– Слава Богу! – сказал Майер. – Значит, скоро мы бросим якорь.
Приближаясь к берегу, они заметили у пристани несколько человек в черных кафтанах судейских и черных же перчатках. Когда корабль причалил к пристани, высокий старик первым взошёл на корабль.
– Чему обязан, господа? – любезно спросил Майер.
– Судебный пристав Руперт Эриксон, – надтреснутым голосом объявил старик и поклонился. – В целях предотвращения нежелательных действий против закона я должен осмотреть ваш корабль.
– Дядя, зачем же…? – попробовал выразить протест Якоб, но рука Майера властно легла ему на плечо.
Остальные приставы так же чинно взошли на корму.
– Как ваше имя, сударь, и откуда вы? – строго спросил один из них.
– Иероним Майер, купец из Пруссии. Сейчас мы держим путь из Псковских земель.
– Что вы везете, любезнейший? – спросил другой.
– Рыбу для продажи в вашем городе и некоторые дорогие вещи для моего бургомистра. Если желаете, я сам провожу вас в трюм, где хранится груз.
Господин Эриксон и остальные чиновники прошествовали за купцом вниз. Они придирчиво осмотрели все тюки, мешки и корзины, заглянули в бочки и перерыли всю селедку. Гегель, стоявший в сторонке, бурчал себе под нос: «Вот ведь наглые конторские крысы! Не оставят нас в покое… Черт бы их побрал!».
– Боже мой! Что это такое? – внезапно воскликнул низенький пристав, двумя пальцами вынимая из бочки зловещий бархатный мешочек. Гегель ахнул и даже сел на пол.
– А вот сейчас и посмотрим! – Эриксон деловито потер руки.
– А вдруг там опиум?! – испуганно спросил третий судейский.
– Развязывайте! – приказал Эриксон.
Низенький осторожно потянул за ленточку и развязал её, затем заглянул в мешочек. Глаза его медленно полезли на лоб, рот открылся, он издал какой-то утробный звук, похожий на скрип несмазанного колеса, и запустил туда руку. Все столпились вокруг него. Рука коротышки разжалась, явив всем горсть камешков кроваво-красного цвета, похожих на сердолик. При виде этих предметов судейские в суеверном ужасе отпрянули назад, словно египтяне перед изображением Анубиса.
– Алый янтарь! – на одном дыхании прошептал Руперт Эриксон, готовый упасть в обморок. – Спаси и помилуй нас, Господи!
– Товар подлых итальянцев! – простонал его товарищ. – Контрабанда!
Низенький ссыпал камни обратно в мешочек и строго повернулся к Майеру и его племяннику, которые были ошеломлены ничуть не меньше.
– Что? – сказал он. – И как вы это объясните?
– Уверяю вас, господа, это ошибка! – начал объяснять Майер. – Могу поклясться своей честью, что с итальянцами мы никаких сношений не имели и не имеем, и я совершенно не имею понятия, кто мог подбросить запрещённый в Ливонии товар в эту бочку!
– Мой дядя говорит правду! – горячо кивнул Якоб.
– А вы помолчите, молодой человек, когда говорят старшие! – осадил его Эриксон. – Итак, сударь, следовательно, вы отказываетесь объяснить сие странное явление?
– Мне нечего сказать, господа! – твердо отвечал купец.
– В таком случае мы вынуждены конфисковать ваш корабль и весь ваш товар, – бесстрастно пообещал старик, – а вы будете заключены под стражу вплоть до окончательного завершения судебного разбирательства!
– Но как же так? – опять рванулся вперёд Якоб, но его остановила сухая рука почтенного пристава.
– Учтите, господа, мы действуем в интересах закона и правосудия, – невозмутимо и жёстко сказал господин Эриксон, – а посему никаких возражений с вашей стороны не допускается. Вам всё понятно?
На это возразить было нечего, и под ледяными взглядами чиновников и совершенно раздавленный Майер, и его племянник были препровождены на берег. Вся команда чуть ли не со слезами на глазах провожала своего господина. Особенно терзался Петер ван Гегель.
– Ах я старый болван! Ах я пустой чугунный горшок! – твердил он, ломая руки. – Почему я не предупредил хозяина об этом дьявольском подлоге! Теперь из-за меня его упекут за решётку! Ах, что я наделал!
Майер в жизни не испытывал такого стыда. Подумайте – его, знатного ганзейского купца, ведут под конвоем по улице, как какого-нибудь каторжника под любопытными взглядами зевак… Какое унижение для честного бюргера! Якоб молча сжимал кулаки, глядя прямо в землю. Он хотел, чтобы это было сном, но происходящее с ними было ужасающей явью.
Арестованных довели до ратуши, где обычно проводились заседания суда. Там к ним приставили двух стражников, которые проводили пленников в нижний этаж. Там располагались камеры, где им предстояло провести ночь, может быть, даже не одну. Затем стражники, препоручив заботу об арестованных тюремщику, удалились.
– Дядя, как это вышло? – спросил Якоб.
– Боюсь, сынок, я не знаю этому объяснения. У меня, правда, появилась одна догадка… но нет! Этого не может быть!
– Какая догадка?
– У меня есть мысль, что среди моих людей завелся изменник.
– Изменник?
– Да, лазутчик, нанятый этими мерзкими католиками! Именно он и подложил в мой товар мешочек с запретным камнем.
– Но кто это мог быть, дядя?
– В самом деле, кто?.. Это не старина Гегель, нет! Я знаю его восемь лет и доверяю ему, как своему родному брату. Да и он готов пойти за меня в огонь и воду. Томас Нойманн? Рудольф Митце? Они совсем зелёные парни, кто знает, что у них на уме… Может быть, это Фабиан Краузе? Он всегда казался мне каким-то скрытным и нелюдимым…
– А если это… – Якоб помедлил, – если это сделал ваш венгерский пленник?
– Матиа? С чего ты взял?
– Он венгр, а Венгрия находится довольно близко от Венеции, следовательно, есть все основания предполагать, что он входил в сношения с дожем Венеции и воспользовался случаем получить вознаграждение. Правильно я рассуждаю, дядюшка?
– Да, Якоб, твои суждения весьма основательны, однако все же не стоит торопиться с выводами. Кто знает, как все обернется на самом деле…
Скоро пришел тюремщик и принес еду заключенным.
– Ваше дело передано в суд, – сообщил он. – Будут разбирать, а если так ни к чему и не придут, то сообщат самому господину Великому Магистру, – при этом его глаза благоговейно засветились. – Уж он-то враз рассудит, кто прав, а кто нет!
– А скоро суд придет к решению? – с нетерпением спросил купец.
– Об этом я ничего не знаю, – ответил тюремщик. – Может, три дня, может, неделю, это уж как господам судьям будет нужно. А пока что ваше дело – сидеть тихо и ждать!
– Неделю! – воскликнул Майер. – Боже мой! Нас ждут в Кёнигсберге, моя команда не находит себе места, а мы должны томиться здесь, словно грабители…
Тюремщик ушел. Спустилась ночь. Майер, утомленный физически и душевно, уснул на скамье. Якобу же было не до сна. Он сидел у низенького окошка, глядя в дымчато-свинцовое беззвездное небо и думал о своей возлюбленной. Думая о ней, он впал в какое-то полузабытье, но внезапно его грезы были прерваны стуком в дверь. Так мог стучать только тюремщик.
– Войдите! – очнувшись, сказал Якоб.