Вторая территория

– Полностью нужно отвечать, – Повышая голос, включился Главный.

Что происходило дальше Маэстро вспоминал с трудом. Он судорожно глотнул воздух и сказал:

– Не орите на меня.

Это было неожиданно и все подняли головы.

– По какому вопросу?

– По поводу жилплощади, – начал было Маэстро.

– Жилплощадью я не занимаюсь, – ответил Главный.

– Тогда по поводу яслей, – растерялся Маэстро.

– Яслями я не занимаюсь, – прозвучал ровный ответ.

Наступила пауза, которую нарушил Маэстро, спросив:

– А чем? Чем вы занимаетесь?

Главный опять взглянул. Заинтересованно посмотрел на Маэстро и мягко сказал:

– Выйдите, пожалуйста, голубчик.

И смех, и грех. Так и завершилась эта встреча. Первая и единственная встреча тогда уже легендарного Главного конструктора с будущим выдающимся его последователем, внёсшим массу необыкновенного и творческого в Дело с большой буквы, которое начинал академик Королёв.

Воленс-ноленс.

У него нынче сбой. Накопившаяся усталость отлилась депрессией. Депрессия – общее явление в современном мире вещей.

Мы ищем братьев по разуму. Но, наверное, не там, где следует. Они не в космосе, а рядом с нами, в воде. Дельфины нам братья. У них кроме ультразвукового языка есть и язык жестов. Дельфин, распластавшись по поверхности воды, опустил хвост и растопырил плавники. Такая поза означает, что жизнь пуста и невозможно придать ей смысл, то есть полную депрессию. Такое наблюдается у них после сильного стресса в океанариумах. И вот теперь он сам как дельфин распустил воображаемые плавники.

От всего на свете есть простые средства. За ними идут не в аптеку, а, например, в профком. Неприятно идти в профком за путёвкой. Просить или требовать, доказывать, что ты не лыком шит и достоин. Впрочем, наши достоинства здесь не ценятся. И совсем не факт, что тебе не откажут. Партком, профком – это особый мир. У них свои порядки.

Противное слово – ладить, а точнее подлаживаться, существовать в этой паутине политики «Дал-взял».

В целом очень простая история. Уважаемый человек приходит в профком и просит путёвку, а чиновники издевательски беседуют с ним. Но если перетерпеть… Кипень пены, несчётные удары волн, разбивающиеся о камни, бисер брызг. Многоплановые и разноцветные горы, фиолетовый простор моря, убегающего за горизонт, и малиновое светящееся небо надо всем по вечерам.

Или сизые тучи и лиловое море, песок и по-прежнему праздником пена прибоя. На берегу голые деревья, словно растущие корнями вверх и пронзительно свежая зелёная трава.

Или море бутылочного цвета. Какое оно бывает на изломе или на просвете волны. И не единственная красочка бутылочным цветом, а бутылочное целиком. Везде вдоль берега и до маяка бутылочно-лиловое с лимонным оттенком.

Одним словом, разное море и ради него можно и потерпеть. А ещё тихий курортный городок. Белые рубахи местных щёголей, лёгкие ситцевые платьица. Словом, юг.

А утро сегодня выдалось чистым и ярким. Кругом всё смотрелось как через вымытое стекло. В такое утро не может быть несправедливости. Так он решил по себя, идя за путёвкой в профком.

Но пугавшее позади. Впечатлением остались глаза. Хитрыми смотрелись они и злыми. Где-то на стороне он видела такие глаза. Да, видел, летом в зоопарке. Он увидел такие глаза у слона. Слон был большой и с виду в целом добродушный, но его выдавали глаза. Они были маленькими и злыми.

Впрочем, он всё это выдумал. С сочувствием встретили его в профкоме и быстро оформили путёвку. Наверное, был звонок из отдела или рангом выше, от начальника комплекса, а, может, и от самого Главного. Хотя он не птица его полёта, но тоже удостаивался. Так в КБ принято. И очень приятно, что рядовые винтик или гаечка удостаиваются не только громких слов и кое-чего ещё.

В отделе его ожидало неожиданное. Сроки пуска курируемого им изделия перенесли. На носу пуски, планируемые на конец года. Сверху надавили и никуда не денешься. «Против лома нет приёма». С самого верха. Выдумывают тамошние мудрецы из военно-промышленной комиссии. И, как говорится, «Воленс-ноленс». Нужно опять идти в профком, сдавать путёвку. Придётся сдать. Да, он и не решил, а отказался «в силу сложившихся обстоятельств».

Парторг.

В ОКБ набирали силу партийные службы. Они совершенствовались и непрерывно росли. Партийными поручениями стремились загрузить отдел сверх головы и тогда было принято Решение. Загрузить ими полностью одного. Все заботы парторга отдела доверили одному, специально принятому на работу. Освободив его от прочих дел.

Он был местным, старой школы и поголовно знал в лицо всех из партийной пирамиды. В отделе вздохнули с облегчением. Теперь по партийным делам обращались прямо к нему. Остальные не отвлекались от дел. Парторг к тому же играл роль психолога. К нему охотно шли с бытовыми проблемами, потому что по сути своей он был отзывчивый человек.

Статус парторга, казалось, был выдуман именно для него. Со временем в силу какой-то тенденции в отделе объявилась масса отставников. Закончив военную службу, они искали возможность применения своей активности. Все они были партийными. Занимая хозяйственные должности, они оставались по вечерам, проводили партийные собрания и принимали разные, в том числе и кадровые решения. И таким образом в отделе негласно сложился негласный орган, «второй руководящий мозг», который начал бороться с первым. Поначалу его не замечали, но, когда стало невмоготу, в отделе забили в набат, призвав сотрудников в партийные ряды. Ведущие специалисты отдела ему последовали, после чего партийные собрания не стали отличаться от производственных. Партийные функции сначала выполняли по очереди. Но вот появился парторг и всё встало разом на свои места. Ему удавалось впрячься и выполнить вовремя массу ненужных дел, якобы для престижа отдела.

Парторг сидел в комнате замов начальника отдела. Само собою он слышал и знал ход производственные дел. И не мешал, а помогал уже тем, что по партийной линии отдел считался на хорошем счету в ОКБ.

Сегодня все ушли на совещание, и он остался один в комнате. В комнате было тихо. Парторг достал красную папку с партийными делами. Он записал в амбарную книгу тему лекции и позвонил в парткабинет её утрясти. Лекцию навязали. Он бы «ни в жисть» таких лекций не читал. «Скрытые потенциалы». Чему, мол, обязан прогресс общества? Общество исчерпало себя и остановится в развитии. Если… Если что?

Лекцию в отделе не станут проводить, но возможна проверка. Её нужно упредить. Он даже свою тему предложил: «Итоги роботизации». Как на работе использовать тот же потенциал с помощью автоматизации. В парткоме инициативы, как правило, одобряли, и эту одобрили.

Пока в комнате было пусто, он и другую папку достал. Интимно -персональную. В отделе его безусловно понимали. Его заботами минимизировалась большинство отдельских бед, случавшихся в основном оттого, что отдел был молодёжным. Что было причинами? Командировки в отрыве от бытовой среды и даже удивительный феномен – уважение в работе.

Руководители ОКБ не числились ханжами. Разбирая очередную полигонную историю, Королёв сказал: «В ракетной технике не место импотентам», и он полностью согласен с ним. Достоевский провозгласил: «Мир спасёт красота». В здешнем конкретном случае она могла погубить. Ведущий специалист по сближению собирался уволиться, так как не мог работать бок о бок с обманутым мужем, возвращающимся с космодрома из длительной командировки. Он знал из писем об измене жены и даже грозил, вернувшись, убить обоих.

Практика подсказывала, «из безвыходных положений есть минимум два выхода». Первый – уволить источник страсти. «С глаз долой, из сердца вон». Признать, что она прекрасна и уволить её. В любой жизни она, наверняка, получит льготный входной билет. Только не здесь.

Парторг позвонил Алле на рабочее место и попросил, а скорее велел, зайти пока в комнате замов пусто. Она вошла танцующей походкой. «У неё всё в порядке и никого и ни с кем она не склонна обсуждать». С полигонным страдальцем они официальные муж и жена. Поторопились. Расписались в местном загсе. Пока без свадьбы. С другим сложнее, можете считать, что по-житейски «бес попутал». У него семья и истончившаяся семейная связь. Он больше времени на работе.

Мы воспитаны смыслу поперёк. «Первым делом, первым делом самолёты…», и это явный минус семьи. Кто придумал сегодняшний мир? Холодного противостояния. Он напряжён. Что за подвиг быть первыми в космосе? А вторыми? Мы что-то там потеряли и что приобрели? Океанские глубины исследуют, например, без ажиотажа. А ради очередных космических побед рушится семья. В своём ли мы уме? Что нам велели предки и заветы здравого смысла? Словом, наш первый выход – невыход и стоит ли разбирать второй? И вообще, за других решать, даже ради успеха в космосе?

Парторг вздохнул и первый раз в жизни признал своё полное партийное бессилие.

Проверка на вшивость.

После ярко освещённого зала испытательной станции в кабинете как-то по-особому было темно и тихо. В ушах ещё присутствовало стрекотание механизмов и громких транслируемых команд.

Борис Викторович Раушенбах сидел в кресле у стола, не зажигая света. Расписание его дня умещалось на крохотном, плотно исписанном листке. И чтобы выполнить его, нужно было переговорить с одним, другому лишь кивнуть, изобразив внимание, и многих просто не замечать, чтобы всё успеть и выполнить.

Вчера на партийном собрании об улучшении организации работы парторг одела докладывал заключение комиссии. В разделе о руководстве говорилось и о начальниках отделов, то есть касался и его.

– С большим трудом мы добились у начальства расписать свой рабочий день. «Тридцать процентов, – говорил парторг, поднимая руку вверх, – у начальников тратится на переходы». Ещё двадцать на ожидание в приёмных более высокого начальства.

«Действительно уходит много времени. Говорят, Форд, встретив на территории его фирмы инженера, спросил: куда это он идёт? Тот ответил, что по делу туда-то и туда-то. И Форд уволил его за то, что инженер не использовал технику связи, не решил вопрос по телефону».

Раушенбаху нравились переходы. Единственная возможность подумать. «Спокойно идёшь себе асфальтированной дорожкой, петляющей меж деревьями, и начинаешь смотреть на всё философически спокойно и как бы со стороны».

– Но это не всё, товарищи, – продолжал парторг. – Результатом опроса руководства 10% времени у них уходит на разные совещания, где они действительно нужны. И в результате крохи остаются не глядя подписывать бумаги, а на разговоры с сотрудниками не остаётся времени вообще. Не говорю о разных общественных делах. Теперь судите сами. Видишь, идёт на встречу Борис Викторович, а у него глаз дёргается.

Через стенку чуть слышался голос секретаря и стук пишущей машинки. Скрипнула дверь.

– Разрешите?