто судишь!

– Слушай, делай что хочешь. Я уже привыкла, что в каждом длительном проекте ты меняешься, как хамелеон.

– Но это же логично! – не унимался тот. – Вот ты страдаешь от жары, а мне нормально.

– Только нам всегда приходится ждать, когда пройдут твои отходняки после каждого мода.

– Две недели это пустовина! Всё равно в это время мы занимаемся канцелярщиной.

– Как скажешь, – Виктория поправила съехавшую панаму. – Просто мне это не нужно.

– А мне даже по кайфу этот твой новый лук, – Алина похлопала Ларри по плечу. – Твоим скандинавским скулам и носу очень идёт иссиня-чёрный!

– Почему глаза не поменял? – фыркнула Вика.

– На оптические моды нужно больше времени, – насупился геолог.

– Теперь щуришься, как Ван.

– Не щурюсь я, – бросил анатом, увлечённый разглядыванием однотипного пейзажа.

– Хоть бы линзы вставил.

Алина не сдержалась и захихикала, прикрыв пышные губки ладонью.

Кар легко бежал по пескам, поднимая клубы пыли. Впереди показались серые палатки их коллег.

– Приехали, – констатировал Ларри.

Из палатки им навстречу вышел высокий худой человек и махнул рукой. Кар остановился рядом с другим таким же, и исследователи высыпали на раскалённый песок пустыни.

– Чёрт, здесь совсем пекло, – Вика закатила глаза.

– Да, мы спасаемся только в подземелье. Нил ещё не успел в достаточной мере озеленить эти земли,– к ней подошёл коллега из другой группы, археолог Дан. – Слава богу, мы почти закончили.

– Где Сафия? Давайте, хвастайтесь вашей мумией! – скомандовал Ларри.

– Она всего одна? – удивился Искандер, последовав за остальными к расчищенному углублению в земле.

– Нет, их тут дюжина, – ответил Дан, указывая на вмонтированные в осыпающийся грунт ступени. – Просто хорошо сохранилась только одна.

– А где ребята? – удивилась Алина, глянув за спину археологу.

– Они внизу. Консервируют нашу подругу.

В узкой пещере было прохладнее, но довольно душно из-за недостатка свежего воздуха. Трое специалистов колдовали над скукоженными останками в центре маленькой комнаты. По краям громоздились каменные саркофаги, чьи крышки были аккуратно сложены, накрыты защитной скатертью и служили импровизированным столом для вскрытий.

– О, привет! Возьмите маски, – кивнула серьёзная женщина, склонившаяся над телом. Это была Сафия, монументальная жена Ларри.

Дан выдал вновь прибывшим респираторы.

– Воздух в пещере уже обеззаражен, но если будете любоваться Нафрит, лучше не рисковать, – объяснил он.

– Нафрит? – удивился Искандер.

– Эти ублюдки всем своим мумиям дают имена, – раскатисто хохотнул Ларри, стены гробницы содрогнулись.

– Да, – кивнул Дан. – Нафрит – значит девственная, она сохранилась чудесно.

– Сколько ей? – спросила Алина, подойдя к столу с останками.