Оценить:
 Рейтинг: 0

Энциклопедия внутренних путешествий. Путь психонавта

Год написания книги
2018
Теги
<< 1 2 3 4 5 6 >>
На страницу:
4 из 6
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
Научный интерес к психоделическим растениям

По сравнению с тысячелетиями употребления психоделических растений и веществ людьми в религиозных и медицинских целях период научного интереса к ним относительно непродолжителен. Эра научных исследований психоделиков началась на рубеже XX столетия с выделения Артуром Хеффтером мескалина, активного компонента пейотля. За этим последовало три десятилетия экспериментов с этим веществом, завершившихся публикацией книги «Meskalin Rausch» Куртом Беринжером (Beringer, 1927). Удивительно, что на протяжении этого периода экспериментов исследователи не сумели обнаружить и описать терапевтический потенциал мескалина и его способность вызывать мистические переживания. Они сделали вывод, что данное вещество вызывает токсический психоз, и главным образом сосредоточились на его замечательном воздействии на чувственное восприятие и художественное творчество.

Артур Хеффтер, немецкий химик, выделивший мескалин, действующее вещество пейотля.

Активный алкалоид был извлечен из Tabernanthe iboga в 1901 году Добовским и Ландрином и назван ибогаином. С 1930-х по 1960-е годы ибогаин продавался во Франции в форме препарата Lambar?ne, экстракта растения Tabernanthe manii, и продвигался как умственный и физический стимулятор; он исчез с рынка в 1966 году. Активные алкалоиды также извлекались из Peganum harmala, Banisteria caapi и гармалина (имевшего названия банистерин, ягеин, телепатин). Активные вещества в секреции жабы Bufo alvarius были идентифицированы как производные триптамина диметилтриптамин (ДМТ) и 5-метокси-ДМТ; психоделические свойства буфотеина (5-метокси-ДМТ) остались неопределенными. Те же триптамины оказались действующим веществом карибских психоделических смесей.

Альберт Хофманн и золотой век психонавтики

Золотой век психонавтики начался, когда Альберт Хофманн синтезировал алкалоид спорыньи ЛСД-25 и обнаружил его психоделический эффект. Это открытие обычно описывается как случайное, но все было немного сложнее. Сам Альберт Хофманн предпочитал называть его «счастливым случаем Серендипа». Это слово пришло из старой персидской сказки «Три принца из Серендипа» (Шриланка) – истории о трех братьях, которые путешествуют вместе и обнаруживают, по воле случая и благодаря смекалке, особенности потерявшегося верблюда. По некоторым едва заметным признакам им удается заключить, что верблюд, идущий перед ними по дороге, имеет всего один глаз, у него нет зуба, он хромой и везет на себе беременную женщину, на одном боку у него мед, а на другом – сливочное масло. Альберт Хофманн впервые синтезировал ЛСД-25 в 1938 году как двадцать пятое вещество в ряде производных лизергиновой кислоты, основного компонента алкалоидов спорыньи. Название этой кислоты отражает тот факт, что она производится путем растворения (греч. lysis) спорыньи. Соединения спорыньи используются в медицине для остановки гинекологических кровотечений, облегчения болей при мигрени и для улучшения кровоснабжения головного мозга у возрастных пациентов. Так что ЛСД-25 – это то яблоко, что упало далеко от яблони.

Следуя заведенному порядку, Альберт отправил образец в фармакологический отдел для анализа. Ответ из лаборатории не внушал оптимизма. В нем ЛСД-25 описывался как вещество, не представляющее особого интереса и не заслуживающее дальнейших исследований. В последующие годы Альберт продолжал синтезировать различные производные лизергиновой кислоты, но почему-то ЛСД-25 не выходил у него из головы. Он не мог избавиться от докучливого чувства, что сотрудники лаборатории упустили что-то важное. Он еще раз перечитал лабораторный отчет и обнаружил, что у некоторых мышей после введения дозы ЛСД-25 обнаружилось психомоторное возбуждение. Он пришел к выводу, что благодаря структурному сходству с никетамидом, стимулятором центральной нервной системы, возможно, будет интересно испытать его как потенциальный аналептик. Наконец, в 1943 году, это ощущение так обострилось, что он решил синтезировать еще одну порцию ЛСД и протестировать его. Но какие бы изощренные испытания ни проводились, эксперименты с животными никак бы не позволили обнаружить психоделические свойства этого вещества. Вот тут-то произошло одно замечательное событие.

Альберт Хофманн с моделью молекулы ЛСД-25.

Альберт, занимаясь синтезом, начал ощущать что-то странное: накатили какие-то волны эмоций, появились странные цвета, а восприятие окружающего пространства претерпело существенные изменения. Вначале он опасался, что у него возникло психотическое состояние, но, когда он через два с половиной часа вернулся в норму, он пришел к выводу, что интоксикация могла быть вызвана веществом, с которым он работал. Через три дня он решил проверить эту мысль и поставить на себе эксперимент. Он приготовился к работе на предстоящий день и принял малую дозу ЛСД-25. Будучи, по его собственным словам, весьма консервативным, он принял мизерную, по его представлениям, дозу в 250 микрограмм, это лишь 25 % дозы алкалоидов спорыньи, которую обычно принимают.

Естественно, он не мог подозревать о невероятной психоактивной силе созданного им вещества. Позднее, когда мы применяли ЛСД-25 в терапевтических целях, 250 мкг считалось дозой, которая требовала несколько часов подготовки, особой обстановки, желательно двух ситтеров – мужчину и женщину – и наблюдение за подопытным в течение 6–8 часов. Наши клиенты проводили ночь в учреждении, утром мы с ними проводили беседу перед тем, как они возвращались домой. Альберт принял эту дозу невзначай, намереваясь работать в обычном режиме и закрывать глаза каждые 2 часа, чтобы проверить эффект.

Через сорок пять минут вещество подействовало. В этот раз оно оказалось несравненно сильнее. Альберт прекратил работу и попросил своего ассистента проводить его домой, но это было военное время и передвижение на автотранспорте было ограничено, поэтому многие в Базеле передвигались на велосипедах. Описание Альбертом своей велосипедной прогулки по улицам Базеля стало легендарным – ему казалось, что эта прогулка никогда не закончится (Hofmann, 2005). Когда они наконец добрались до дома, Альберт был в очень плохом состоянии. Он заподозрил свою соседку в колдовстве и намерении убить его. Ему казалось, что он умирает, и он попросил ассистента вызвать врача. К тому времени, когда прибыл врач, ситуация изменилась. Альберт заново пережил свое рождение и чувствовал себя словно новорожденный.

Он написал отчет об этом необычайном эксперименте своему руководителю Уолтеру Строллу. И получилось так, что сын доктора Стролла, психиатр по образованию, согласился провести пилотное исследование с этим очаровательным новым веществом. Эксперимент с ЛСД-25 проводился в группе обычных испытуемых и группе пациентов с психиатрическим диагнозом. В 1947 году он опубликовал статью об этом исследовании, озаглавив ее «ЛСД-25 – удивительная спорынья». После публикации этой статьи эта новая полусинтетическая производная спорыньи стала мгновенной сенсацией в научном мире.

Вообще мало кому известно, что сенсацию произвел не сам психоделический эффект ЛСД. Антропологам и историкам давно было известно, что во многих древних и племенных культурах растения с психоделическими свойствами применялись в ритуальных, духовных и целительских целях. К тому времени, когда Альберт сделал свое открытие, химики уже выделили активное вещество из некоторых подобных растений. Сенсационным оказалась сила воздействия ЛСД-25; оно эффективно в крошечных дозах – миллионных частей грамма, микрограмм. Возьмем для сравнения мескалин, которого для хорошей сессии требуется около 100 мг. Примерно аналогичная интенсивность может быть достигнута при 100 мкг ЛСД-25, что составляет одну тысячную дозы мескалина.

Поэтому можно было вполне предположить, что человеческое тело способно вырабатывать аналогичную субстанцию, некий «токсин Х», и что серьезные умственные расстройства или психозы в действительности окажутся лишь химическими аберрациями, лечение которых возможно при помощи соответствующего противоядия – вещества, способного нейтрализовать их эффект. Это бы оказалось «решением в пробирке» для шизофрении, Священным Граалем психиатрии. На ранних стадиях исследований ЛСД психоделики относили к галлюциногенам, психотомиметикам и даже делириогенам, а состояние, вызываемое ими, – «экспериментальным психозом». Преодолеть это заблуждение удалось лишь с участием клиницистов с психотерапевтическим уклоном. Открытие ЛСД и охота на «токсин Х» положили начало тому, что было названо золотым веком психофармакологии.

В течение довольно непродолжительного периода времени совместными усилиями биохимиков, фармакологов, нейрофизиологов, психиатров и психологов удалось заложить основание новой научной дисциплины под названием «фармакология сознания». Активные вещества нескольких оставшихся психоделических растений были также химически идентифицированы и приготовлены в химически чистом виде. Особую важность и интерес представляет глава в истории психонавтики, связанная с разгадкой тайны воздействия «волшебных грибов» масатеков – коренных жителей мексиканского штата Оахака.

Этномикологические исследования Гордона и Валентины Павловны Уоссон

Гордон Уоссон и его русская супруга, врач-педиатр Валентина Павловна, были важными героями этой главы истории. Гордон был последним человеком, который мог бы иметь хоть какое-то отношение к чему-либо, связанному с психонавтикой. Он был успешным нью-йоркским банкиром, вице-президентом траста Джей Пи Морган. Эта замечательная история началась в 1927 году, когда он со своей молодой женой проводил медовый месяц в горах Кэтскил (США). Во время одной из прогулок в лесу Валентина Павловна насобирала лесных грибов и настояла на том, чтобы приготовить их на ужин.

Будучи типичным англосаксом, Гордон был микофобом – этот термин он изобрел позднее для обозначения людей, которые считают единственно съедобными грибами те, что лежат на полке в супермаркете, а любые лесные грибы называют поганками. Он был напуган перспективой блюда из лесных грибов на ужин и попытался отговорить свою жену от этого, но безуспешно. Валентина, будучи микофилом – термин, который Гордон позже применит к любителям грибов из Восточной Европы, – настояла на своем и приготовила вкусный ужин, основным блюдом в котором были грибы. Гордон неохотно попробовал их, и они ему чрезвычайно понравились. На следующее утро, когда он, к своему огромному удивлению, обнаружил, что они с женой все еще живы, он пережил драматичное обращение из микофоба в микофила. Этот опыт пробудил в нем глубокий интерес к грибам на всю оставшуюся жизнь, и он стал всемирно известным этномикологом-любителем. Следующие двадцать лет Гордон и Валентина занимались исследованием роли, которую грибы сыграли в истории человечества, археологии, сравнительном религиоведении, фольклоре и мифологии. Это широкомасштабное исследование закончилось публикацией колоссального библиофильского опуса «Грибы, Россия и история» (Wasson and Wasson, 1957), в котором Уоссоны приходят к заключению, что поклонение грибам было важной составляющей религиозной жизни человечества на большей части территории Евразии и обеих Америк до появления письменности. В особенности они были очарованы ритуальным использованием психоактивного гриба финно-угорскими шаманами и другими евразийскими народами дальнего севера. Этот интерес привел их к открытию записей Бернардино де Саагуна, францисканского монаха-миссионера, занимавшегося католической евангелизацией Новой Испании, а также к ритуальному использованию «волшебных грибов» в доиспанских культурах и Центральной Америке. После трех полевых путешествий в Мексику они нашли Марию Сабину, масатекскую курандеро (целительницу), использовавшую в своих целительских ритуалах грибы, в Центральной Америке известные как теонанакатль, или Плоть Богов.

Нью-Йоркский банкир и миколог Гордон Уоссон с доиспанской статуей гриба в своем кабинете (слева); Станислав Гроф посещает Уоссона в 1973 году в его доме в Данбери, Коннектикут (справа).

В июне 1955 года Уоссоны вместе со своим другом, фотографом из Нью-Йорка Аланом Ричардсоном, стали первыми из людей Запада, кому было позволено принять участие в грибном ритуале Марии Сабины, называемом velada. Их книга «Грибы, Россия и история» приводит первый рассказ о том, как Уоссоны познакомились с Марией Сабиной, и об их первом опыте с волшебными грибами. Они были под глубоким впечатлением от могущественного эффекта грибов, пережитого во время ритуала, и отправили экземпляр этих грибов в Европу для ботанических исследований.

Уоссоны обратились за помощью к Роджеру Хайму, знаменитому французскому ботанику, специалисту по микологии и фитопаталогии, который определил грибы теонанакатль как представителей рода Psilocybe mexicana. Хайму удалось вырастить эти грибы в своей лаборатории, и они с Гордоном отправили образцы грибов в лабораторию швейцарской фармацевтической компании Sandoz для химического анализа. В блестящем химическом исследовании Альберт Хофманн сумел определить и синтезировать два активных алкалоида, ответственных за действие псилоцибиновых грибов, и назвал их псилоцибин и псилоцин. Sandoz выпустил эти два психоделика в большом количестве в виде драже и предоставил их для лабораторных и клинических исследований по всему миру.

Статуи грибов доиспанского периода. Похожие скульптуры были обнаружены в Южной Мексике, Гватемале и Сан Сальвадоре, датируемые от 1000 года до н. э. до 500 года н. э. (слева). Терракоттовая скульптура с изображением празднующих танцующих вокруг статуи гриба, возможно, Мирового Древа (axis mundi). Колима, от 200 года до н. э. до 100 года н. э., Мексика (справа).

Следующим вкладом Альберта Хофманна в историю психонавтики стало выделение активного вещества из семян утренней зари (Rivea corymbosa), известной среди коренных жителей как ололиуки, добытых Гордоном Уоссоном у одного из представителей племени запотеки. К изумлению Хофманна, активным алкалоидом оказался моноэтиламид лизергиновой кислоты (LAE-32), лишь одной этиловой группой отличающийся от ЛСД-25. Коллеги Альберта даже обвинили его в загрязнении образца ололиуки фрагментами лизергиновой кислоты из его лаборатории, так как казалось невероятным, что производные лизергиновой кислоты могут содержаться растениями, столь далеко отстоящими друг от друга на эволюционной лестнице – грибной спорыньей и цветковым растением Rivea corymbosa. Однако проверка показала, что это действительно тот алкалоид, и Альберт пришел к выводу, что ЛСД следует считать частью священной пищи доиспанской цивилизации.

Как мы видели ранее, мескалин, ибогаин и гармалин (банистерин) уже были выделены и идентифицированы ранее в XX столетии. Дальнейшее расширение арсенала психоделических веществ происходило за счет психоактивных производных триптамина – ДМТ (диметил-триптамина), ДЭТ (диэтил-триптамина) и ДПТ (дипропил-триптамина), – синтезированием и изучением которых занималась будапештская группа химиков, возглавляемая Стефаном Зарой и Золтаном Босормени. ДМТ и 5-метокси-ДМТ были признаны действующим веществом психоделической секреции слюнной железы жабы Bufo alvarius и важным компонентом айяхуаски (soga de los muertos, лозы мертвецов). Столетиями этот замечательный напиток пользовался репутацией чудотворного лекарства в племенных культурах Южной Америки.

В 1964 году израильский химик Рафаэль Мешулам сделал еще один важный вклад в психонавтику, когда выделил, идентифицировал и синтезировал тетрагидраканнабинол (ТНС), психоактивное вещество каннабиса (марихуаны или гашиша) (Mechoulam, 1970). Свои первоначальные эксперименты Мешулам производил в начале 1960-х годов с гашишом, приобретенным в местном полицейском участке. Его исследования обнаружили необыкновенный психоактивный и лекарственный потенциал этого уникального растения. Мешуламу также удалось успешно распознать и выделить второй по содержанию каннабинол – каннабидиол (КБД), который оказался мощным анальгетиком. Он обладает и прочими терапевтическими свойствами, но не вызывает холотропные состояния сознания.

Рафаэль Мешулам продолжил свои исследования и вместе с коллегами выделил и идентифицировал большое количество каннабинолов с широким диапазоном полезных клинических свойств. Он понял, что употребление человеком каннабиса не случайно. В 1992 году он обнаружил, что человеческое тело естественным образом производит свои внутренние каннабиноиды, регулирующие настроение, боль, память и прочее. За свои исследования он получил многочисленные награды в своей стране и за рубежом и заслужил имя Дедушки Каннабиса. Его труды приобретают всю большее значение по мере продвижения декриминализации марихуаны.

К 1960-м годам в распоряжении исследователей оказался широкий диапазон психоделических алкалоидов. Стало возможным изучать их свойства в лабораториях и исследовать феноменологию вызываемых ими переживаний, а также их терапевтический потенциал. Революция в психофармакологии, началом которой послужило удивительное открытие ЛСД Альбертом Хофманном, и охота на токсин Х шли полным ходом. В 1954 году Вули и Шо сформулировали биохимическую теорию шизофрении, основанную на антагонизме между ЛСД-25 и серотонином (5-гидрокси-триптамин) (Woolley and Shaw, 1954, Grof, 1959).

Абрам Хоффер и Хамфри Осмонд предположили, что причиной шизофрении может быть сбой в обмене веществ адреналина, ведущий к появлению психоделических производных адренохрома и адренолютина (Hoffer and Osmond, 1954, 1999). Воздействие ЛСД на бойцовых рыбок Betta splendens породило гипотезу о том, что его влияние (и шизофрения) могут объясняться интерференцией кислородного обмена на внутриклеточном уровне (Abramson and Evans, 1954, Abramson, Weiss and Baron, 1958). В основе этого были данные о том, как добавление ЛСД-25 в аквариум с этими рыбками выявило несколько видов характерно ненормального поведения, аналогичного тому, которое возникает от соединений цианида.

«Чудо-ребенок Хофманна»

Несмотря на то что эти биохимические теории шизофрении в конечном итоге были опровергнуты и оставлены, ЛСД остался в центре внимания исследователей. Ни одно вещество до сих пор не оказывалось таким многообещающим в столь многочисленных сферах. Для психофармакологов и нейропсихологов открытие ЛСД означало начало золотого века исследований, которые, возможно, смогут разрешить многие загадки в области нейрорецепторов, синаптических трансмиттеров и сложных биохимических процессов, лежащих в основе деятельности головного мозга.

Для историков и критиков искусства эксперименты с ЛСД стали источником новых откровений о психологии и психопатологии искусства. Особенно это касалось живописи и скульптуры различных племенных, т. н. примитивных культур, больных с психическими расстройствами и маргинального искусства (l’art brut), а также разнообразных современных движений, таких как абстракционизм, импрессионизм, кубизм, пуантилизм, сюрреализм, фантастический реализм и дадаизм. Для профессиональных художников, принимавших участие в ЛСД-исследованиях, психоделические сессии означали радикальные перемены в художественном самовыражении. Отмечалось богатство воображения, усиление яркости цветов и значительно более свободный стиль. Им также удавалось заглянуть в более глубокие сферы своего бессознательного и обнаружить там архетипические источники вдохновения. Случалось, что те, кто никогда не занимался живописью прежде, вдруг создавали необычные образцы искусства (Masters and Houston, 1968, Grof, 2015).

Эксперименты с ЛСД также привели к удивительным наблюдениям, представлявшим огромный интерес для духовных учителей и исследователей в области сравнительного религиоведения. Мистический опыт, столь часто возникавший во время сессий с ЛСД, предлагал радикально иное понимание целого ряда явлений духовной природы, включая шаманизм, обряды инициации, древние мистерии смерти и возрождения, восточные религии и философии и мистические мировые традиции. Тот факт, что ЛСД и другие психоделические вещества оказались способными породить столь разнообразные духовные переживания, стал причиной жарких научных дискуссий.

Эти дебаты разворачивались вокруг интереснейшей проблемы, связанной с природой и ценностью «данного момента» или «химического мистицизма». Как это продемонстрировал Уолтер Панке в своем знаменитом эксперименте «Страстная пятница», мистические переживания, вызванные психоделиками, неотличимы о тех, что описаны в мистической литературе (Pahnke, 1963). Это открытие, которое было не так давно подтверждено в похожем исследовании Роланда Гриффитса и Билла Ричардса, исследователями Университета Джона Хопкинса, может иметь важные теоретические и юридические последствия (Griffiths, Richards, McCann, and Jesse, 2006).

ЛСД настоятельно рекомендовали как необычное и нестандартное средство для обучения, которое позволит психиатрам, психологам, студентам медицины и медперсоналу провести несколько часов в мире, похожем на мир их пациентов. В результате подобного эксперимента они смогут значительно лучше понимать своих пациентов, более эффективно взаимодействовать с ними и более успешно оказывать им помощь в лечении. Тысячи медицинских сотрудников психиатрических заведений воспользовались этой уникальной возможностью. Эти эксперименты дали потрясающие результаты. Они не только позволили погрузиться во внутренний мир пациентов с психическими расстройствами, но и произвели революцию в понимании масштабности человеческой психики и природы сознания.

В результате этих экспериментов многие профессионалы пришли к пониманию того, что существующая модель психики, ограниченная послеродовой биографией и фрейдистским индивидуальным бессознательным, является поверхностной и неадекватной. Моя собственная попытка создать картографию психики, которая бы адекватно воссоздавала диапазон опыта психоделических сессий, требовала радикального расширения той модели, которая использовалась в традиционной психиатрии, путем добавления двух больших областей. Первая из них – область перинатального – тесно связана с памятью биологического рождения, вторая – область трансперсонального – в определенной мере пересекается с историческим и архетипическим коллективным бессознательным К.?Г. Юнга, при этом расширяя и видоизменяя его. Перинатальная и трансперсональная области будут играть важную роль в следующих главах этой книги.

Ранние эксперименты с ЛСД и другими психоделиками также показали, что корни эмоциональных и психосоматических расстройств не ограничены травматическими воспоминаниями детства и младенчества, как считается в традиционной психиатрии, а уходят значительно глубже в психику, в области перинатального и трансперсонального. Отчеты терапевтов, работавших с психоделиками, свидетельствуют об уникальном потенциале ЛСД как эффективного инструмента, способного углубить и ускорить психотерапевтический процесс. С таким катализатором, как ЛСД, психотерапия может оказаться применимой к таким категориям пациентов, которые ранее считались трудно поддающимися лечению: алкоголики, наркозависимые, преступники-рецидивисты и лица с сексуальными отклонениями (Grof, 1980).

ЛСД-психотерапия также показала свою особую эффективность в работе со смертельно больными онкологическими заболеваниями. Высокий процент подобных пациентов получал облегчение тяжелой эмоциональной симптоматики, такой как депрессия, общее напряжение, злость и бессонница. Исследования онкологических больных также выявили особенные обезболивающие свойства ЛСД; они зачастую снимали острую физическую боль даже в случае тех пациентов, которым прежде не помогали сильнодействующие наркотические средства. В некоторых случаях обезболивающий эффект ЛСД не ограничивался периодом фармакологического действия вещества, а продолжался несколько недель.

Наиболее важным в случае умирающих от рака пациентов оказалось то, что ЛСД существенно уменьшал или даже избавлял от страха смерти. Это происходило даже независимо от того, что они знали о наступлении собственной смерти в течение ближайших дней или месяцев. В результате качество их жизни существенно улучшалось на протяжении оставшихся дней, а опыт умирания претерпевал положительную трансформацию (2006). Спустя сорок лет, в течение которых клиническое использование психоделиков было запрещено законом по причинам невежественного и иррационального характера, эти результаты подтверждаются сейчас новым поколением исследователей, применяющих ЛСД и псилоцибин.

Рафэль Мешулам (р. 1930), «Отец каннабиса», израильский химик, выделивший активное вещество тетрагидраканнабинол (ТГК) и многие другие каннабинолы.

Вальтер Панке (1931–1971), психиатр, известный по «эксперименту Страстной Пятницы».

Наиболее интересным и значимым обстоятельством на протяжении первых десятилетий психоделических исследований оказался переход от редукционистской лабораторной перспективы к пониманию более широкого революционного потенциала психоделиков, ломающего существующую парадигму. Терапевтам, имевшим привилегию работать с этими веществами, стало очевидно, что они являются как уникальными инструментами для изучения сознания и исследования глубоких сфер человеческой психики, так и необыкновенными терапевтическими средствами. Далеко идущие возможные последствия подобных исследований сейчас подтверждаются революционными свидетельствами других дисциплин, включая космологию, квантово-релятивистскую физику, теорию систем и биологию (Barrow and Tipler, 1986, Sheldrake, 1981, Laszlo, 2003, 2007, 2016, Goswami, 1995).

Билл Ричардс, психолог и первопроходец психоделии, член состава Мэрилендского психиатрического исследовательского центра в конце 1960-х – начале 1970-х годов. В данный момент ведет психоделические исследования в Университете Джона Хопкинса.

Ричард Гриффит, психофармаколог и исследователь психоделиков в Университете Джона Хопкинса.

Мой собственный ранний период работы с психоделиками представлял собой лабораторные исследования по сравнению изменений физиологических, биохимических и электрофизиологических параметров при тестировании психотических пациентов после приема психоделиков (Vojtechovsk? and Grof, 1960). Наиболее интригующей находкой на данной стадии исследований оказалось внутриличностное и межличностное разнообразие переживаний участников эксперимента. Одно и то же вещество, принятое в одинаковых дозах и аналогичной обстановке и ситуации, вызвало радикально различные переживания у каждого испытуемого. Некоторые сессии состояли главным образом из красивых абстрактных геометрических видений, в то время как в иных заново переживался детский опыт и рождались интересные психологические инсайты. В некоторых сессиях единственными симптомами были неприятные физические ощущения, в других – переживания эмоционального и физического удовольствия и даже экстатического восторга. У некоторых участников были эпизоды параноидального восприятия окружающего или склонность к маниакальному поведению.

Хамфри Осмонд (1917–2004), англо-канадский психиатр и пионер психоделической терапии, автор термина «психоделик».

Клаудио Нараньо (1932–2019), психиатр арабо-мавртитанского, испанского и еврейского происхождения, родившийся в Чили пионер психоделической терапии.

Подобное же разнообразие наблюдалось и в сериях психоделических сессий одного и того же человека. Каждая из сессий серии отличалась – порой существенно – от других или даже была диаметрально противоположна им. Подобная непредсказуемость воздействия помогла мне осознать, что мы проводим не просто фармакологическое исследование по работе с веществами, эффект которых предсказуем, но делаем нечто намного более интересное. Мы исследовали глубокие области человеческой психики при помощи мощных катализаторов. В результате я потерял интерес к лабораторным исследованиям психоделиков и начал изучать их с точки зрения инструментов познания психики и вспомогательных средств психотерапии.

Олдос Хаксли (1894–1963), британо-американский писатель, романист и философ, и его вторая жена Лаура Хаксли (1911–2007).

В своей первой книге «Области человеческого бессознательного» я высказал предположение, что потенциальное значение ЛСД для психиатрии и психологии сравнимо с важностью микроскопа для медицины и биологии или телескопа для астрономии. Микроскоп открыл существование микромира, а телескоп обнаружил глубины Вселенной, этих доселе неизведанных областей. ЛСД позволяет наблюдать за такими процессами психики, которые обычно не доступны для наблюдения (Grof, 1975).

Ральф Мецнер (1935–2019), психолог, психотерапевт, писатель и пионер психоделии, проводивший ранние психоделические исследования в Гарвардском университете с Ричардом Алпертом и Тимоти Лири.

<< 1 2 3 4 5 6 >>
На страницу:
4 из 6