Сын негодяя

Сын негодяя
Сорж Шаландон

Злоключения 18-летнего парня без образования и убеждений, лжеца и манипулятора, который прошел войну играя: за четыре года он надел пять мундиров, дезертировал из четырех разных армий – сегодня он носил повязку со свастикой, а завтра был патриотом. На протяжении многих лет он обманывал собственного сына, ставшего военным журналистом, рассказывая выдуманные истории, в которых всегда был героем.

В мае 1987 года, когда в Лионе начался судебный процесс над нацистским преступником Клаусом Барби, сын узнал, что в архиве на севере Франции хранится судебное дело отца, заведенное в конце войны, и получил к нему доступ. Начинается не один, а сразу два судебных процесса. Барби придется ответить за свои преступления, отцу – за свою ложь.

Особую остроту повествованию придает то, что это автобиографический роман о природе зла, затрагивающий и коллективную память.

Сорж Шаландон (р. 1952) – современный французский писатель и журналист, автор десяти романов. «Сын негодяя» вошел в шорт-лист Гонкуровской премии 2021 года.

Сорж Шаландон

Сын негодяя

Sorj Chalandon

Enfant de Salaud

© Еditions Grasset & Fasquelle, 2021

© Н. С. Мавлевич, перевод, 2023

© Н. А. Теплов, оформление обложки, 2023

© Издательство Ивана Лимбаха, 2023

* * *

Моему издателю Мартине Бутан, которая с 2005 года сопровождала меня от романа к роману по тернистой дороге, ведущей к моему отцу, первому из тех, кто меня предал

«Этот человек – лжец, наделенный недюжинным воображением. Его следует признать весьма опасным и обращаться с ним соответственно».

    Характеристика моего отца, составленная Виктором Арбонье, начальником Службы безопасности г. Лилля, 19 декабря 1944

«Простите, господин следователь, за нескладное изложение, но я солдат, а не писатель».

    Письмо моего отца судебному следователю Анри Вюлье из тюрьмы Лос 21 июня 1945

1

Воскресенье, 5 апреля 1987 года

– Это здесь.

Почему-то я прошептал это вслух.

Здесь, в конце этой дороги.

Длинное шоссе вьется меж виноградников и мирных полей департамента Эн, потом взбирается на холм по скалистым уступам, мимо первых лесных деревьев. Далеко на западе, за горами Лион. С другой стороны – Шамбере. А здесь – ничего. Только несколько фермерских домов из грубо отесанного камня, разбросанных там и тут у первых отрогов Юры.

Я сел на обочине. Неохотно достал ручку. Мне нечего было тут делать. Не отрывая глаз от дороги, открыл блокнот.

Это было здесь без одного дня сорок три года тому назад.

Таким же ясным холодным весенним днем, на этой же уходящей вдаль дороге.

В четверг, 6 апреля 1944 года, на рассвете, они появились именно на этом повороте. Легковой автомобиль гестапо, а за ним два гражданских грузовика с местными парнями за рулем. Одного из них звали Годани. Это он скажет, когда вернется в Бранс к своему работодателю:

– Грязная была работенка.

Но в то утро – ничего, только шум ветра. Да где-то посреди поля работал трактор.

Я пошел вперед очень медленно, чтобы оттянуть тот миг, когда покажется Дом.

Поворот налево, длинная черная кованая решетка, пролетел шмель, зарычала собака за амбаром. И вот само строение. Приземистое, тяжелое, с окошком под черепичной крышей. Самое высокое в округе двухэтажное здание с двумя рядами зеленых ставней; вокруг целый луг одуванчиков, над изгородью нависают гроздья белых лилий, посреди заросшего чахлой травкой двора большой фонтан без воды, с уснувшими гаргульями.

Это здесь.

Мадам Тибоде ждала меня, стоя у крыльца с тремя ступеньками.

– Вы тот самый журналист?

Да. Журналист. Тот самый. Вместо ответа я улыбнулся и протянул ей руку.

Она повела меня в дом. Открыла дверь в столовую, зашла и встала в дальнем углу, уронив руки. Прикрыла глаза. Казалось, ей было не по себе. Потом исподлобья обвела взглядом стены, лишь бы не смотреть на меня.

Я внес смуту в ее безмятежный день.

Та же смесь вежливости и смущения со стороны всех жителей деревни, все настороженно молчат. Все от мала до велика. Какой-то чужак дошел пешком до самого Дома? Кого он тут ищет? Что хочет выяснить спустя столько лет?

Всем в Изьё надоели разговоры о том, что деревня покорилась немцам. И что, скорее всего, какой-то местный мерзавец выдал летний лагерь, где укрывались еврейские дети.

Кто это сделал? Ну кто… наверняка Люсьен Бурдон, крестьянин родом из Лотарингии, он приехал вместе с гестапо во время облавы, а через два дня уехал к себе в Мец. Да-да, это его, предателя, рук дело, позднее он завербовался в вермахт, а в Саарбрюккене его арестовали американцы, и на нем была форма лагерного надзирателя. Однако обвинение в том, что он способствовал мученической смерти детей Изьё ему не предъявили за отсутствием доказательств.

Но кто, если не он? Папаша Вюшер? Кондитер из «Ла Брюйера», который отдал в этот лагерь своего восьмилетнего сына Рене-Мишеля якобы потому, что тот был слишком шебутной? Мальчонку тоже забрали 6 апреля, но до Лиона не довезли. Высадили из грузовика у дверей отцовской лавки, потому что он не еврей. Может, он нарочно поместил туда своего сынка, чтобы шпионить за другими детьми? Через несколько дней его увели в лес партизаны и расстреляли. Но он ни в чем не признался.

Кто же выдал лагерь? Был ли донос? Вопрос болезненный для всей деревни. В 1944 году доносчиком, если он вообще был, мог оказаться любой. 146 жителей – столько же подозреваемых. Может, эта гадина до сих пор прячется за глухими ставнями.

* * *

Воспитанники прибывали отовсюду. Успевшие освоиться в Париже дети польских евреев, эмигрировавших еще до войны. Юные немцы, которых выслали из Бадена и Пфальца, австрийские малыши, бежавшие после аншлюса. Ребята из Брюсселя и kinderen[1 - Дети (нидерланд.). Здесь и далее примеч. пер.] из Антверпена. Маленькие французы из Алжира, бежавшие в метрополию в 1939-м. Некоторые были интернированы в лагеря Агд, Гюрс и Ривзальт, откуда их контрабандой вывезла Сабина Златин, медсестра, которую выгнали из лионской больницы как еврейку. Родители решились на разлуку с детьми до конца войны, чтобы потом семьи могли восстановиться. Это была их последняя надежда. Никто не тронет их детей. Мадам Златин нашла для них загородный дом с видом на горы Шартрез и Северный Веркор. Летний лагерь. Тихая гавань.

Летом 1943 года этот приют, угнездившийся на хуторе близ Изьё, превратился в Дом детей, временное пристанище, основное звено в спасательной цепочке, по которой детей размещали в приемные семьи и переправляли в Швейцарию. Предложил польской медсестре и ее мужу Мирону разместить здесь убежище Пьер-Марсель Вильцер, супрефект Белле, патриот.

– Здесь вы будете в безопасности, – пообещал он.

Так оно и было почти целый год.

Не было центрального отопления, зато были дровяные печки, водопровода тоже не было. Зимой воспитатели грели воду для мытья в чанах. Летом дети умывались в большом фонтане. А купались в Роне. На террасе играли, там же пели на вечерних сборах. Еды хватало. Супрефектура выдавала продовольственные карточки, а старшие дети еще и развели огород.