Амур. Лицом к лицу. Братья навек

Артузов улыбнулся уголками губ и снова посерьёзнел:

– Задание опасное, смертельно опасное. Один неверный шаг… – он не закончил фразу, на мгновение задержался и произнёс сурово, со скрытой печалью: – Мы не сможем помочь.

Сказал и пронизывающе взглянул на Сяосуна, ожидая ответа. И мгновенно получил его:

– Сам упал – сам и выкарабкивайся, не стоит опираться на других. Так говорят у нас в народе. Пословица.

– Пословица – это хорошо. – Артузов достал портсигар, вынул папиросу, предложил Сяосуну, тот отказался. Артузов размял патрончик с табаком, чиркнул спичкой, и по кабинету поплыл ароматный дымок. Артузов затянулся пару раз, положил папиросу на край пепельницы и снова обратился к Сяосуну – лицом к лицу: – Вы не боитесь смерти? Ответьте своими словами, без пословиц.

– Кто-то из умных людей сказал: только дурак не боится смерти. Я себя к дуракам не причисляю. Но хотел бы спросить…

Артузов кивнул, разрешая.

– Почему именно я? В ОГПУ есть и другие китайцы. Думаю, опытнее меня.

– Для задания лучше всех подходите вы. Не удивляйтесь, что я не сразу сказал, какое именно задание. Наш разговор убедил меня в правильности выбора. Суть в следующем. Нам нужен свой человек в ближайшем окружении известного вам маршала Чжан Цзолиня, который получил титул генералиссимуса и фактически стал президентом Китайской республики. Советский Союз пытался установить с ним добрососедские отношения, однако Чжан Цзолинь, конечно, не без влияния японцев, занял откровенно враждебную позицию и резко усилил действия на отчуждение Китайско-Восточной железной дороги в свою пользу. Думаю, о важности КВЖД для обороны СССР на Дальнем Востоке говорить не стоит. – Сяосун наклонил голову в знак согласия, хотя Артузов его не требовал. – Судя по вашему досье, вы некогда дружны близки с Чжан Цзолинем, и вам будет проще к нему приблизиться. Надо попытаться, во-первых, рассорить маршала с японцами или, на худой конец, отдалить их друг от друга, во-вторых, склонить его к мирному сосуществованию с нами. Если не получится ни то, ни другое, маршала придётся устранить. Сложность задачи понятна?

– Так точно.

– Подумайте. Если это вам категорически не по силам, откажитесь сейчас. Я уже сказал, что в случае провала мы ничем помочь не сможем.

– Я уже подумал.

– Хорошо. Связь держите через городскую почту Харбина. Вы отправляете ваши сообщения в Пекин до востребования господину Паоло Грозовски… Запишите.

– Я запомню.

– Хорошо. Вы получаете до востребования – от кого?

– От моей жены, Ван Фэнсянь. На моё имя – Ван Сяосуна. Так проще. Я и к маршалу явлюсь под своим именем. Ничего выдумывать не надо.

Вот и получилось, что через три дня Сяосун оказался в одноместном купе прямого вагона «Москва-Пекин», а теперь лежал в раздумьях о своём жизненном пути, возможно, каким-то образом отразившемся в кошмарном сне. О дороге в тысячу ли, на которую шагнул, решив посвятить себя борьбе за единство и величие Китая. Еще не научился ходить, а уже хочешь бегать[10 - Еще не научился ходить, а уже хочет бегать – китайская пословица.], с усмешкой подумал он о себе.

Хорошо, Троцкий и Сталин – два тигра в одном лесу. Он своего выбрал. А кто такие тигр и дракон из сна? Может, как-то связаны с его заданием, а может, нет. В прошлом таких схваток не наблюдал – возможно, всё в будущем? Возможно… возможно…

Он снова заснул, теперь уже спокойно, расслабленно. Приснились Фэнсянь и дети – о боги, как они выросли! Шаогуну уже двенадцать, Юнь – восемь, Юйинь – шесть! Растут без отца, и Фэнсянь, милая, славная, терпит его отсутствие. Но что делать – не создан он для семейной жизни, как и побратим его Чаншунь. Тот ведь тоже где-то воюет.

5

Чаншунь приехал неожиданно, к великой радости детей. Госян в этот день исполнялось семнадцать лет, и приезд отца стал для неё лучшим подарком. На праздничный обед пришли Сяопин с Мэйлань и Ваграновы – Семён Иванович, которому уже стукнуло 73, и Лиза, красивая 22-летняя девушка. Мария Ефимовна до праздничного события своей любимицы не дожила, в 1923-м ушла в мир иной. Сяопин и Мэйлань работали учителями: Сяопин в китайской гимназии, а Мэйлань в русской школе преподавали китайский язык. Они получили небольшую служебную квартирку в Старом Харбине и теперь ожидали прибавления семейства: Мэй была на пятом месяце беременности.

Цзинь на обед опоздала: в Управлении КВЖД снова случился переполох. На этот раз маршал Чжан Цзолинь, взявший власть в Пекине, потребовал передать Китаю все морские и речные суда компании, а вслед за тем было объявлено о закрытии Учебного отдела. Начиная с 1920 года, когда Китай сделал первую попытку захватить управление дорогой, русских начали методично выдавливать из Китая. Уже тогда их лишили экстерриториальности, что означало конец «Счастливой Хорватии», как называли зону отчуждения КВЖД, которой управлял генерал Хорват, то есть русские стали подвластны китайскому суду и полиции. Они ещё оставались на ответственных постах, но уже в значительно меньшем количестве. По Мукденскому 1924 года договору СССР и Китая о совместном управлении КВЖД на дороге могли работать лишь советские и китайские граждане, поэтому большинство русских поспешили получить советские паспорта. Большинство, но далеко не все: сотни сотрудников с белогвардейским прошлым предпочли уволиться. Их место занимали китайцы, часто не знающие, что делать и не умеющие работать. Это, конечно, лихорадило Управление, да и всех служащих дороги.

Цзинь за себя можно было не беспокоиться – её ценили как специалиста по русско-китайским отношениям, но она волновалась за советских сотрудниц своего отдела и при возникновении угрозы увольнения кого-либо из них защищала «своих» до последнего. И в день рождения Госян она весь день сражалась за молодую сотрудницу, русскую, с отличием закончившую курсы китайского языка, прекрасно говорившую на английском и немецком, которую требовал уволить секретарь Управления Ван Чанпин. У него была своя кандидатура, с которой, как подозревала Цзинь, у секретаря были «особые отношения». Цзинь дошла до нового управляющего дорогой и добилась, чтобы девушка осталась в отделе.

Застолье было в самом разгаре, и Цзинь встретили радостными возгласами, главными из которых были:

– Мама! Мама приехала! Мы снова все вместе!

Чаншунь и Цзинь обнялись и расцеловались, как муж и жена, давно не видевшие друг друга. Они и вправду почти два года были в разлуке: Чаншунь учился в военной академии Вампу, созданной Гоминьданом при непосредственном участии советских советников. Политкомиссаром там был коммунист Чжоу Эньлай, а начальником академии Сунь Ятсен назначил своего любимца Чан Кайши, который, как и обещал Чаншуню, включил его в состав первых слушателей. Теперь, по окончании курса, Чаншунь получил аттестат полковника Национально-революционной армии Гоминьдана на законных основаниях и, не скрывая, очень этим гордился. Дети и гости с восхищением разглядывали документ с золотым тиснением.

– Скажи нам, дорогой Чаншунь, – с некоторой долей ехидства поинтересовался старый Вагранов, – как ты умудрился пробраться сюда мимо чжанцзолиневской охранки? Маршал не очень-то любит Гоминьдан.

Чаншунь усмехнулся, а в голосе проскользнула нотка превосходства:

– Дорогой Семён Иванович, я предъявлял пропуск, подходящий для любого контроля, – и под общий смех показал серебряный китайский доллар.

– Папа, скажи лучше, как ты сумел вырваться на праздник Госян в то время, как начался Великий Северный поход? – это уже Сяопин «подколол» отца. Он, кстати, начал называть Чаншуня папой уже на второй или третий день после его появления в их доме. – Тебя отпустили или ты в «самоволке»?

– А что такое Великий Северный поход? – спросила Лиза и покраснела. – Простите моё невежество.

– Папа лучше скажет, – Сяопин, как бы извиняясь за свой выпад, приобнял Чаншуня за плечи.

– Это поход Национально-революционной армии Гоминьдана из Гуандуна в соседние северные провинции с целью объединения Китая под властью Национального правительства. Он был задуман лично Сунь Ятсеном и разработан генералом Чан Кайши, – пояснил Чаншунь дидактическим тоном и тут же добавил, для Сяопина: – А я получил недельный отпуск за золотой аттестат.

– Ну вот, всё ясно, – сказала Госян и показала брату язык: что, мол, слопал? – Давайте потанцуем, а то у нас не день рождения, а какое-то собрание.

– Потанцуем, потанцуем, – захлопал в ладоши самый младший, Цюшэ. Ему исполнилось двенадцать лет, но ростом он был уже выше Цзинь, и ему хотелось, чтобы его воспринимали как взрослого. – Я танцую… – он поискал глазами и просиял: – с Мэй!

– Ты решил увести у меня жену? – грозно начал Сяопин. – Брат называется!

– А что, тебе одному можно любить таких красавиц?! – не остался в долгу Цюшэ.

– Вот родится сын или дочь – сам будешь воспитывать.

Пока братья перешучивались, а Мэйлань над ними смеялась, Чаншунь и Цзинь передвинули стол, освобождая пространство, Лиза убрала в стороны стулья, Госян достала патефон и пластинки. Семён Иванович взялся заведовать музыкой, то есть накручивать ручку патефона и ставить пластинки.

– Что желает молодёжь? – спросил он первым делом. – Вальс, танго, фокстрот?

– Варсити дрэг, – заявил Цюшэ.

– Что-о?! – удивился Сяопин. – Ты знаешь варсити дрэг?!

– Ну, тогда чарльстон, – увильнул от ответа младший брат.

– Ни варсити дрэг, ни чарльстон нам пока нельзя, – уже спокойней сказал Сяопин, обнимая за плечи Мэйлань.

– Да и пластинки такой нет, – перебирая диски, пробормотал Семён Иванович. – Танцуйте фокстрот. Вот, к примеру, «Бублики». Поёт Леонид Утёсов.

– Кто это?! – удивился Цюшэ.

– Это молодой, но уже известный джазовый певец из Советского Союза, – неожиданно, даже с некоторым вызовом, заявила Лиза.

– Лиза, ты говоришь таким тоном, будто мы против Советского Союза, – уменьшил её горячность Сяопин. – Это не так.

А из патефона уже залихватски звучал баритон:

…Горячи бублики
Для нашей публики,