Три лица Януса

– Indians summer?

– Yes.

– I like too[3 - – Мне нравится это время года.– Индейское лето?– Да.– Мне тоже (англ.).«Индейское лето» – американское выражение, соответствующее нашему «Бабье лето».].

…Полчаса назад голубовато-серый «Линкольн» миновал предместье американской столицы, развил скорость семьдесят миль в час, пересек окружную дорогу, свернул на узкий асфальтированный проселок и вскоре остановился. С двух сторон машину теснили красные, в осенней листве, деревья. Солнечные лучи ударялись о ветви столетних вязов и кленов, дробились на тысячи длинных горячих искр и усиливали впечатление пожара, охватившего лес.

Два человека, оба средних лет, в твидовых костюмах, с неприкрытыми головами, стояли у отдыхавшего «Линкольна».

– Чертовски красиво, Джимми, – сказал наконец один. – Я рад, что снова вижу все это.

– Знал, что тебе будет приятно, Эл. Потому и привез сюда для разговора. Надоело просиживать стул в кабинете. Итак?

– Сработано все было чисто. Сам готовил и проводил операцию. Нашему человеку в Кёнигсберге Зероу больше не страшен. Ведь он, этот нынешний труп в Женеве, был единственным, кто знал Ирокеза в лицо, и мог провалить его, стремясь выслужиться перед новым начальством. Хоть мы и успели перевербовать Зероу, но веры в него до конца не было ни у меня, ни у тебя, Джимми. Но теперь Ирокез может спокойно работать в Кёнигсберге. Что же, вовремя исправили наш просчет. Но ты бы посмотрел, какая физиономия была у типа, что пришел на явку к Зероу! Я наблюдал эту комедию из фамильного склепа какого-то часовщика. Пленки проявлены, негативы отменные. Сдать в отдел?

– Давай сюда. Что еще?

В Швейцарии немцы упорно подсылают своих людей к нашим парням. На всякий случай я разрешил завязать ни к чему не обязывающие контакты.

– Молодец, Элвис! Это именно то, что сейчас всем нам так нужно. Можешь рассчитывать на особую благодарность дяди Билла.

– А на премию?

– Разумеется. Ну, остальное в письменном докладе. И готовься к отъезду.

– Слушай, Джимми, я буду жаловаться в профсоюз! Гм, его у нас нет, а надо бы создать… Тогда надежнее станет фирма. Послушай, Джимми, я хочу подышать американским воздухом! Слышишь, Джимми, американским воздухом!..

– Однако ты становишься сентиментальным, Элвис. Но хороший патриотизм и доллары – отличное сочетание. Ты будешь дышать в старой доброй Америке ровно сорок восемь часов после сдачи доклада и всех материалов. И потом… Мы снимаем тебя со Швейцарии, Эл. Дела передашь… Впрочем, об этом дома. Ты полетишь в Москву, Элвис Холидей.

Глава третья. Оборотни рождаются ночью

1

– Вы у нас недавно, гауптман?

– Так точно, экселенц, с начала августа. Прибыл из Рейнской области. Инженер по вооружению одного из заводов Круппа. Подготовку проходил в…

– Достаточно, фон Шлиден. Мне все известно о вас. Подойдите поближе.

Генерал от инфантерии Отто фон Ляш, командующий Первым военным округом Восточной Пруссии, подтянутый, выше среднего роста, начинающий полнеть, но умело скрывающий это мужчина, мягко ступая по ковру, вернулся к столу и взял в руки пакет, запечатанный сургучом.

– Гауптман фон Шлиден! Я поручаю вам сугубо секретное задание. Вам известно, что русские стоят на границе. Месяц-другой, и они, возможно, будут на нашей территории. Мы с вами солдаты и потому должны трезво оценивать обстановку… По приказу рейхсфюрера Гиммлера в оставляемых нами районах должны быть созданы группы «вервольф». Это будут особые подразделения, если хотите, наши немецкие партизаны. Сейчас формированием «вервольф» занимаются господа из СД, гестапо, партии и гитлерюгенд. Вермахту приказано оказать им всякое содействие и, в частности, выделить необходимое оружие и боеприпасы. Вы, гауптман, старший офицер отдела вооружения и потому сделаете это лучше других.

Ляш протянул фон Шлидену пакет.

– Здесь ваши полномочия, инструкции, списки частей, у которых возьмете оружие. Поступаете в распоряжение оберштурмбаннфюрера Хорста. Это офицер для особых поручений при восточно-прусском начальнике СД. Отправляйтесь немедленно. Хорст ждет в гестапо. У вас есть машина?

– В ремонте, экселенц…

– Возьмите одну из моих.

Он позвонил и сказал вошедшему адъютанту:

– Распорядитесь, Фридрих: машину гауптману. Идите, фон Шлиден.

– Хайлитль!

2

Машина мягко тронулась с места, вывалилась за ворота штаба и, набирая скорость, понеслась через Альтштадт.

Центральная часть Кёнигсберга, превращенная в развалины летними бомбардировками, подавляла обезображенными стенами домов, слепыми окнами и красной кирпичной пылью, словно кровавыми пятнами покрывавшей землю. Вернер фон Шлиден, прибывший в самый разгар бомбардировочного сезона, на себе испытал, что такое тысяча самолетов, которые утюжат небо, по нескольку раз заходя на смертоносный курс.

«Летающие крепости» янки и томми обычно летели на большой высоте, стремясь уйти от огня зенитных батарей. Они летели строем ромба, в каждом из которых было до полусотни огромных машин. За одной эскадрильей шла вторая, третья, четвертая… Однажды Вернер фон Шлиден насчитал двадцать «летающих ромбов».

Бомбы самолеты сбрасывали все разом, когда эскадрилья оказывалась над указанным для бомбометания квадратом. Взрывались они, бомбы, тоже почти одновременно – эффект был ужасающим… Это был один гигантский и как бы растянутый во времени взрыв, после которого вместо городских кварталов возникали пустыри, заваленные битым кирпичом.

Уходили «летающие крепости», и растерзанная земля покрывалась серебристыми полосками из станиоля. Их сбрасывали самолеты, чтобы создавать помехи на экранах радиолокаторов противовоздушной обороны Кёнигсберга. Порой вместе с бомбами на головы жителей столицы Восточной Пруссии падали и подвесные баки из-под запасного горючего, которые английские и американские летчики сбрасывали на землю, израсходовав топливо в них и перейдя на основные запасы…

Сейчас Кёнигсберг получил передышку. Второй фронт застрял в Бельгии. Союзникам было не до Восточной Пруссии, а русские город сейчас беспокоили редко. «Затишье перед бурей», – мрачно говорили товарищи Вернера. Сам Вернер фон Шлиден отмалчивался и лишь иногда таинственно намекал на главный шанс фюрера, который повернет ход событий.

Улицы, заваленные обломками разрушенных зданий, давно уже расчистили, и черный «Мерседес» быстро добрался до площади. Обогнув площадь перед Нордбанхофом[4 - Нордбанхоф – Северный вокзал в Кёнигсберге.], машина повернула в проулок между канареечного цвета зданием криминальной полиции и угрюмой громадой судебных учреждений Восточной Пруссии. Через сотню метров Ганс, здоровенный детина – шофер, ефрейтор из личной охраны командующего округом, резко затормозил у здания Управления имперской безопасности.

– Поедем во двор, господин гауптман?

– Не стоит, Ганс, ждите меня здесь.

Фон Шлиден открыл дверцу, подхватил с сиденья сумку с пакетом и шагнул к подъезду. Навстречу ему шел длинный унтерштурмфюрер[5 - Унтерштурмфюрер – эсэсовское звание, соответствующее армейскому «лейтенант».] в фуражке с высоченной тульей.

– Гауптман фон Шлиден? – отрывисто спросил он. – Идемте за мной.

Они прошли подъезд с автоматчиками у входа, миновали темный вестибюль, поднялись на второй этаж и долго шли длинными коридорами, заполненными эсэсовскими офицерами в черных мундирах и сотрудниками гестапо в штатских костюмах.

У одной из дверей, обитой черной клеенкой, офицер, сопровождающий гауптмана, знаком предложил Вернеру фон Шлидену остановиться.

– Входите, гауптман, – сказал он.

За дверью была маленькая приемная с двумя узкими диванчиками и небольшой конторкой, за которой у пишущей машинки сидела молодая женщина в форме шарфюрера СС.

– Оберштурмбаннфюрер у себя? – обратился к ней унтерштурмфюрер.

Она молча повернула голову в сторону двери и пожала плечами.

Унтерштурмфюрер приоткрыл дверь, потом распахнул ее шире и пригласил фон Шлидена войти.

Тот прошел вперед, остановился, щелкнув каблуками и выбросил в приветственном жесте руку.

– Входите, входите, гауптман…