Волны Русского океана

Сидевшая тише мыши экономка встрепенулась, зарделась пуще прежнего.

– Вы, Иван Ларионыч, мушшина ладный да складный, – пропела сладким голосом. – На такого хозяина молиться надобно.

– Слыхал? – подмигнул Голиков. – Давай, Иваныч, выпьем за умных женок, то бишь за баб, кои нашей жизнью управляют. Не будь их, разлюбезных, и дела наши шли бы кратно хужей, а не то и вобче бы не состоялись.

– Выпью охотно, особливо за главную нашу управительницу, за матушку-царицу.

Встали, чокнулись, выпили. Дружно взялись за пироги.

Шелихов, надкусив «носик» пирожка, заглянул внутрь, понюхал:

– О-о, никак с медвежатинкой. Люблю, грешным делом, диким мясом полакомиться. – Подлил масла топленого в «носик» и, задержав прикус, снова глянул исподлобья. – Так что скажешь, Иван Ларионыч?

– Знаю я, почто ты с Ласточкиным расплевался и ко мне прибежал. – Голиков откинулся на спинку стула и огладил бороду. – Секретную царскую экспедицию в Японию обихаживали вместе, а медаль золотую он один получил. Так ведь дело было?

– Так, – неожиданно легко согласился Шелихов. – Но разошлись мы не из-за медали. Пашка не захотел в Америку иттить, а мне на Курилах, знаешь ли, тесно. Мечтания у меня, Иван Ларионыч, – поставить, докуда дотянусь, на американском берегу фактории, стать хозяином, как Ост-Индская компания, и торговать – с Китаем, Японией, с другими южными странами, а там, глядишь, и с Европой. Чтобы корабли мои все моря-океаны бороздили! Чтобы звания «российский купец» и «российский промышленник» во всех землях уважением пользовались! Вот так!

Григорий Иванович снова, не испрашивая, налил себе пихтовой и выпил, а Иван Илларионович снова пропустил.

– Значит, «мне», «меня». «мои» – твои главные мечтания, – молвил он и глянул компаньону глаза в глаза. – А при чем тут Иван Голиков? Али хошь на чужом горбу в рай въехать?

– Так ты ж покудова молчишь. – Шелихов кинул в рот горстку клюквы мороженой и прищурился. – Скажешь «добро», и «мои» мечтания станут «наши».

– Агафья, – сказал хозяин, – ташши горячее. Что там у тебя?

– А пельмешки с дичинкой, – подхватилась экономка. – Лукерья ужо должна сварить. – Выметнулась на кухню и загремела там чем-то металлическим, завыговаривала кому-то.

Шелихов посмотрел ей вслед, опять налил себе пихтовой – уж больно духмяна, живым лесом пахнет. Иван Илларионович присоединился. Чокнулись, выпили, грибками закусили.

– Взять все промыслы в одни руки, стать хозяевами – замануха ладная, – задумчиво произнес Голиков. – Да только кто ж это допустит? Известно ж, тот же Лебедев-Ласточкин сунулся с таким прожектом туда-сюда и получил по сусалам. С чего ты взял, что нам позволят?

– Ласточкин дурочку свалял – себя выпячивал, – спокойно ответил Шелихов. – И на Америку не замахивался.

– А ты, что ль, по-иному мыслишь?

– По-иному. Мы с тобой начнем, и все мелкие компашки-однодневки будем под себя подбирать постепенно.

– А ежели не захотят?

– Будем уговаривать. А не захотят после того – вышибем с промыслов! Я сам пойду в Америку и вот этой рукой… – Шелихов сжал немалый кулак и собрался грохнуть по столу, но тут из кухни выплыла Агафья, неся на вытянутых руках, прикрытых вышитым рушником, большое глубокое блюдо с горой исходящих дурманящим паром пельменей, – и кулак промысловика разжался сам собой.

– Н-да-а, – покрутил головой Иван Илларионович. – Однако мне ндравится. Только у меня условие: племяша моего Мишку берем в учредители.

– Чтобы, в случае чего, числом меня задавить? – усмехнулся Шелихов.

– Не в обиду тебе, Иваныч, ты – мужик хваткий: палец тебе дашь – руку откусишь. А так – кака-никака гарантия…

– Да я не супротив Михал Сергеича, пущай будет. В плавание его с собой возьму. Ты-то не больно любишь по морям шастать. Ну что, тогда по рукам?

Голиков, не торопясь, разлил по чаркам перцовую медовуху, пригубил, почмокал, зажмурившись – вот зараза: пьется, как песня льется, и голова потом ясна, а ноги не держат…

– Ну не тяни, решай, Ларионыч!

– Мой пай наибольший?

– Твой – наибольший, мой – наименьший. По рукам?

– А-а, и лады! По рукам!

Так родилась Северо-Восточная американская компания, которой суждено было начать великое дело созидания Русской Америки. Ее основатели и помыслить не могли, что в этот момент с их легкой руки началось образование нового мира.

Глава 2

Ноябрь 1787 года

На чтение государственных бумаг императрица отводила два часа после завтрака и успевала за это время просмотреть всю кипу писем, прошений, докладных записок, которую каждый день подготавливал секретарь. Но сегодня кипа была отодвинута в сторону, а государыня увлеклась чтением. Перед ней лежала стопа листов, исписанных кудрявым почерком; Екатерина Алексеевна тратила на просмотр страницы не более минуты, после чего лист ложился в другую, постепенно растущую стопку. Когда в кабинет вошел статс-секретарь Безбородко, стопки уже сравнялись по толщине.

– Как почивала, матушка государыня? – Александр Андреевич благоговейно принял для поцелуя руку, протянутую императрицей небрежно, без отрыва от чтения.

– Спала, как мертвая, без задних ног, – откликнулась монархиня.

Все годы пребывания в России немецкая принцесса София Августа Фредерика Анхальт-Цербстская очень старалась быть русской и весьма в этом преуспела, однако так и не смогла избавиться от акцента и не научилась правильно пользоваться русскими пословицами. Но это отнюдь не мешало ей не только пребывать на русском троне, но и в политических спорах с Европой и Турцией представать истинно русской государыней. Да и во внутренних делах – тоже. Граф Безбородко, будучи гофмейстером императорского двора, то бишь человеком, ведавшим всем и вся, прекрасно знал слабости царицы и снисходительно к ним относился. Иногда деликатно поправлял, иногда подсказывал, но никогда не позволял себе даже скрытой усмешки над ее ошибками. И не потому, что боялся за свое положение, – императрица была женщиной веселой и смешливой и в узком кругу допускала подобные вольности, – просто граф искренне ее любил и глубоко уважал.

Вот и сейчас, наедине, он счел возможным поправить:

– Либо то, либо другое, Ваше Величество. Вместе – так не говорят.

– Ладно, Александр Андреевич, учту. Скажи лучше: ты знаешь такого сибирского зверопромышленника – Шелихова Григория?

– Слышал, – осторожно ответствовал гофмейстер. – А что тебя интересует, матушка государыня?

– Да вот читаю… Генерал-губернатор иркутский Якобий прислал «Записку» этого самого Шелихова. Как же она называется? – Екатерина выдернула из-под стопы лист и прочла с выражением: – «Российского купца именитого Рыльского гражданина Григория Шелихова первое странствование с 1783 по 1787 годы из Охотска по Восточному океану к Американским берегам». Так вот, сей купец не токмо пишет о промысле морского зверя, но и ратует за колонизацию открытых земель, присоединение их к нашей империи. Описывает климат, географию, население тех мест, сообщает об закладке постоянных поселений, крепостей, об опытах землепашества и скотоводства, о дружбе с какими-то конягами, о торговле… Представляешь, граф, он там уже школу открыл для детей этих диких американцев и учит их русскому языку. Каков молодец! «Записку» его надо издать книгой, чтобы все знали, какие в России патриоты водятся. А самого купца вызвать в столицу и наградить достойно.

– С тем я и пришел, Ваше Величество, – оживился граф. – Григорий Шелихов и его компаньон Иван Голиков находятся в столице и просят высочайшей аудиенции для представления своего прожекта об устройстве американских колоний. Прожект поддерживают иркутский генерал-губернатор и Берг-коллегия.

Чрезвычайно удивленная императрица уставилась на гофмейстера:

– Так-так-та-ак… Весьма, весьма любопытственная информация, граф. Не сочти за труд объяснить сей ангажемент?

– Не было ангажемента, матушка, – тут же стушевался Безбородко. – Полное самодействие купцов.

– Удивлюсь, если они уже не ждут в приемной, – язвительно сказала императрица, в упор глядя на гофмейстера. – Али не так?

– Поражен твоей проницательностью, государыня, – развел руками тот. – Истинно так.

– Во-от, – смеясь, погрозила пальцем Екатерина. – От меня ничего не скроешь. Ладно, зови. Приму вне очереди. Хотя… погоди, – остановила она двинувшегося к дверям статс-секретаря и взяла другой лист. – Якобий пишет, что купцы на обследование Алеутских островов потратили двести пятьдесят тысяч рублей и надо бы их вернуть из казны…

– Точно так, Ваше Величество, – поклонился Безбородко. – Коммерц-коллегия с этим согласна.