Гром среди вторника

– Илья! Где твои темные очки?! – раздался из соседней комнаты голос Макара.

Громов еле разлепил один глаз, чтобы посмотреть время. Мир заволакивала сонная пелена. Цифры расплывались, но Илья все-таки сумел сфокусироваться. Полседьмого. Темные очки зимой. Да еще и в такую рань, когда даже солнце еще спит. Его друг в лучшем случае тронулся рассудком, а в худшем – получил сотрясение в клубе.

– Так где они? – заглянул в комнату Макар, твердо намеренный окончательно растормошить лучшего друга.

Не успел Илья открыть второй глаз, как Сорокин начал шарить по всем ящикам как какой-то домушник. Такую наглость Громов уже не смог стерпеть.

– Тебе зачем? И прекрати лазить в моих вещах!

– Чтобы не отсвечивать. И не привлекать внимания. – Макар повернулся, чтобы напомнить своим видом о произошедшем. Как будто его друг мог забыть такое. Этот случай послужил звоночком для Ильи, что если он не возьмет себя в руки и не изменит свой стиль разрешения любых конфликтных ситуаций, то может спокойно потерять все, даже Макара, с которым они знакомы практически всю жизнь.

– А в очках как будто не будешь внимание привлекать, – хмыкнул Илья.

– Все уже привыкли к моему уникальному и безупречному чувству вкуса, так что точно не буду.

– Я промолчу.

– Лучше скажи, где очки, – продолжил гнуть свою линию Макар. – Я бы надел свои, но они все недостаточно темные.

– Верхняя полка шкафа, черный рюкзак, в нем футляр. Вроде бы там были. – Громов понял, что сопротивляться бесполезно.

– Спасибо.

Илья уже тысячу раз пожалел, что собрался вернуться на учебу. Но он так хотел снова встретиться с Верой, что мог вытерпеть многое, если не все. Ранний подъем сам по себе не радовал, так еще и Макар вдруг решил, что учится не на химфаке, а на факультете суетологии. Причем, пропустив теорию и лекции, он сразу приступил к практическим занятиям. Первая лабораторная называлась: изучение поведенческой реакции лучшего друга на различные раздражители, мешающие сборам в институт. Оборудование: одна на двоих ванная комната. Объект исследования: Илья Громов.

– Я могу хотя бы зубы один почистить? – возмутился Илья.

– Мне нужно зеркало. – Макар видел цель и не видел препятствий на пути к ней, даже в виде друга под метр девяносто, которого мог не заметить разве что слепой.

– Поверь, не нужно. Не стоит лишний раз расстраиваться.

– Иди на хрен. Это вообще-то из-за тебя.

– Да твое лицо и до меня было не очень.

Макар толкнул друга локтем в бок и вытеснил с места перед зеркалом.

– Это еще что? – удивился Громов, увидев в руках друга что-то из косметики. Хотя он давно уже ожидал, что тот рано или поздно выкинет что-то подобное.

– Консилер. – Макар нанес немного продукта на места, где на фоне бледной кожи красовались синяки.

– Знаешь… нам нужно срочно разъехаться… – Илья попятился, пока не врезался в бортик ванной.

– Дурак! Это Сонечкин. – Сорокин начал пальцами неумело размазывать консилер. Полностью синяки перекрыть не вышло. – Блин, надо было еще спонжик забрать.

– Да-да, с этого как раз они и начинают. Сначала косметику берут, потом женское белье и одежду таскают, а потом хоба! И уже улетели в Таиланд.

– Какой же ты придурок, Громов!

Мини-лабораторная прошла успешно. Вывод: Илью Громова слишком легко вывести из себя.

За месяц безвылазной игры в «Майнкрафт» Илья и забыл, насколько Москва большая и какие здесь пробки, поэтому первой его мыслью было поехать в институт на машине. Но Макар смог быстро убедить друга, что это не самая лучшая идея, ведь на метро будет куда быстрее. Илья в ответ негодовал. И какой тогда вообще толк от машины, если на ней нельзя ездить?

Только они дошли до ближайшей станции метро, как начались первые приключения. Илья понял, что забыл дома свой пропуск. Без него попасть в корпус было бы просто невозможно. Суровые охранники, внимательно следящие за безопасностью обучающихся и электронными турникетами, могли в два счета схватить, скрутить и выкинуть за дверь даже таких крепких и высоких парней, как Илья и Макар. Пришлось возвращаться домой. Радовало, что они не успели зайти в метро и отъехать на пару станций. Дома Громов обнаружил, что заветная бело-голубая карточка с его самой неудачной фотографией (даже в паспорте он выглядел лучше) была все это время в боковом кармане. Обратно к метро Илье и Макару пришлось бежать, чтобы успеть вовремя. Преподавательница, ведущая первую пару, очень не любила опоздавших и не пускала их в аудиторию.

Возвращаться в «большой мир» было одновременно и радостно, и страшно. Эскалаторы в метро пугали Громова еще с тех пор, как он ребенком приезжал в Москву с родителями в зоопарк. Но желание посмотреть на слонов, жирафов и обезьян помогало преодолеть страх и шагнуть на эту первую движущуюся ступеньку, которая, по его мнению, могла спокойно вырваться прямо из-под ноги куда-то вдаль и улететь, подобно маленькому космическому кораблику, а сам Илья – провалиться в образовавшуюся черную дыру на ее месте. Или же переживал, что споткнется и покатится кубарем вниз, сбивая всех на своем пути, как шар для боулинга – кегли. Илья понимал, что в двадцать лет бояться эскалаторов очень глупо, но все же зажмурился, когда вставал на ступеньку. Он старался не смотреть вниз, чтобы не закружилась голова. Не считал, что страдает клаустрофобией, но под землей чувствовал себя очень некомфортно. Не хватало воздуха, а все свободное пространство заполнял гул людей и поездов. А тем временем длинный белый тоннель уходил под землю все глубже. Целый город оставался где-то над головой, на поверхности. Сколько весят дома? Как метро еще не обрушилось? Чтобы окончательно не утонуть в неприятных мыслях, он подумал о Вере. Еще немного – и увидит ее на парах, убедится, что она настоящая. Впереди всего лишь какие-то семь станций, пересадка и еще две. С очередной рекламы на него посмотрели знакомые пронзительно-голубые глаза. Илья зажмурился и снова открыл глаза. Мираж пропал.

Вагон метро встретил Илью дребезжанием, про которое он уже успел давно позабыть. Их ветка была одной из немногих, по которой еще не пустили новые поезда. Даже наушники с шумоподавлением и музыкой на всю не могли заглушить эти звуки из ада.

В более тихом вагоне другой ветки Илья увидел девушку в таком же коротком сером пуховике, как у Веры. Он уже направился в ее сторону под недоуменным взглядом Макара, но та повернулась в их сторону. Илья обознался, это была не Вера. Да и с чего он решил, что это обязательно она? Мало, что ли, в Москве девушек с темными волосами, еле достающими до плеч, и в серых пуховиках, еле прикрывающих поясницу?

«Я слишком много думаю о ней…» – решил Громов.

С самого порога института Илье стало не до Веры. У друзей еще было немного времени в запасе, чтобы не опоздать к началу пары, но по каким-то непонятным причинам пропуск Громова перестал работать. Первым делом он подумал, что за этот месяц его успели отчислить. По-тихому, без вызовов в деканат и писем с требованием срочно предоставить объяснительные записки о пропусках. Илья постарался справиться с накатившей паникой: все долги за прошлый семестр были сданы, сессия закрыта, да и последний день ликвидации академической задолженности не скоро. Неужели все-таки его числанули из-за физкультуры? Эта дисциплина, идущая вплоть до конца третьего курса, – головная боль всех студентов вне зависимости от института и факультета. Громов состоял в секции баскетбола и был частью студенческой команды. Его должны были освободить от физкультуры, но за последний месяц он так ни разу и не появился на тренировках, поэтому и не удивился бы возникшему из ниоткуда долгу по физре. Тренер у них был суровым человеком, явно не страдающим от переизбытка чувства юмора. Как оказалось, пропуск просто размагнитился. Но этот факт не принес облегчения – в корпус Илью пускать по-прежнему не хотели. Паспорт охранника не устраивал, а студенческий Громов никак не мог найти. До пары оставались считаные минуты. А еще нужно было раздеться, переобуться и как-то добежать до аудитории в другом крыле здания. Илья снова вспомнил слова Макара, согласно которым преподша по основам нанохимии была лютой и не пускала опоздавших. Вообще. Никак. И неважно, час от семинара ты пропустил или пришел лишь на секунду позже нее. В конце концов Илья смог найти студенческий, и охранник, сделав очень недовольное выражение лица, будто пускал в корпус потенциального преступника, а не нерадивого студента, нажал на кнопку, и Громов смог пройти через турникет.

Скорости, с которой они мчались до учебной аудитории с тысяча каким-то номером, позавидовал бы даже сам Усейн Болт. Кабинет был в конце коридора, и они решили со словами «кто последний, тот лох и моет посуду всю неделю» рвануть наперегонки, как будто снова оказались в начальной школе. Макар вырвался далеко вперед, а Илья и не заметил, как из преподавательской вышла женщина лет сорока. Громов на бегу задел ее плечом, но даже не остановился, чтобы извиниться. За годы игры в баскетбол он привык, что извиняться за подобные столкновения не нужно (если, конечно, судья не уличит тебя в грязной игре). Когда ведешь мяч и пытаешься заработать очки для своей команды, уже не до вежливости. В кабинет Громов забежал после Макара, но все-таки до прихода преподавательницы. Она почему-то опаздывала, хотя, по заверениям Сорокина, приходила обычно минута в минуту. Илья сел за последнюю парту вместе с другом и окинул взглядом аудиторию, где расположились его одногруппники, которые даже и не заметили его возвращения или только делали вид, что не обращают на него внимания. Громов не мог вспомнить, когда ему вдруг стало не все равно на их поведение, однако подобное его задело. Нет, он не ждал салютов и пафосного саундтрека для возвращения, но и невидимкой быть не привык. Сонечка, единственная, кто проявил дружелюбие и поздоровался с Ильей, сидела одна за первой партой, прямо напротив преподавательского стола. Ника вместе с Денисом расположилась в ряду около стены и переговаривалась с подружками, разместившимися на одну парту ближе к доске. Николь вела себя так, будто ничего и не произошло. Как будто ее предыдущие отношения не распались, как неустойчивое соединение, и не улетучились, как какой-то легкий газ. Как будто на месте Дениса не должен был быть Илья. Громов старался не смотреть в ее сторону, чтобы лишний раз не думать о прошлом, но эта чертовка притягивала к себе взгляды как магнит.

И что Илья сделал не так? Почему он не смог сохранить отношения? Почему Николь его предала? Лучше уж уехать обратно домой и сидеть там затворником, играть в «Майнкрафт», убиваться по бывшей, чем чувствовать, как рушится весь твой мир снова и снова. И ведь он сам когда-то обрек на подобное Еву. Помнил, как она строила планы на их поездку в Питер, которая уже заведомо была глупым и бессмысленным предприятием. Помнил, как посылала ему кучу сообщений и фотографий мест, которые нужно обязательно посетить, а он их не смотрел, даже мельком, просто переворачивал телефон экраном вниз, убирал на прикроватную тумбочку и отворачивался, чтобы утонуть в объятиях, поцелуях и любви вместе с Никой. Тогда Громова совсем не заботили чувства Евы. Он не отдавал себе отчет за свои поступки и не думал, что они могут положить начало событиям, которые бетонной плитой упадут на них троих: на него самого и двух тесно связанных с ним девушек. Сам того не подозревая, Илья построил любовный треугольник, прочности которого позавидовала бы коренная порода мира «Майнкрафт» и алмазы реального мира. Говорят, именно треугольник самая прочная и устойчивая конструкция. Многотонная Эйфелева башня, состоящая сплошь из треугольников, прочно стоит не один десяток лет в своем Париже. Но это не устраивало Илью. Чем больше он хотел все прекратить, тем сильнее запутывался. Бросить Еву значило признать, каким мудаком он был все это время, растоптать ее сердце, облить бензином и поджечь. А расставаться с Никой он просто не хотел – слишком уж удобно было встречаться со своей старостой. К тому же эта девушка прочно вплелась в его жизнь, и раны от ее ухода до сих пор никак не могли затянуться. Он даже не мог подумать, что эта милая блондинка задержится в его жизни так надолго, что он будет представлять их свадьбу и совместную жизнь. Она опутала серебряными нитями каждую артерию и артериолу его тела, а потом дернула со всей силы. Кровь хлынула сразу отовсюду: остановить невозможно, но и умереть не получится. Где-то вдалеке Ника снова засмеялась от очередной шутки Дениса. Говорят, что пытка водой самая тяжелая. Врут. Они просто ничего не знали о пытке смехом бывшей, уничтожившей отношения, но оставшейся в жизни. Можно подумать, что каждый звук ее когда-то такого родного, но уже чужого смеха был адресован Илье.

Громову хотелось раскаяться, попросить прощения у Евы за ошибки прошлого, написать прямо сейчас. Но его порыву не суждено было сбыться – в аудиторию зашла преподавательница. Та самая женщина, которую он задел перед парой в коридоре, пока бежал как полоумный.

– Ага, вижу новые лица, – начала она. – А вы, наверное, и есть тот самый Илья Громов, игнорирующий меня и мой предмет весь месяц? – ее голос звучал мягко, но все понимали, что ничего хорошего ждать точно не стоит. – Надеюсь, вы соображаете так же быстро, как и бегаете. Вы хотя бы в курсе, на какой предмет пришли? – Она скрестила руки на груди и улыбнулась.

– Ну что вы! – Илья почувствовал, как Макар толкнул его локтем в бок, чтобы привлечь его внимание. Его друг подвинул к Илье свою тетрадь с темой к практическому занятию. На полях было написано имя преподавательницы. – Алла Викторовна, я пришел на основы нанохимии.

– Надо же, и имя мое знаете. Чем же удивите меня дальше? Может, пойдете к доске и тему ответите?

Илье ничего не оставалось, как встать со своего места и пойти отвечать тему, которую он просто полистал перед сном, чего, конечно же, было недостаточно, чтобы быть готовым к паре. Как показывала практика, химии они изучают разные, но кое-что в них общее – стоит пропустить одно занятие, как дальше все сразу ни черта не понятно. А тут он пропустил сразу три темы. Или четыре? Громов никак не мог влиться в учебный ритм.

– Илья Сергеевич, пока вы продляли свои каникулы и пропадали не знаю где, мы с вашей группой успели разобрать основные понятия и историю изучаемого предмета. Поговорили о номенклатуре и классификации наночастиц. Это я так, вас быстро в курс дела ввожу. Знаете, как в «предыдущих сериях», что вы сейчас смотрите? – посмеялась женщина. – Сейчас перейдем к размерным эффектам. Постараюсь задать вопрос попроще. Сможете рассказать, что такое релаксация поверхности кристаллических частиц?

С помощью пантомимы Макара и базовых знаний об устройстве мироздания Илья смог дать ответ, близкий к истине. Громов всегда относился к той категории людей, кого называют «умные, но ленивые». Он мог вчера не просто полистать учебник, но и написать конспект или хотя бы выписать формулы и перерисовать графики, но не посчитал нужным. Хорошо, что постепенно негативный настрой преподавательницы сошел на нет, и она забыла про утренний инцидент в коридоре.

– Ладно, Громов, можете вернуться на место, – сказала Алла Викторовна, после того как Илья смог рассказать о теплоемкости нанопорошков и ответить на вопрос, что же такое фононовый спектр. Она удивилась, что Громов смог правильно написать и назвать греческую букву для обозначения температуры Дебая. Уж каких вариантов она только не слышала от студентов: и «фи», и «ви», и «фе» и «фета». От упоминания последнего варианта ей всегда хотелось зайти в игру с фермой на телефоне и проверить, не готовы ли ее козы дать молоко или не ушел ли пароход. Буква же на самом деле называлась «тета». – Вот не уделяете вы должное внимание моему предмету, думаете, фигню какую-то разбираем. Котов и Побединская! Хватит хихикать, не вынуждайте меня рассаживать вас как школьников. Я думала, мы тут все взрослые и серьезные люди собрались, – она подождала, пока парочка умолкнет, и только потом продолжила: – Потом я посмеюсь, когда настанет время дифзачета, и работу сможет только Калинкина написать. – Посмотрела на Сонечку, хватающую на лету каждое ее слово, и улыбнулась. – Хорошо смеется тот, кто смеется последним. А уж сколько я ваших литературно-химических опусов за время преподавания начиталась! Мне даже стихи вместо билета писали. Такое ощущение, что половине из вас нужно было куда-то на филологию или журналистику.

Между пар был большой перерыв, который обычные студенты, не злоупотреблявшие прогуливанием, проводили в институтской столовой за обедом. Илье же предстоял целый квест. Кто-то собирал полевые букеты, кто-то – венерические, он же находился в процессе сбора педагогического. После того как кое-как справился со стрессом, вызванным встречей с Никой, благодаря паре сигарет он смог за час с небольшим оббежать половину преподавателей и выяснить, что же ему нужно сделать, чтобы набрать по их дисциплине чуть побольше, чем ноль баллов, и наскрести на свою заслуженную троечку. Когда-то начать встречаться со старостой своей группы казалось Громову гениальной идеей. И он считал так до тех пор, пока не настала пора расставания. Теперь у Ильи создалось впечатление, что Ника решила отыграться за все время, что прикрывала его на парах, лабораторных и лекциях. Мало того, что он пропустил месяц учебы только из-за нее, так теперь и закрывать все из-за нее же. Илья начал думать, что стоит перевестись в другую группу, где староста будет полояльнее и посговорчивее. Он не понимал, чем же так не угодил своей бывшей, что она не прекращает ему мстить.

Остаток учебного дня прошел без происшествий. На социологии Громова никто не трогал. Его одногруппники заранее распределили вопросы к семинару и выходили по желанию их отвечать. Они, как всегда, сработали очень слаженно. Илья почувствовал себя маленьким винтиком, безнадежно выкинутым из этой системы. Возможно, Илье стоило было радоваться, что его не спросили на паре, но ему было грустно от осознания, что после разрыва с Никой и целого месяца, проведенного дома, он уже не был частью этого целого. Да и к тому же ему сейчас казалось, что он вряд ли сможет стать его частью когда-нибудь снова. Если Москва считалась государством внутри государства, то их университет был маленьким мирком со своей экосистемой внутри Москвы. И, как любая экосистема, их группа отличалась устойчивостью. Студенты наконец-то перестали относиться к Сонечке как к чужачке, приняли в свои ряды, а Громов остался вместо нее за бортом. Тонул, а никто не мог или не хотел протянуть ему руку.

Громова весь учебный день не покидало чувство, что чего-то не хватает и что он забыл о чем-то важном. Осознание пришло, когда на одной из остановок метро зашла девушка с такой же прической, как у… Вера! Илья понял, что ни на одной из пар ее не отметили как отсутствующую, но и в институте ее не было. Может, она попросила Нику прикрыть ее?

– Макар… – Илья потряс за плечо успевшего задремать друга.

– Чего тебе?

– А у нас в этом семестре только одна новенькая?

– Ну да, только Сонечка.