Золотой унитаз

Ева Сидоровна сделала вид, что ничего не слышала, и продолжала:

– А я в сантехнику двину, постараюсь быстро обернуться, не пошла бы, да уже договорилась. А дело важнейшее! – ждала вопросов, что за дело такое, но собеседники молчали, тогда сказала сама: – Зачем туда, вжисть не угадаете!

Типкин не заставил себя ждать, сразу выступил.

– Знаю, знаю! Самолёт покупать!

Клео захохотала, громко и обидно.

– Папан! Прикольно! Уписаться можно!

– Вам всё смешки, – Ева Сидоровна покачала головой. – За золотым унитазом!

Муж и дочь смотрели на неё, приоткрыв от удивления рты, Рауль Лукич опомнился первым.

– Чё-то я плохо слышать стал… Повтори, пожалуйста.

И она с удовольствием повторила:

– За золотым унитазом! Будет у нас такой в сортире стоять! Блестеть и сверкать!

– Маман! Полный облом! – только и смогла сказать Клео.

А Ева Сидоровна продолжала свой рассказ:

– Была надысь в одном дому, кругом блеск! Импорт! А в ванной и сортире – голые бабы!

– Бабы! Голые! – не выдержал Типкин. – Совсем, али частично?

– Ну, горе моё! Охламон! Фотки там такие висят большие! В полстены!

Клео тоже не могла не выступить.

– Зашибись – не сортир, а вернисаж! – и громко запела: – Ах, вернисаж! Ах, вернисаж! Какой портрет, какой пейзаж!

– Вернисаж, это точно, – согласилась с мей мать. – Заходишь туда, и всё у тебя поёт! Там главное углядела – золотой унитаз!

– Зачем такой? – спросил Типкин.

– Затем, что ты дурень! Ниче не соображаешь! С ним совсем другой настрой жизни!

– Писать в него точно нельзя, – съехидничала Клео. Но Ева Сидоровна этого не заметила.

– Можно! Очень даже замечательно! Сидишь на ём, а душа так и поёт!

Тут и Рауль Лукич малость добавил:

– Соловьём! Али какой другой птичкой?

Клео продолжала серьёзно, старалась не улыбаться.

– Что же она поёт? Какие-такие песни? Может, Битлз?

Ева Сидоровна всё-таки поняла, что над ней смеются, и сказала уже сердито:

– Сама ты Битлз! Убьюсь, а куплю! Ни у кого нет, а у меня – вот он! – но даже обида на мужа и дочь не могли испортить её торжества: – Будет, будет унитазик! Уже заказали мне его в этой… Как её… Жапане!

Клео не поняла, переспросила.

– Какой ещё жапане? Ты не путаешь?

– Так мне Иван Васильич, товаровед на базе, обещал.

– Это Япония! – догадалась Клео, А Типкин тихо пробормотал:

– Жапан… Кругом жапан…

Ева Сидоровна не слушала ни мужа, ни дочь, все её мысли и были там, на базе сантехники, и решительно скомандовала:

– Я уехала! Ежели этот доцент…

– Доцент, – поправила Клео.

– Молчи! Один чёрт! Без меня заявится, держите его за хобот, я приеду и сама разберусь, кого Маргоша подсунула. – Сказала и торопливо ушла. Несколько минут отец и дочь сидели молча, потом Клео фыркнула;

– Золотой унитаз! Что за фигня! Но интересно!

Типкин подошёл к окну. Недавно кончился дождь и на тротуарах стояли лужи, большие и маленькие, стоял и глядел на эти лужи, на проходящие редкие машины, на серое небо. О чём он думал?

Может быть о том, что ему скоро пятьдесят и жизнь практически уже прошла? А он не посадил дерево, не построил дом, нет и сына… Но его мысли были о другом: скоро идти на работу в ресторан, будет снимать и надевать плащи и пальто, собирать рубли и бумажные десятки… И в этом был для него какой-то интерес – один вечер не походил на другой.

Внизу к подъезду подкатило такси, обходя лужи к нему двинулась Ева Сидоровна. Проводил машину взглядом и, почему-то, пробормотал под нос:

– Жапан… Не жисть настала, а сплошной универмаг…

7

В своей комнате Клео танцевала. Орал плеер во всю глотку, что-то пела, импровизировала – набор английских слов из разных песен. Потом приглушила музыку, скинула кофточку, махнула и громко сказала-объявила:

– Выступает народная артистка! Звезда нашей эстрады! Клео! Аплодисменты! Аплодисменты! – захлопала ладошками, закланялась, протянула руки, вроде бы получая букеты цветов. Вытерла пот со лба и добавила: – Прикольно! Полный отпад! Так и будет, добьюсь всё равно!

Включила было плеер, собралась снова петь и прыгать, но услышала стук в дверь, и выключила. Надела кофточку, рукой пригладила волосы.

– Ещё один женишок явился! Доцент! – и крикнула: – Эй, кто там, заходь, не боись! Тут не кусаются!

Дверь медленно приоткрылась и в комнату заглянула голова в круглых больших очках. Они сидели на достаточно большом носу, цеплялись за тоже немаленькие уши от которых спускались короткие, светловатые волосы, внизу сходились в тоже коротенькую и реденькую бородку. Голова внимательно глядела на Клео, а она на неё. «Если бы не очки, точно козёл!» – подумала хотела засмеяться, но сдержалась и скомандовала:

– Чё встал, как пень? Пришёл, так залазь!