Пропавшая карта

Птицы. С чего это я подумала о птицах? Из-за носа господина Лемэра? Может, и так. Я немного полизала лапы, пытаясь выкинуть из головы мысли о птицах. Это птицы виноваты в том, что я больше не выхожу на улицу. Разве это справедливо? Вот если я поймаю за холодильником мышь, они говорят: «Отличная работа, Принцесса! Так держать!» Но стоит мне поймать птицу – а это, кстати, гораздо труднее, чем поймать мышь, и гораздо интереснее, особенно если вам удастся поймать её на взлёте, – но тут они только кричат: «Плохая Принцесса!» и «Что же ты наделала!». Порой они меня совершенно не ценят. Я ещё немного полизала лапы и даже немножко их погрызла, чтобы окончательно выгрызть этих птиц из головы.

В итоге я думала о птицах, птицах, птицах… Как называются те красненькие? Малиновки? Интересно, как можно понять, что им вообще надо? Однажды, когда я была на заднем дворе, который тянется от поленницы до самого яблоневого сада и вниз до речки Блекберри Крик, – только я была совсем рядом с домом, практически возле самой кормушки для птиц, когда…

Тут я услышала скрип, доносившийся из прихожей: скрип резиновых сапог по деревянному полу. Я эксперт по распознаванию звуков: вам они, может, и не слышны (да и не только они), но я способна опознать множество особенных скрипов. Чем выше и скрипучее звук – тем лучше. Этот особенный скрип был произведён каблуком от зелёных запог с красными шнурками, которые носила Хармони. Я о ней уже рассказывала? Она и Бро – двойняшки. Это мои самые любимые человеческие существа на свете. Я люблю их почти так же сильно, как саму себя. Впрочем, давайте всё-таки без безумств. Бро на самом деле зовут как-то иначе, но Хармони называет его именно так, и это прилипло. Я попыталась вспомнить, как его звали до того, как он стал Бро, но сдалась. Гораздо полезнее выгнуть спинку и с ленцой потянуться всласть. Как прекрасна я, должно быть, была в этот момент. Но вокруг никого не было. Даже Элрод стоял на коленях и пялился куда-то под нижние ветки ёлки.

Через мгновение в комнату вошла Хармони с охапкой дров. Да: у неё на ногах были рождественские сапожки – зелёные с красными шнурками. Может быть, вы считаете, что быть постоянно правым скучно, но поверьте моему опыту: это совсем не так.

– Привет, Элрод, – сказала она. – Красивая ёлка!

Элрод, который сейчас лежал под ёлкой лицом вниз так, что наружу торчали лишь его ноги, зашевелился и глухо пробубнил что-то, похожее на «пять метров, Хармони! И ты ни за что не догадаешься, как я…».

В этот момент ель начала крениться набок. Я была уже на полу, двигаясь к Хармони, чтобы немножко потереться о её ногу: просто чтобы напомнить ей обо мне. Но я не из тех, кто станет медлить, когда надвигается катастрофа. Ещё до того, как это стало бы заметно для вас – даже раньше, чем я сама заметила, что что-то не так, – я взлетела на верх пианино. Это прекрасное место, хоть там и не так уютно, как на книжном шкафу. Приятно быть такой стремительной!

Между тем Хармони, которая тоже довольно прытка по человеческим меркам, как-то успела отложить дрова и ухватилась за большую ветвь ёлки, почти вернув её в устойчивое положение.

– Уфф. Спасибо, Хармони, – сказал Элрод, вылезая снизу задом наперёд.

Я было уже подняла одну лапу и приготовилась спрыгнуть вниз к Хармони, чтобы продолжить ритуал «потрись о ноги», когда от входной двери раздался знакомый стук и грохот. Вошёл Бро, тоже с охапкой дров. Но, хотя его движения были вовсе не тихими, источником шума был всё-таки не он, а последний обитатель нашего дома. Наверное, мне надо и о нём тоже сказать.

Это был он, собственной персоной, и он был так взволнован тем, что попал в самый центр событий, что весь прям извивался самым недостойным образом, как это с ним часто бывало. Он тащил одно жалкое полено, причём совсем крохотное, которое криво торчало из его слюнявой пасти. Он явно очень гордился, что помогает. И этот странный короткий хвостик, которым он вилял так, что в глазах рябило… это уж слишком! Когда речь заходит об Артуре, можете забыть об утончённости. Впрочем, это относится к любой собаке, хоть многие из них и куда более презентабельны, чем Артур. Может, даже любая из них презентабельней. Возьмём, к примеру, его грубую шерсть: она похожа на старую твидовую куртку Элрода! А его уши? Как можно быть таким вислоухим, что твои уши чуть ли не волочатся по полу? Я уж промолчу про его нос, занимающий примерно половину…

– Нет, Артур! Стой!

Это вскрикнула Хармони. Но она опоздала. Любого хоть сколько-нибудь необычного явления – например, вид Элрода, вылезающего из-под дерева, – совершенно достаточно, чтобы привести Артура в движение. Это было так предсказуемо: Артур внезапно рванул в сторону, пролетел по маминому любимому ковру, когтями вырывая из него клочья шерсти, и затем, оторвавшись от пола всеми четырьмя лапами, прыгнул на Элрода. Из его пасти по-прежнему торчало полено. Дальше последовал ещё ряд подобных, столь характерных для Артура выходок – одна безумней другой, закономерным итогом которых стало падение ёлки на Элрода, Хармони, Бро и прекрасную хрустальную вазу, которую так ценила мама. А вот Артура она не задела: он стоял посреди хаоса и по-прежнему вилял хвостом, хоть и немного медленнее – будто у него появились сомнения. Я отметила про себя, что пучки шерсти из ковра теперь очень доступны, потом закрыла глаза и погрузилась в ту сладкую дремоту, которую прервала вся эта чехарда событий.

2

Артур

После переполоха в Большой Комнате, подробности которого почти не отразились у меня в сознании, а потом и вовсе из него улетучились, я очнулся на кухне. Это моё любимое помещение у нас дома, или в нашей гостинице, – не знаю, как правильнее сказать. Я никогда не понимал этого до конца, но, впрочем, и не особо беспокоился по этому поводу. И чего беспокоиться-то? Я остановился как вкопанный прямо посреди кухни, потому что меня внезапно пронзила невесть откуда взявшаяся странная и неприятная мысль. Возможно, вполне веская причина для беспокойства состоит в том, что всё может пойти не так, как хотелось бы. Блин-блин-блин! Понятия не имею, что значат эти слова, но так говорит Хармони.

Стоявшая у плиты Берта – это повариха, если вы ещё не в курсе, – обернулась ко мне. Берта большая, сильная, суровая и шумная немножко, пожалуй, даже пугающая, но ладить с ней очень важно. Почему? Я вспомнил не сразу, но уже в следующее мгновение меня осенило: Берта – повариха! Что может быть важнее, чем ладить с поварихой? Сейчас Берта как раз жарила сосиски. Сосиски! Это их запах привёл меня оттуда, где я был прежде, – может быть, и из Большой Комнаты.

– Эй ты, болван, – окликнула меня Берта. – Что это ты там задумал?

Я думал? Нет, ни о чём я не думал. Ну, разве что о сосиске. Мне отчаянно хотелось хотя бы одну штучку! Или несколько! Все сразу! Ну пожалуйста! Скорее! Я перевернулся на спину и прикинулся мёртвым – единственный трюк, который я сумел выучить.

– С чего это ты взял, что ты заслужил сосиску?

Я лежал на спине, подняв лапы в воздух, и изо всех сил думал. Чем я заслужил сосиску? Тем, что я их обожаю! Вот он – ответ на самый простой на свете вопрос!

– Ты вообще понимаешь, как по-идиотски выглядишь, вот так высунув из пасти свой длиннющий язык?

Ещё вопросы?! Разве я не ответил только что на предыдущий? Пожалуй, этот я проигнорирую – нечего приучаться отвечать на все дурацкие вопросы подряд.

– Ну ладно, – кивнула Берта. – Лови.

Она подцепила шкварчащую на сковороде сосиску огромной вилкой и кинула её в мою сторону. Я поймал её на лету – вы не поверите, как классно я умею ловить всякое, особенно сосиски, – и, закрутившись волчком, вылетел из комнаты, не забыв по пути проверить, достаточно ли по-волчьи выглядит при этом мой хвост. Да, вполне – строго вверх-вниз! В следующее мгновение я уже проглотил сосиску – может быть, чуть обжёгшись о горячую сторону, но привередничать не в моих правилах – и тут же помчался наверх, не имея перед собой никакой цели – просто потому, что был доволен жизнью.

«Наверх» – это туда, где у нас тут, в отеле «Блекберри хилл», останавливаются гости. Я хочу сказать – вверх по главной лестнице. Вверх по чёрной лестнице живём мы, хозяева: мама, Хармони, Бро и я. Я никого не забыл? Нет, думаю, всё.

Наверху было тихо и спокойно, что, может, и не хорошо. Раз тихо и спокойно – значит, у нас мало гостей. А мало гостей – значит, проблемы с деньгами, а из-за этого мама волнуется, и это плохо. Когда она волнуется, она останавливается и делает глубокий вдох. Последнее время она очень часто так поступает. А ещё смотрит на небо и говорит: «Артур, нам нужен снег. Думай о снеге». И я думал! Я думал о снеге-снеге-снеге изо всех сил, но с неба не упало ни единой снежинки: оно по-прежнему оставалось чистым и синим.

В общем, я в этот момент огорчился из-за мамы, но прекрасно себя чувствовал в остальном, и в таком настроении зашлёпал вдоль гостевых комнат. Все двери были закрыты, и ни из-под одной не доносился свежий человеческий запах: значит, гостей не было. Зато я учуял довольно свежий запах… как бы это назвать? Ещё одного члена семьи, которую я, кажется, не назвал, когда перечислял нас? Ну, пусть так. Я выкинул её из головы – и её острые когти, и крадущуюся походку, и полные злости странные золотые глаза – и направился в конец коридора. Дверь дальней комнаты была приоткрыта, и из неё доносился запах человеческого самца. Вполне заурядный запах – разве что от этого довольно ощутимо пахло серой. Элрод пахнет серой совсем чуть-чуть, а Бро не пахнет вовсе. Я хочу сказать, что у меня явно был повод заглянуть внутрь. Я приоткрыл дверь чуть-чуть пошире и просунул в неё голову.

Комната в конце коридора была одной из самых милых. В ней была широкая кровать, на которой я пару раз лежал, когда никто не видел – но это секрет! – и балкон с видом на гору Мисти. В комнате за столом сидел человек. Я его не знал. У этого мужчины было узкое лицо и огромный тонкий нос, похожий на небольшой топорик. Судя по всему, он изучал что-то вроде карты. Я знаю, что такое карта: у нас бывает много туристов и лыжников – надо снега-снега-снега! – и они вечно пялятся в карты. Но эта карта, кажется, была не похожа на остальные: на ней были какие-то карандашные пометки, а бумага пахла стариной. Крючконосый мужчина вытащил красную ручку и нарисовал на карте небольшой кружок, после чего сложил её и убрал в карман. Затем он подошёл к кровати, на которой лежал открытый чемодан. Порывшись в одежде, он вытащил… Что это? Пистолет? Да! Именно пистолет, довольно старый и потёртый. Осенью к нам приезжают охотники, но они привозят винтовки и ружья. Я видел охотников всего пару раз, но это было, пожалуй, даже слишком захватывающе. Но сейчас я пытаюсь сказать, что пистолетов у нас тут не водится. И разве охотничий сезон ещё не закончился? Мне казалось, Берта что-то такое говорила, а она один из лучших здешних охотников, как бы далеко ни простиралось это «здешний». Это я вам точно говорю. Так зачем этому узколицему типу понадобился пистолет? Он тем временем, немного покопавшись, открыл барабан и один за другим начал вставлять в дырочки маленькие кругляшки. Наверное, я слегка заворчал при виде этого зрелища – не громко залаял, а просто тихонечко дал понять, что Артур на страже.

Мужчина резко обернулся в мою сторону так быстро, что я, пожалуй, готов утверждать, это было самое стремительное человеческое движение, какое я когда-либо видел, почти такое же стремительное, как у кош… упс. Давайте не будем об этом. Давайте вернёмся к этому типу, который тем временем направил пистолет прямо на меня. Мне это очень не понравилось: так не понравилось, что я даже испугаться забыл.

– Вот глупая шавка! – буркнул он и опустил пистолет.

Шавка? Он назвал меня шавкой? Я слышал, что я помесь того и этого – люди по ряду причин любят обсуждать мою породу, но шавкой меня ещё никто не называл. В этот момент и на этом месте я решил, что мне не нравится этот тип. А я из тех, кому вообще-то нравятся почти все люди. Укусить его, что ли? Не сильно – просто слегка куснуть за щиколотку? Пока я колебался, он надел куртку, засунул пистолет глубоко в передний карман и сказал мне:

– Пошли.

Чтобы я с ним куда-то пошёл? Да ни в жисть! Я сел на месте, обнаружив при этом, что, хоть я и ни капельки не испугался, а всё-таки каким-то образом уже успел выйти из комнаты обратно в коридор. Мужчина вышел, запер дверь и обошёл меня. Я не тронулся с места. Может, показать ему что-нибудь? Вот уж никому не посоветую связываться со стариной Артуром. Да и не так уж я стар, по правде говоря: может, совсем недавно ещё был щенком. Я родился на ферме недалеко отсюда, и Бро однажды пришёл туда за свежими яйцами, а остальное, как говорят люди, – уже история, и нечего вспоминать детали. Такова моя версия моей родословной!

Я по-прежнему сидел в коридоре, крепко прижав зад к полу и всем своим видом показывая этому стрелку, кто тут главный. Он тем временем пересёк лестничную площадку и начал спускаться вниз, постепенно исчезая из моего поля зрения. Тут меня осенило, что у нас возникла проблема. Как я могу что-нибудь ему показать. Если его тут не будет? Я заспешил вниз по лестнице. Между прочим, вам, может, ещё расскажут – не буду говорить кто, – что Артур бегает вразвалку. Не верьте ей!

3

Принцесса

Артур вразвалку спускался по лестнице. Он торопился, а когда Артур торопится, он вихляет из стороны в сторону так быстро, что начинает пошатываться, а все части его тела словно пытаются разлететься в разные стороны. За исключением, разумеется, его куцего хвоста, который торчит строго вверх. В общем, малоприятное зрелище. Я наблюдала за этой сценой со своего любимого места: лёжа на стоявших в прихожей дедушкиных напольных часах. Оттуда мне прекрасно видны и входная дверь, и стойка регистрации, и лестница, и маленькая гостиная с камином (сейчас он не горит), и бар самообслуживания, где гостям нравится пропустить по стаканчику перед сном, и они иногда отмечают выпитые напитки в списке напротив своего имени, а порой – и не делают этого. Я наблюдаю за всем этим со своего наблюдательного пункта, и у меня есть свои методы по отношению к таким непорядочным посетителям, так что мы до них, может, ещё доберёмся. Что до посетителей, то сейчас он у нас, похоже, всего один. Это господин Лемэр, одевшийся в тёплую зимнюю куртку и расхаживающий взад-вперёд перед расположившейся за стойкой мамой.

– Здесь у нас масса прекрасных маршрутов для пешего туризма, – сказала мама, протягивая господину Лемэру рекламный проспект. – Чего бы вам хотелось?

Господин Лемэр рассеянно пролистал брошюру:

– Меня интересует старый маршрут Сококи. Но здесь я его не вижу.

Мама надела очки. Модель, которую она носит, называется «кошачий глаз», и это одна из тех вещей, которые делают маму Мамой. Взяв ещё один экземпляр рекламного проспекта, она взглянула на схему маршрутов и кивнула:

– И впрямь. Может, это из-за того, что старый маршрут Сококи не так-то просто найти. Вот на этом, – она что-то показала гостю на схеме, – маршрут Примроуз, природа там очень похожа, да и сам он…

– Меня интересует старый маршрут Сококи, – перебил её Лемэр, – и ничего больше.

Мама сняла очки и выпрямилась. Я услышала, как она постукивает по полу ногой.

– Тогда я советую нанять проводника, – сказала она.

– Отлично, – кивнул Лемэр.

– Я могу попросить Мэтти Комо, – предложила мама. – Он мой племянник, но я советую его не по этой причине, а потому, что Мэтти – лучший проводник в этой долине. А ещё он обожает археологию и, может, побольше любого знает про…

Господин Лемэр махнул рукой, словно отмахиваясь от назойливой мухи.

– Отлично. Вы можете это устроить?