Золотой унитаз

– Всё смешки строишь! Не торопись коза в лес – все волки там твои будут! – и ушла, дверью не хлопнула, но прикрыла её достаточно громко. Клео не обратила внимания ни на её слова и даже на то, что матери нет в комнате. Включила громко плеер, и под музыку начала небыстро плясать-приплясывать, петь что-то неразборчивое и непонятное. Так танцевала и пела минут пять, но вот раздался стук в дверь…

4

Клео остановилась, пригладила рукой волосы и весело сказала:

– Ага! Никак женишок прорезался! – крикнула громко – Эй, ты, заходь! Жду не дождусь!

Дверь открылась и на пороге появился совсем ещё молодой человек, точнее сказать – парень студенческого возраста. Через плечо у него висела большая, почти квадратная, сумка, в руке нес ещё одну, поменьше. А на шее болтались два фотоаппарата в черных футлярах. Клео с некоторым удивлением разглядывала его пару минут, потом спросила:

– Это ты жених? Чё-то на него не тянешь…

Парень опустил обе сумки на пол, улыбнулся немного робко.

– Что вы! Какой жених? Я фотохудожник.

Клео ничего не понимала и спросила опять:

– Откуда ты взялся?

Теперь уже удивился и парень.

– Как откуда? Вы же давали в газете объявление – приглашали фотографа. Это я и есть, фотохудожник высшего класса!

Она заулыбалась, всё стало понятно.

– Ты фотограф! Так бы сразу и сказал. Точно, давала объяву. Мне надо классные фотки сделать, и побольше. Чтобы все сразу упали кверху лапками. Тебя как зовут-то?

– Федя, – ответил фотохудожник и широко улыбнулся, Клео ему сразу понравилась.

– Это хрень, а не имя для тебя, будешь Теодором, фотомастер Теодор! Совсем другое кино! Звучит!

Теодор, бывший Федя, снова улыбнулся.

– Согласен! Сделаем фотосессию – тридцать снимков! Не просто фотографии, а произведения искусства!

– Клёво! – она даже хлопнула ладошками. – Фотосессия, это клёво!

– Но дорого.

– Шуруй живее, бабки не проблема!

Тот не стал спорить, вынул из футляров оба фотоаппарата, сказал серьёзно!

– Стойте прямо, ручки поднимите, сделайте весёлую улыбку, изобразите радость.

Послушно изобразила, высоко вскинула руки над головой, Теодор снимал её со всех сторон, даже лег на пол и снизу, сделал чуть ли не сотню снимков.

– Вы очень фотогеничны, просто премиум-класе! Пошлём эти снимки во все журналы. На обложку! Но надо сделать ещё и «ню».

Несмотря на то, что Клее считала себя девушкой, знающей всё, такое слово ей было незнакомо.

– Какую ещё нахрен «ню»? Зачем она? Снимай меня одну!

– «Ню» – это обнажённая натура.

– Голой, чё ли? – немного удивилась.

– Обязательно и непременно, без «ню» фотосессии не бывает.

Раздевайтесь быстро совсем, а я отвернусь.

– He торопись вертеться, погляди сюда – сложила из пальчиков кукиш, дунула на него. – Видишь, какой красивый и большой. Фигу тебе, голышом сниматься не буду! – подумала и добавила. – Пока. Фотки свои предъявишь, и посмотрим.

Фотохудожник Теодор, он же просто Федя, только огорчённо вздохнул – привык к капризам своих клиентов.

– Тогда хотя бы в купальнике… Надо! В ваших же интересах!

Не стала спорить, в купальнике – пожалуйста, сколько угодно. Медленно стащила кофточку – нарочно не спешила, лифчик оказался узкой полоской, сверху наполовину открытый, такие специально покупала за немаленькие денежки. Ладошками приподняла груди – крупные твердые яблоки, и с усмешкой взглянула на фотомастера, тот стоял столбом, только что не облизывался и слюни не пускал.

Тоже неторопясь стащила и брючки, трусишки узкие и маленькие, как плавки. И они, и лифчик, одинаково голубенькие с маленькими красными цветочками. Кинула всё на стул, снова взглянула на Федю-Теодора – тот всё так же глаз с неё не сводил. Была очень довольна собой – нравилось вот так заводить парней. Зачем это делала, сама не знала, просто так, для смеха, чтобы у них трусы трещали.

Теодор, он же Федя, глядел на всё это приоткрыв рот, Клео засмеялась.

– Ротик закрой – птичка какнет! Дальше чё? С тобой уписаться можно!

Следует сказать, что это выражение, совершенно безобидное и даже просто детское, было у неё любимым, употребляла его часто и как попало. И в школе, и в училище, и даже в конторе, её так и звали «Клео – уписаться можно».

Фотохудожник закрыл рот и схватился за камеру с длинным объективом.

– Ложитесь на диван, на бочок, верхнюю ножку чуть приподнять. Послушно легла и приподняла, трусики сразу спустились, почти полностью открыв то, что было под ними. Знала это и спросила ехидно:

– Увидел, че хотел? Больше тебе ничё не надо?

Федя-Теодор молча снимал и снимал, потом произнёс негромко и чуть хрипло:

– Теперь на спинку, и ножки раскинуть.

– Уписаться с тобой можно, – повторила, легла на спину и ноги раскинула во весь диван, проявила творческую инициативу, сложила руки под головой и приподняла грудь.

Вид лежащей перед ним почти голой девушки подействовал как удар кнута – фотограф мгновенно почувствовал сильнейшее сексуальное возбуждение и оно сразу же, словно по невидимым волнам, передалось и Клео, голова у нее закружилась. Глядела на большие, сильные руки и думала, что не только они у парня такие…

Как говорилось в прежние чудесные и неповторимые времена, Клео лишилась невинности ещё в школе, во время похода туристом по лесным просторам. Рюкзак за плечами, костёр, тушёнка на сковородке и, конечно, бутылки со слабо- и крепкоалкагольными напитками, иначе просто не бывает и быть не может никогда. Её партнёр оказался робким и неумелым и от первого секса она не получила никакого удовольствия. К тому же положил её прямо на сухие колючие сосновые шишки и спина вся была в маленьких ранках и долго болела.

Сексом Клео продолжала заниматься во время пребывания в медицинском училище и даже когда служила в конторе, но большой радости от него не имела, что было, конечно, странно…

Федя-Теодор на минутку оторвался от камеры.

– Ах, какая фотогеничная внешность! Какая божественная фигура! Снимал бы целый день! Я просто влюбился!