Амур. Лицом к лицу. Выше неба не будешь

– В Цинской империи сын сапожника не мог дослужиться до майора. – Краснощёков испытующе взглянул на молодого китайца. – Просто по определению.

Но Сяосун не смутился:

– Я служил после Синьхайской революции. Тогда можно было быстро продвинуться.

– Хорошо. А какова причина увольнения?

– Понял, что армия Китайской республики служит богатеям и продажным политикам. Мне ближе российская революция. Поэтому я вернулся в Россию. Я родился в Благовещенске.

– А-а, всё понятно. И твой русский язык – тоже. Извини, товарищ Ван, за этот допрос.

– Я понимаю. Чтобы доверять, надо знать.

– Вот именно. Ты меня убедил. Однако мы отвлеклись. Какова скорость мотодрезины? – спросил Краснощёков Черныха и пояснил: – На случай, вдруг бандиты окажутся конные.

– Наверняка конные, – подтвердил Павел. – А что касательно скорости дрезины – всё едино быстрей лошади. Без прицепа вёрст сорок в час, с прицепом… – он задумался, проворачивая в уме сложную задачу.

– Чуть поменьше, – пришёл на выручку Сяосун, – но всё равно достаточно.

– Отлично! А охрану обеспечите вы, товарищ Ван. Это будет первое задание вашей части особого назначения.

Через час по благовещенской ветке резво покатил крохотный поезд: мотодрезиной управлял личный шофёр председателя Далькрайкома Михаил Воеводин, рядом с ним восседал Краснощёков; на площадке прицепа поставили пять табуреток, четыре заняли китайские бойцы с винтовками, на пятой – в центре площадки – установили колесо в качестве турели, а на колесе – ружьё-пулемёт «льюис» (нашлось в совнаркомовском эшелоне, даже с запасными магазинами). За него на патронном ящике уселся сам Сяосун.

До станции Среднебелой всё шло, как по маслу. Дорога почти прямиком бежала по желтеющей пшеничными полями равнине, кое-где украшенной ярко-зелёными островками мелколесья и кустарников. За Среднебелой островки стали объединяться в рощи и подступать к полотну, и это не могло не вселять тревогу.

Сяосун приказал своим подчинённым быть настороже, а сам проверил все детали пулемёта, в первую очередь турель. Вроде бы всё в порядке, но он своим чутьём, необычайно обострившимся во время пребывания в рядах хунхузов, явно ощущал нараставшую угрозу. Когда за селом Берёзовка – это где-то на шестидесятом километре – дорога нырнула в настоящий лес, его словно ударили по голове: здесь! сейчас!

– Ложись! – скомандовал Сяосун. – Оружие к бою!

Китайцам дважды приказывать необходимости не было: они тут же распластались на площадке, выставив стволы винтовок в разные стороны.

Шофёр и Краснощёков за треском мотора команду плохо расслышали, начали оглядываться на прицеп, в этот момент из-за стволов деревьев вразнобой ударили выстрелы, и они тоже мгновенно очутились на полу дрезины, под слабой защитой сидений и ограждения. У Краснощёкова был маузер, но он, казалось, забыл о его существовании и, сидя на коленях, опустился ничком, прикрывая руками голову. Шофёр нажимал руками педали управления, стараясь повысить скорость мотодрезины, но она и так была на пределе.

Охранники, стерегущие левую сторону, спокойно и деловито стреляли из винтовок. Правосторонние следили за зарослями, держа их под прицелом. Сяосун, присев за пулемётной табуреткой, дал веером очередь по уровню человеческого роста, услышал вскрик – значит, хотя бы в одного попал – и прекратил огонь. Но не из-за попадания – в прогале меж деревьями он вдруг увидел голову кого-то из нападавших и неприятно удивился, потому что знал рыжий чуб и чёрную повязку на правом глазу.

Иван! Саяпин, дьявол его побери! Связался с беляками!

Засада осталась далеко позади. Шофёр и Краснощёков снова заняли свои места. Китайские бойцы сели на табуретки, обменивались впечатлениями о кратковременном бое. Колёса негромко постукивали на стыках рельсов, под их перестук Сяопин думал о своём старом друге-побратиме.

Видимо, допекло тебя, друг мой, вынужденное бегство на чужой берег. Да оно и понятно: без денег, без работы – а какую работу можно найти городовому казаку, который только и умеет воевать? Семью-то кормить надо! Ну, ладно, Кузе уже шестнадцать лет, может, возьмёт какой-нибудь лавочник на побегушки, а Настю с малышом – наверняка ведь уже родила! – куда определишь? Вот, выходит, и связался опять с Гамовым, с белыми! Илья докладывал, что там организовали Союз амурских казаков, уж, конечно, не для джигитовок и застолий. И засада эта, скорее всего, – начало новых военных действий в Амурской области. Гражданская война, о которой говорил полковник Кавасима.

Неизвестно, сколько бы ещё размышлял Сяосун о сложностях российской революции и перипетиях человеческой судьбы, но их маленький поезд пересёк Зею, а на станции Белогорье Краснощёкову вздумалось остановиться и заглянуть на телеграф, нет ли новостей. Оказалось, Далькрайком уже полмесяца не получал телеграмм – ни указаний из центра, ни ответов на свои донесения. Где-то на участке от Бочкарёва до Хабаровска была оборвана связь.

Сяосун пошёл с ним. Он ждал, что председатель что-нибудь скажет о происшествии, как-то оценит их действия, но тот был замкнут и, похоже, раздражён. Он стыдится своего поведения, догадался Сяосун, имеет маузер, но от страха забыл о нём и теперь не знает, как себя вести. Конечно, можно сказать, что в его страхе ничего особенного нет, только дурак не боится получить пулю, но вдруг это утешение озлобит его ещё сильнее? Навлекать на себя немилость начальства не входило в планы Сяосуна. Пожалуй, лучше делать вид, что ничего не произошло, а то, что произошло – в порядке вещей.

– Какие были телеграммы за последние две недели? – спросил Краснощёков телеграфиста, тщедушного человека лет тридцати.

– Я не имею права… – начал было телеграфист, но Сяосун бесцеремонно оборвал его:

– Перед тобой глава советской власти всего Дальнего Востока, так что выкладывай, что спрашивают.

– Всего три телеграммы. Одна из Читы, про ограбление Читинского банка и Горного управления. Грабила банда некого Пережогина. Взяли две с лишним тонны золота, четыре тонны серебра и несколько миллионов бумажных денег.

– Банду повязали? – спросил Краснощёков.

– Скрылась.

– Какие другие телеграммы?

– Со станции Урульга. Там прошла конференция советских работников, военных, профсоюзов. Двадцать седьмого августа атаман Семёнов взял Читу, а конференция была двадцать восьмого. Призвали Советы переходить к партизанской войне. А ещё прислали список каких-то лиц, которых следует арестовать.

– Покажите список.

– Пожалуйста, – телеграфист протянул моток телеграфной ленты.

Краснощёков нашёл начало и стал читать, разматывая ленту. Сяосун краем глаза видел текст: десяток незнакомых фамилий, но последней стояла – Пережогин, а она уже упоминалась.

Телеграфист словно почувствовал его заинтересованность.

– Говорят, Пережогин несколько дней назад прибыл в Благовещенск, – сказал он. – Гуляют, расплачиваются золотом, причём рубят его шашками на куски. А в лавках и магазинах много чего реквизируют. И не вздумай сопротивляться – могут пристрелить.

– Это кто ж такие страсти рассказывает? – с явной иронией спросил Краснощёков.

Телеграфист иронию уловил, ответил с обидой:

– Дядька мой вчера приехал. Самого едва не убили. Только тем и спасся, что с ними за анархию выпил.

– И не один раз, – добавил с усмешкой Сяосун.

– Жить захочешь – бочку выпьешь.

– Оставим досужие разговоры, – оборвал Краснощёков. – А что, в Благовещенске у советской власти не хватает сил справиться с бандитами? Позовите вашего дядьку, я хочу услышать от него, какая в городе ситуация.

Дядька, плохо проспавшийся после перепоя, через пень-колоду повторил слова племянника, а насчёт сил советской власти заявил, что она пытается урезонить Пережогина и даже единожды арестовала его, но тут же выпустила. Причём в его похмельном заявлении прозвучал почти нескрываемый восторг:

– Да и попробуйте заарестуйте такого бугая! Ростом в сажень, на поясе гранаты, за поясом револьверы, в руках – дубинка, которой он направо и налево плюхи отвешивает… И охрана кругом, в рваных тельняшках, все в пулемётных лентах с маузерами на боку… Ну, Мухин, конечно, милицию поднял, красногвардейцев, а банда на вокзале окопалась, отстреливается…

Больше из дядьки выжать ничего не удалось. Телеграфист сказал: ежели б ему поднесли стаканчик на опохмелку, он бы всё выложил, как на духу, но у Краснощёкова чудодейственного элексира не было, пришлось довольствоваться полученной информацией.

– Что делать? Какие будут предложения? – спросил председатель у Сяосуна, но заодно и у телеграфиста.

У племянника предложений конечно же не нашлось, а начальник охраны сказал:

– Надо переставить местами мотодрезину и платформу охраны и на полной скорости идти к вокзалу. Банда с тыла нападения не ждёт, используем эффект неожиданности.

– Верно мыслишь, майор. А с этими что делать? – кивнул Краснощёков на дядьку и племянника. – Вдруг позарятся на золото и телеграфируют банде, что мы идём на помощь Мухину?

– Запереть в каком-нибудь амбаре, а местному населению запретить их освобождать по крайней мере сутки.