Сансиро

– Это, кажется, был маяк?

Хирота и Ёдзиро рассмеялись.

– Маяк – это ты здорово придумал. Но, по-моему, сенсей рисовал Сохати Нономию!

– Что? Почему ты так решил?

– Талант Нономии-сан сверкает даже за границей, а в Японии он пребывает во мраке неизвестности. Никто его не знает. За мизерное жалованье он безвыходно сидит в своем подвале – поистине неблагодарный труд. Смотреть на него жалко!

– Зато такие, как ты, светят не дальше чем на какой-нибудь шаг вокруг себя, точь-в-точь как круглый бумажный фонарь.

Ёдзиро, которого сравнили с круглым бумажным фонарем, вдруг повернулся к Сансиро.

– Ты в каком году родился, Огава-кун?

– Мне двадцать три, – ответил Сансиро.

– Да тебе, пожалуй, не дашь ни больше, ни меньше… Говоря откровенно, сенсей, я терпеть не могу таких вещей, как, скажем, круглый бумажный фонарь или японская трубка с круглой чашечкой. Может, это оттого, что я родился после пятнадцатого года Мэйдзи. Они кажутся мне чересчур старомодными и вызывают какое-то неприятное чувство… А ты, Огава-кун, что об этом думаешь?

– Никакой особой неприязни к этим вещам я не питаю, – ответил Сансиро.

– Впрочем, ты ведь только что приехал из своей кюсюской глуши и все еще держишься взглядов начала Мэйдзи.

Ни Сансиро, ни Хирота никак не прореагировали на это заявление. Они прошли еще немного. На тщательно расчищенном участке, где прежде была криптомериевая роща, рядом со старым храмом стояло совсем новое, европейского стиля, здание, выкрашенное в голубой цвет. Видимо, сравнивая, Хирота посмотрел на храм, потом на голубое здание.

– Смешение эпох. Типичная черта материального и духовного мира Японии. Вы, вероятно, видели маяк в Кудане? – Снова зашел разговор о маяке. – Это старинный памятник, он даже упоминается в «Альбоме достопримечательностей Эдо»[33 - Эдо – столица феодальной Японии при сегунах Токугава; был переименован в Токио в 1868 г. Маяк в Кудане, над Токийским заливом, был сооружен в 1871 г.].

– Нехорошо так шутить, сенсей. Каким бы старинным ни был маяк в Кудане, он все равно не мог быть упомянут в «Альбоме достопримечательностей Эдо».

Хирота рассмеялся. По правде говоря, он уже понял, что спутал с этим альбомом цветные гравюры «Достопримечательности Токио». Однако продолжил свою мысль, сказав, что рядом с маяком, этим старинным сооружением, выстроено современное кирпичное здание Офицерского собрания Кайкося. Сочетание поистине нелепое. Но никто этого не замечает, все равнодушно проходят мимо. Это весьма характерно для нынешнего японского общества.

Ёдзиро и Сансиро поддакнули: «Действительно». Они миновали храм и вскоре оказались перед большими черными воротами. Ёдзиро стал уверять, что дорога за этими воротами ведет к Доканъяме. «А проход разрешен?» – на всякий случай спросил Хирота. Ёдзиро с убежденностью ответил, что, разумеется, разрешен, что это загородная вилла Сатакэ и ходить здесь может кто угодно. Не сомневаясь больше, Сансиро и Хирота последовали за Ёдзиро. Но когда из рощи вышли к старому пруду, появился сторож и стал ругать их. Ёдзиро только успевал оправдываться.

Затем они вышли к Янаке, прогулялись по Нэдзу, и домой Сансиро вернулся только к вечеру. Впервые за последнее время, казалось ему, он провел день так весело и приятно.

На следующее утро Ёдзиро на занятиях не было. Не явился он и после обеда, как надеялся Сансиро. В библиотеке его тоже не оказалось. С пяти до шести Сансиро слушал общую лекцию для студентов филологического факультета. Записывать было невозможно – чересчур темно. А свет обычно зажигали позднее. Это было то время дня, когда небо между ветвями огромных вязов за продолговатыми окнами быстро темнеет, а лица лектора и слушателей становятся едва различимыми. Возникает ощущение таинственности: словно в полной темноте лакомишься пирожками с бобовым джемом. Сансиро с удивлением обнаружил, что не улавливает смысла лекции. Он сидел, подперев щеки руками, равнодушный ко всему, мысли его витали где-то далеко. Пожалуй, главное достоинство лекций, что на них можно вот так сидеть, подумал Сансиро. Вдруг вспыхнул свет. Он рассеял таинственность. Сансиро вдруг почувствовал голод, и ему захотелось домой. Видимо, догадавшись о настроении студентов, преподаватель быстро закончил лекцию. Сансиро поспешил к себе в Оивакэ.

Когда, переодевшись, он сел обедать, то увидел возле чашки с горячим супом письмо. По штемпелю он сразу догадался, что письмо от матери. К стыду своему, за целых полмесяца с лишним он ни разу не вспомнил о ней. Чем только не была забита теперь голова Сансиро: смешение эпох, персонификация Фудзисан, таинственная лекция, даже для той девушки в ней не осталось места. Но Сансиро это ни капельки не огорчало. Письмо он решил прочесть потом, а сам, не мешкая, поел. После обеда закурил и, созерцая дым, стал вспоминать последнюю лекцию.

Неожиданно явился Ёдзиро. На вопрос, почему он не был в университете, Ёдзиро ответил, что ему не до занятий: весь день искал дом.