Стул? Нет, конечно же! Это гром!
Если я им позволю, Ви одолжит колье?
– Верена взрослая, – сказала она себе. —Элизабет в ее возрасте уже учила детей ходить, а Джесс сама ходила беременной. От священника! Чем мой мальчик хуже?.. Жила же Виви с Филиппом… Филипп на полгода старше, чем Ральф.
– И на двенадцать старше самой Верены! – вопила Совесть. – Невинная девочка, бедное дитя!.. Что ты творишь, Агата? Ты хуже Симона фон Броммера!
Не в силах справиться с ней, Агата беззвучно села.
В ее прикроватной тумбочке всегда лежал зопиклон. Она приняла таблетку и вскоре избавилась от душевных мук.
А ты мне кто, тогда?..
– Тетя? – вновь позвал женский голос; рука Верены деликатно потрясла за плечо. – Ты спишь, или в коме?
– А-а? Что? Сколько времени?..
– Девять тридцать. И твой будильник звонит уже третий раз.
Агата с трудом разлепила веки.
– Я приготовила завтрак, – сказала девочка и первая пошла вниз.
Агата мало разбиралась в половых радостях, но что-то подсказывало ей: Ви их не испытала. Она была заплаканной и прятала лицо.
– А Ральф где? – упавшим голосом спросила Агата.
– Уехал.
– Уехал? Когда?
– В ночи!
За завтраком Агата внимательно рассматривала девочку.
Молодую женщину, – если верить глазам.
От смешливой ласковой Цукерпу остались только белые волосы. Она была осветленной копией Джесс, а Джессику Агата всегда побаивалась. Джесс не была с ней груба или как-то по-другому высокомерна. Нет, абсолютно, нет. Все ее презрительные выпады посвящались Ральфу. Возможно, так Джесс заигрывала, – ей-то откуда знать. Но внутренняя Горничная в Агате всегда робела, когда они с Джессикой оставались наедине.
Виви была другая. Виви любила всех… пока Реальная Жизнь и эти маленькие дряни из школы не разрушили ее маленький добрый мир.
Агата редко позволяла себе злорадствовать, но она благодарила господа на коленях, когда одна из тех девочек сломала ногу, упав в ручей. И никогда не спрашивала у Ральфа, как это произошло.
Не спрашивать Ральфа, Агата научилась давно. С Вереной у нее таких проблем не было.
– Виви, что-то случилось? – спросила она. – Я знаю, ты была с Ральфом и вижу, что ты едва сдерживаешь слезки… Он… он сделал тебе больно?
– Нет! – покачала головой девочка и залилась слезами. – Он ничего не сделал! Вообще, ничего!
Опешив от этой внезапной искренности, а еще больше, когда Верена шагнула вперед и опустилась перед ней на колени, Агата заставила себя обнять девочку, и та доверчиво положила голову на ее бедро.
– Я некрасивая? – рыдала она. – Скажи, тетя! Ты долго меня не видела. Скажи мне, я изрослась?
– Да ты с ума сошла?! – возмутилась Агата. – Ты? Некрасивая?!
– А что тогда? Ральф все еще любит Джесс? Или, он так зол из-за Фила?
Агата вздохнула.
Если ребята соревновались честно, как пацаны, то девчонки бились насмерть, как женщины. Джессика спала с Ральфом, чтоб причинить боль дочери. И видит бог, она причинила. Застав их с Джессикой, Верена сразу же поняла: все кончено. Принц полюбил Принцессу. Русалочка должна была умереть.
А Ральф, дурак бесчувственный, так и не догадался. Совсем, как его отец!
– Ах, Виви, – закуковала Агата. – Ну, как ты можешь такое спрашивать? Будь здесь Элизабет, она бы стукнула тебя по губам! Ты даже красивее своей матери! Элегантная, как сама графиня!
– Себастьян говорит, она вызывает только одно желание: сунуть в печь. Чтобы она хоть немножечко изнутри прогрелась.
– Себастьян – идиот, как и все мужчины, – сказала Агата, подавив непрошеный злой смешок. – А шестерых детей от Мариты, он в горохе нашел.
Верена фыркнула, послушно высморкалась в протянутую салфетку.
– Моя ж ты маленькая глупышка, – нежно сказала Агата и взъерошила копну ее белых густых волос. – Ладно, давай-ка убирать со стола, а то опоздаем в церковь.
– В церковь? Я не пойду!
Агата застыла.
Если Ви не придет на мессу, Ральф просто ее убьет. А потом и себя, – Агата в этом не сомневалась. Она еще помнила, как Ральф завопил от радости, когда Верена прислала ту СМС.
«Ральф, я глазам не поверила, увидев тебя в новом «Форбсе». Очень за тебя рада! Пи.Эс: говорила же, что ты – Принц!»
– Она заметила! – вопил он. – Ты видишь, тетя? Она все знает!
Когда Агата спросила, что он ответит, Ральф затвердел лицом, как его отец.
– Я? – высокопарно осведомился он. – Ничего!
– Ничего?!
– Естественно! Она со мной не разговаривала шесть лет! Я слова не пророню, пока она все не объяснит и не извинится!
Агата вздохнула, покачав в ответ головой.
А еще говорят, отец не тот, кто родил, а тот, кто воспитывал. К тому времени, как они познакомились, сыну было шестнадцать. И характером он весь уже был в отца: верный долгу, несчастный от всего этого, но все равно, верный.
Сейчас, Ральф наверняка носился по комнате перед кафедрой, повторяя про себя текст. Пробовал слова на язык, пробовал акустику… и волновался, как в первый раз.
Конечно, он волновался. Ведь Ви была первой женщиной, которая признала его. Метафорической Прекрасной Дамой, во имя которой Ральф совершал свои социально-финансовые подвиги. А Ви всего-то-навсего хотела его любви.