Пирожки от бабушки

Пирожки от бабушки
Софья Сергеевна Маркелова

Ваня приезжает в деревню к бабушке на несколько дней. Стоит отличная погода, да и учебный год только что закончился. Казалось бы, можно резвиться и гулять целыми днями. Но Ване не до веселья, ведь строгая и крикливая бабушка не дает внуку ни минуты покоя, а деревенские ребята избегают его и называют ведьминым щенком.

– Ну все, Ванюша, уже почти приехали! – мама уверенно направила машину к въезду в деревню с непримечательным названием «Васильки». Колеса зашуршали по гравию, поднимая облака густой пыли, которая мгновенно оседала на придорожной растительности.

– Я не хочу, – едва слышно пролепетал мальчик, крепко сжимая пальцами ремень безопасности.

– Мы уже это обсуждали. Мне нужно ехать в командировку. Я могу оставить тебя только у бабушки, – с тяжелым вздохом в который раз повторила женщина и устало посмотрела на сына в зеркало заднего вида. – Это всего на несколько дней… Тебе же раньше нравилось в деревне!

– Когда там был дед.

Мама бросила сочувственный взгляд на Ваню и предпочла перевести тему. С детьми всегда нелегко говорить о смерти. Когда он вырастет, то непременно сам все поймет.

– Наешься ягод, сходишь покупаться на речку! Только далеко не заплывай, сынок.

– Не буду.

– Вот и умница! А я скоро вернусь. Не успеешь и соскучиться. Еще придется силой тебя домой забирать, – женщина натянуто рассмеялась, но Ваня пропустил мимо ушей ее последние слова. Он сосредоточенно ковырял ногтем заживающую ранку на коленке.

Впереди показался старый деревянный дом. Под воздействием времени он просел, а крыша давно уже нуждалась в ремонте. Все стены ветхого строения оплел ядовитый плющ, а забор практически лежал на кустах дикой малины. Мама остановила машину и заглушила двигатель. Дверь домика приоткрылась, и на пороге появилась розовощекая старуха, спешно отряхивающая руки от муки. Она была невысокого роста, но казалась еще достаточно крепкой для своего почтенного возраста. Поверх ее седых кудрей был повязан простой цветастый платок. Выцветшие голубые глаза излучали доброту. Но эта женщина лишь казалась радушной. Всем родственникам не понаслышке было известно о ее скверном тяжелом характере.

– Лена, вы приехали слишком рано.

– Извини, мама, – женщина мгновенно стушевалась перед суровой старухой и выставила вперед Ваню как живой щит. – Спасибо, что согласилась посидеть с внуком.

– Еще бы я не согласилась. Мне тут, знаешь ли, нужны рабочие руки. Посмотри кругом! – бабушка демонстративно указала на поваленный забор. – Все надо чинить! А кто это будет делать, а? Мне уже седьмой десяток, я не могу на своем горбу как раньше тяжести таскать. А вы все меня бросили и приезжаете только когда вам это нужно!

Бессмысленные препирательства между родственницами продолжались еще долго. Ваня слушал краем уха, а сам уныло следил за божьей коровкой, ползающей по рукаву его кофты. Когда-то он с радостью приезжал в деревню: дедушка Коля очень любил своего внука и всегда знал, чем его можно занять. Они часто ходили вдвоем на рыбалку или вырезали красивые деревянные ложки из найденных в лесу веток. Но деда не стало, а бабушку Таню мальчик не любил. Теперь возвращение в деревню всколыхнуло в нем старые воспоминания, и из глаз брызнули горькие слезы.

Громко хлопнула дверь автомобиля, и этот резкий звук привел Ваню в чувство. Мама, разозленная беседой с бабушкой, даже не обняла сына на прощание и поспешила покинуть деревню.

– Иванко, ты чего ревешь как девчонка? – сразу же заметила старуха, как только белое пятно машины скрылось за поворотом.

– Я не Иванко, – негромко проворчал мальчик, украдкой вытирая глаза.

– Я говорила твоей матери, что имя Ваня мне не нравится. Но она меня не послушала. Убогое имя! – бабушка уперла руки в бока, и из-за этого ее фигура стала казаться еще внушительнее.

Мальчик промолчал. Этот разговор повторялся уже не первый раз и переубедить бабу Таню казалось невозможным. Старуха, видимо почувствовав, что обошлась с внуком немного грубо, перевела тему:

– У тебя каникулы уже, да? Ты какой класс закончил?

– Пятый.

– Ну, значит большой уже совсем! Тогда хватит сил и помочь мне по хозяйству, а?

Ваня вяло кивнул и, подхватив свой полупустой рюкзак, нехотя направился ко входу в дом, словно за дверью его ждала пыточная камера.

Весь день прошел в заботах. Баба Таня не давала внуку расслабиться ни на секунду. Мальчик помогал старухе, но практически всегда сталкивался с ее недовольством.

– Ну кто ж так картошку чистит! Ты посмотри, как много ты отрезаешь! Ты совсем бестолковый что ли?

– Ты почему под кроватью не подмел, лентяй, а?!

– Эдак ты мне всю клубнику вырвешь, вместо сорняков! Толку от тебя совсем нет!

Ваня держался из последних сил, но стоило ему вечером упасть без сил на кровать, как слезы сами хлынули из глаз. Все его бросили. Папа ушел от мамы, дедушка пропал в лесу, мама теперь уехала. Осталась только злая бабка, которой вечно все не так.

Мальчику отвели спальное место на втором этаже, где стояла старая тяжелая кровать, скрипевшая от любого движения. Кроме нее и покосившегося стола в комнате больше ничего не было. Баба Таня предпочитала спать на первом этаже, на теплой печке.

Ваня долго лежал в темноте, укутавшись в простынку, и вспоминал дедушку. Если бы он был сейчас жив, то старуха не заставляла бы внука столько работать и уж точно не ворчала бы на него. Дед Коля всегда прикрикивал на супругу, стоило ей заворчать на ребенка. Жаль, теперь никто не мог защитить мальчика, и ему оставалось лишь подчиняться и терпеть.

Всю ночь старый дом не давал Ване нормально спать. Мальчик был типичным городским жителем, привыкшим к идеальной тишине, создаваемой пластиковыми окнами. Здесь же, в деревне, он вздрагивал от любого подозрительного шороха, коих было предостаточно. В щелях завывал ветер, кровать протяжно скрипела, а на чердаке постоянно что-то шуршало и скреблось. Сначала мальчику даже показалось, что такие звуки способен издавать лишь человек. Однако потом он отогнал от себя эти пугающие мысли и предпочел объяснить странный шум деятельностью крыс. Ваня не боялся крыс, но все же не желал случайно с ними встретиться ночью, поэтому он завернулся в простыню с головой и пролежал так до самого утра.