Тимлиды

В дом вошел Валерий Васильевич, громко поприветствовав хозяев из прихожей. Внуки, сменившие догонялки на прятки, вылезли из своих укрытий и с веселыми криками побежали обнимать деда. Лев поднялся со стула для рукопожатия, когда его отец вошел в зал.

– Видел твои успехи на бирже, сын. Это же целое состояние, – негромко произнес Валерий Васильевич, одобрительно похлопав сына по плечу. Лев почувствовал гордость и радость от отцовского одобрения, еле сдерживаясь, чтобы не начать улыбаться и смеяться, как его дети.

– Спасибо, отец. Пока никто не знает. Я хотел поговорить об этом вначале с тобой.

– Прогуляемся вокруг дома?

Мужчины вышли во двор, накинув на плечи гостевые бушлаты, Валерий закурил.

– О чем ты хотел поговорить?

– Не знаю как начать, отец. Ты видел, сколько у нас теперь есть, это большая сумма. Мы можем поменять свою жизнь, – неуклюже начал Лев, про себя подумав, что к этому разговору стоило подготовиться лучше.

– Поменять нашу жизнь? А с ней разве что-то не так? Ее надо менять? – удивленно посмотрел на сына Валерий. Они неспешно шли по тропинке вокруг дома. В окно кухни была видна хлопочущая у плиты Регина, кто-то из детей выиграл в прятки и возвестил это вселенной сквозь приоткрытое окно.

– Ты понимаешь, о чем я говорю. Мы и раньше не бедствовали, а теперь в общем-то обеспечены на всю жизнь. Ты многое сделал для нас всех, отец. Я знаю, чего стоило тридцать лет назад начать бизнес. Знаю, конечно, по твоим рассказам, уверен, это было сложнее, чем ты с шуточками преподносил нам всегда. Благодаря тебе наша семья такая, какая есть. Я уж не говорю о том, что ты сделал для сотни твоих работников, их семей. Возможно, сейчас самое время уйти на покой? Ты никогда не путешествовал. Представь: ты можешь отойти от дел и на яхте обойти весь мир, как ты мечтал в юности.

– Кажется, я дожил до возраста, когда «другой препояшет тебя и поведет, куда не хочешь»[49 - Евангелие от Иоанна, 21, 18.], да, сынок? – Валерий постарался придать словам шутливый тон.

– Отец, ты – старший. Я не настаиваю, но я могу предлагать.

– Ты всегда был хорошим сыном, Лев, – начал Валерий Васильевич. – И я всегда тобой гордился. И когда ты читать начал в пять лет, и когда в школе был лучшим, и в спорте, и в университете. Смотрел на тебя всегда и думал: наверно, такими и были твои прадеды. Про купцов сейчас говорят, будто они читать не умели, но век с небольшим назад твоя родня здесь говорила на нескольких европейских языках и коллекционировала европейскую живопись. Они были людьми мира, как и ты. А я не такой. Мы все, советские, не такие. Совок повесил нам на шею жернов, придавил нас, и даже после развала, тяжесть осталась. Я ведь не хочу никуда уезжать. Вот ты говоришь: путешествовать, яхта. А я думаю, что без работы, без дела свихнусь и умру. Я же представить себя без дела не могу, это мой фундамент, на нем стою. Как мне на другой фундамент перейти? Да и какой фундамент из яхты?

– Я вижу, как тебе бывает тяжело, отец. Ты не молодеешь, проблемы со здоровьем дают о себе знать. В этом смысле дальше легче не будет. Извини, что говорю, может быть, резко. Я вот что сказать хочу: яхта – это точно не фундамент, но это твоя мечта, которую ты можешь сейчас осуществить. Легко, без риска, без волнений о людях, которые от тебя зависят, о семье, которую надо кормить. Теперь я могу о тебе позаботиться, тебе не надо больше волноваться о нас, мы выросли.

– Да, это так. Сегодня, когда зашел в интернет-банк и увидел наш счет, понял, насколько ты вырос. Мне, чтобы заработать первый миллион долларов, понадобилось пятнадцать лет. Ты за неделю заработал шесть.

– Так не будет каждый день, это были особые обстоятельства, удача, если угодно.

– Да не важно, смог же. Короче, сынок, спасибо за предложение и за заботу. Яхта – это хорошо, можем и купить, я не возражаю. Но на покой мне рано, не хочу. Дело делает мастера, а что мастер без дела? Давай в дом, заждались нас там наверно.

Мужчины успели обойти вокруг дома и стояли у крыльца. Войдя внутрь, они сняли ватники и прошли в зал, где вся семья приступила, помолившись, к еде. Лев по-другому фантазировал об этом ужине, разговор с отцом сделал сценарий невозможным. Впрочем, Лев в глубине души знал, что скажет отец, понимал, что такое для мужчины работа, дело жизни. Бизнес, который развивал Валерий, стал частью его личности, от него уже невозможно было отказаться, это была бы жертва.

Но жизнь остальных участников трапезы эти деньги могли улучшить. Надо было подумать как. Привычная жизнь предлагала свои варианты, их было много и разных, но Лев чувствовал волнение от появившихся возможностей, он наслаждался этим состоянием радостной неопределенности и останавливал свой практичный ум, торопящийся строить планы.

Ужин проходил необычно: шумнее и радостнее. Мужчины будто деприоритизировали дисциплину за столом. Детям сегодня позволялось шуметь и хулиганить. Мужчины были задумчивы и молчаливы, время от времени хваля поварские таланты хозяйки. Регина рассказывала свекру о детях, на что он задумчиво кивал. Мужчины выпили по паре стопок водки, произнося тосты в честь хозяйки. Регина пила белое сухое, шутливо чокаясь с детьми, в кружках которых был домашний морс собственного приготовления.

После ужина Валерий поблагодарил всех за гостеприимство и уехал. Лев помог жене с посудой, пока дети, уже выбившиеся из сил, готовились ко сну. Почитав младшим Дюма и дождавшись, когда они уснут, родители пошли в спальню.

6. Смерть

Лиззи любила театр и частенько посещали постановки экспериментальных, неклассических трупп. Иногда везло и это не было пустой тратой времени, но сегодня было не так. Происходящее на сцене выглядело жалко, а потуги навести иммерсивность в зале напоминали работу аниматоров на египетском курорте. Лиз уже собиралась уходить, когда получила сообщение от Вячеслава со ссылкой на сайт «Фонтанки». «Под Петербургом найден повешенным банкир-меценат» – сообщал заголовок. В короткой заметке указывалось, что банкир Андрей Воловин был обнаружен повешенным в собственном доме на Крестовском острове. Причины происшедшего автору заметки не были ясны, в обстоятельствах разбиралось следствие. Текст пояснялся парой фото, где на фоне роскошного дома были сняты ведомственные машины с мигалками. Лиз выключила телефон и погрузилась в темноту полупустого театрального зала. Новость была удивительна. Эти люди, десятилетиями разоряющие страну и обкрадывающие сограждан, не были особо чувствительны. У них не было и чести: проецировать сюда ситуацию, когда разорившийся банкир с Уолл-стрит, бросается из окна своего офиса, испытывая невыносимый позор, было бессмысленно. Эти люди не переживали позор, не обладали честью и не делали театральных жестов.

«А может он не сам?» – промелькнула мысль. Возможно, это не было самоубийством? Вышедшая утром на Bloomberg статья, перепечатанная многими в России, вряд ли сделала усопшего банкиром года. Факты, описанные в статье, ясно свидетельствовали о том, что фонды банка разворовывались. Те, кто имел доступ к документации банка, могли легко найти подтверждение или опровержение этому. И, возможно, когда подозрения подтвердились, эти люди не стали уповать на судебную справедливость, а сделали все сами. В конце концов, если они диктовали судам приговоры, почему они не могли и сами их исполнять?

Кроме удивления и легкой тревоги новость не вызвала эмоций. Неожиданность происшедшего нивелировалась чуждостью существа, с которым это произошло. Это был чужак. «Что это значит для нас?» – этот вопрос показался Лиз важнее размышлений о причинах смерти. Товарищи ещё не обсуждали, надо ли продолжать дело. Успех этой недели, легкость, с которой этот успех пришел, расслабляли. От состояния «кризисной ситуации» в начале недели они перешли в пятницу к режиму «упоение успехом». Лиззи совершенно не понимала, что будет дальше. Происходящее на сцене отвлекло девушку от мыслей, за что она внутренне поблагодарила актеров, даже таких.

В это же время Михаил и Вячеслав обдумывали ту же новость. Расположившись на барных стульях в столовой квартиры руководителя Профсоюза, они пили коктейли. Если до новости их беседа была проникнута приятной ностальгией воспоминаний о начале карьеры, то после настроение изменилось.

– Собаке – собачья смерть, – произнес Михаил.

– Ох, дорогой, – вздохнул коллега, – меня не записать в фанаты этих людей, но смерти я никому не желаю. Сама ситуация, что надо желать кому-то смерти, говорит о неправильности этой ситуации. Такая ситуация не должна быть возможна.

– Ты сам себя обманываешь. Эти твои либеральные самооправдания, поиски объяснения любой ситуации, нежелание действовать! Есть ситуации, когда человек заслуживает смерти. И когда это не признается, когда такому человеку позволяют действовать год, два, десять, двадцать, всё приходит к краху.

– Миш, я не хочу ссориться. Посмотри: вот наши действия подтолкнули к тому, что этот человек мертв. Не мы его убили, но мы способствовали тому, что настала ситуация, когда он мертв. Ты рад?

– Да, совершенно точно, рад! Ты же сам хотел, чтобы в твоем городе не было таких людей, разве нет? А как их может не быть, если ты отказываешься действовать, если ты сам себе цензор, если перед любым действием ты столько рассуждений поставишь, что отобьешь у себя охоту палец о палец ударить? Или, может, ты думаешь, они сами исчезнут? Сядут на космический корабль и улетят на Марс, оставив тебе записку: «Слава, мы все просрали, дальше сам», так? – горячился Михаил.

– Миш, давай я тебе ещё коктейль лучше приготовлю. Не хочу опять с тобой ссориться. Мы сделали хорошую работу на этой неделе.

– Ладно, поддерживаю, давай сегодня радоваться. А о новостях подумаем завтра.

Суббота. 30 января 2021 года

1. Утро Вячеслава, Михаила и Лиззи

Лиззи проснулась до рассвета. Выполнив свой обычный комплекс йога-упражнений, позавтракав, она завернулась в плед и, поудобнее устроившись в кресле, открыла книгу. Книга шла тяжело. Кто-то из тимлидов неделю назад посоветовал «Как пасти котов», другие поддержали. Прочитав полсотни страниц, Лиззи пришла к выводу, что пасти котов сложно и муторно, а она занимается чем-то совершенно другим. Надеясь, что мякотка будет дальше, тимлид дала книге второй шанс.

В это же время на другом краю города Вячеслав поднял глаза от планшета и поприветствовал своего друга:

– Миш, жутко выглядишь. Пил вчера что ли? – ирония бодрого тимлида имела основания: товарищ, стоявший в дверях гостевой спальни, выглядел помятым.

– Который раз зарекаюсь с тобой коктейли пить. Уж лучше чистых крепышей. Не знаю, что ты там подмешиваешь. И совершенно не понимаю, как ты-то такой радостный? – держась за голову, Михаил сел за стол.

– Регулярные тренировки – основа любого спорта. Завтракать будешь? Яичницу?

– Не откажусь, но давай начнем с кофе.

Мужчины неспешно завтракали, когда Вячеславу пришло сообщение от Лиз. Она писала, что вечером собиралась к Ивану Андреевичу, звала составить компанию.

– Миш, готов к социальной жизни сегодня?

– Шутишь? Я готов к реанимации. А ты про что?

– У меня сегодня обед с родителями, могу взять с собой. А вечером Иван зовет в гости в Комарово, Лиззи тоже едет. – Вячеслав знал, что последнее может взбодрить Михаила. Что-то было между этим суровым тимлидом и самой модной разработчицей города.

– Слушай, план мне нравится, постараюсь привести себя в порядок.

Через несколько часов за столом в квартире родителей Вячеслава сидели три разработчика и хозяйка, которая закончила расстановку еды и присоединилась к компании.

– Давайте обедать. Как хорошо, Слав, что привел к нам Мишу. Михаил, мы вас сколько не видели, год?

– Да, наверно год, Элеонора Павловна, – ответил Михаил, принимаясь за харчо. – Работы много. Даже когда бываю в Питере, всегда проездом.

– А где вы сейчас живете, Михаил? Вячеслав говорил, вы хотите эмигрировать?

– Хочу, но пока не получается, опять же из-за работы.